3.4. Становление античной личности

В античной культуре, где, как известно, мифологические и релиозные начала сильно ослабевают, а государство имеет ограниченное влияние на человека, впервые складывается самостоятельное поведение человека и, как следствие, пер¬вая в истории человечества личность. Вспомним поведение Сократа на суде. С одной стороны, он идет на суд и соглаша¬ется с решением общества, назначившего ему смерть. С дру¬гой — Сократ предпочитает оставаться при своем мнении. Он твердо убежден, что его осудили неправильно, что «смерть — благо» и «с хорошим человеком ничего плохого не может быть ни здесь, ни там, и что боги его не оставят и после смерти». Сократ как личность хотя и не разрывает с об¬ществом, тем не менее идет своим путем. И, что существен¬но, не только Сократ выслушивает мнение суда, т. е. обще¬ственное мнение, но и афинское общество выслушивает до¬статочно неприятные для него речи Сократа и даже, как нам известно, через некоторое время начинает разделять его убеждения. Отчасти Сократ уже осознает свое новое положе¬ние в мире. Например, он говорит на суде, что ведь Сократ не простой человек, а также где человек себя поставил, там и должен стоять, невзирая ни на что и даже на смерть.

В теоретическом же плане речь идет о формировании са¬мостоятельного поведения, которое невозможно без создания «приватных схем» (например, представлений, что Сократ не простой человек, что он сам ставит себя на определенное место в жизни и стоит там насмерть). Приватные схемы вы¬полняли двоякую роль: с одной стороны, обеспечивали (ор¬ганизовывали) самостоятельное поведение, с другой — зада¬вали новое видение действительности, включавшее в себя два важных элемента — индивидуальное видение мира и ощущение себя микрокосмом (уникальной личностью, «Я»).

Случайно ли, что по форме становление античной лично¬сти происходит на сцене суда? Думаю, что нет, так же как не случайно распространение подобных же сюжетов в ан¬тичном театре. В произведениях Эсхила, Софокла, Еврипида и других известных греческих драматургов герои ставятся в ситуации, где они вынуждены принимать самостоятельные решения и при этом, как показывает А. Ахутин, обнаружива¬ют свою личность. Античная личность складывается в по¬пытке разрешить следующее противоречие: человек должен действовать в соответствии с традицией и не может этого сделать, поскольку нарушит традицию. В этой драматиче¬ской ситуации герой вынужден принимать самостоятельное решение, так же нарушающее традицию. Так вот суд и театр оказываются той единственной формой, в которой вынуж¬денный самостоятельный поступок героя получает санкцию со стороны общества. Одновременно формой становления личности и его сознания. Не то чтобы общество оправдывает поступок героя, оно осмысляет этот поступок, переживает его, вынуждено согласиться, что у героя не было другого вы¬хода.

«Зевс, — пишет Ахутин, анализируя Орестею Эсхила, — ставит Агамемнона в ситуацию чисто трагической амехании (т. е. невозможности действовать в условиях необходимости действовать. — В. Р.). Услышав из уст Кальханта волю Арте¬миды, Агемемнон погружается в размышление: "Тяжкая па¬губа — не послушаться; тяжкая пагуба и зарубить собствен¬ное свое дитя, украшение дома, запятнав отцовские руки по¬токами девичьей крови, пролитой на алтаре. Как же избегнуть бедствий?!" Именно это, а не хитросплетение су¬деб само по себе интересует трагического поэта и зрителей: как человек решает, толкует оракулы и знамения, приводит в действие божественную волю, что с ним при этом происхо¬дит и как он "впрягается в ярмо необходимости"»1.

В сходной ситуации амехании оказывается и сам Орест, вынужденный убить собственную мать. «В этом месте, кото¬рое уже не будет пройдено, в эту минуту, которая уже не пройдет, все отступает от него: воли богов и космические махины судеб как бы ждут у порога его сознания, ждут его собственного решения, которое никакой бог не подскажет ему на ухо и которое приведет в действие все эти безмерно превосходящие его силы»2. Решение убить свою мать «при¬нимается Орестом потому, что только так он может вырвать¬ся из слепых обуяний — яростью ли гнева, паникой ли стра¬ха—в светлое поле сознания. «Он поступает так, как дол¬жно, — замечает Б. Отис, — но, поступая так, он не утверждает, что поступает хорошо, он не впрягается в ярмо необходимости. Он действует с открытыми глазами и бодр¬ствующим сознанием»3.

В третьей части трилогии зритель входит в «мир разбира¬тельства, осмысления, в мир "логоса"... амехания не столько преодолевается, сколько обретает осмысленную форму суда, учрежденного навеки, иначе говоря, суда, раскрываемого как вековечное основание человеческого и космического бытия. Отныне ничто не может быть раз и навсегда таким-то. Все подсудно, подочетно, ответственно»4.

Наконец, Ахутин поясняет, почему в данном случае театр и суд. «Герой, попавший в ситуацию трагической амехании, как бы поворачивается, поворачивается к зрителю с вопро¬сом. Зритель видит себя под взором героя и меняется с ним местами. Театр и город взаимообратимы. Театр находится в городе, но весь город (а по сути, полис, античное обще-ство. — В. Р.) сходится в театр, чтобы научиться жизни перед

1 Ахутин А. В. Открытие сознания // Человек и культура. — М., 1990. — С. 25.

2 Там же. — С. 35.

3 Там же. — С. 33.

4 Там же.-С. 39.

зрителем, при свидетеле, перед лицом. Этот взор возможно¬го свидетеля и судьи, взор, под которым я не просто делаю что-то дурное или хорошее, а впервые могу предстать как ге¬рой, в эстетически завершенности тела, лица, судьбы — словом, в "кто", и есть взор сознания, от которого нельзя укрыться. Сознание — свидетель и судья — это зритель. Быть в сознании — значит быть на виду, на площади, на позоре»1.

Ахутин напирает на «открытие сознания», но я бы этот прекрасный материал использовал для объяснения того, как происходит «становление античной личности». Ведь что Алутин показывает в своей реконструкции? Во-первых, что античные поэты воспроизводят в своих произведениях те си¬туации, в которые вто время попадали многие. Их суть в том, 4to человек не может больше надеяться ни на богов, ни на традиции (обычаи) и поэтому вынужден действовать само¬стоятельно (сравни метания вавилонского горожанина в се¬редине первого тясячелетия до нашей эры, когда он разоча¬ровался и в богах и в защите и всевластии царей). Во-вторых, в ситуациях амехании античный человек вынужден опирать¬ся только на самого себя, но в силу мифологического созна¬ния еще истолковывает свое самостоятельное поведение в превращенной форме, а именно как трагическое действие, выставленное на суд богов. Кстати, и Сократ на суде говорит, что «исследовал дело по указанию бога», что и после смерти «боги не перестают заботиться о его делах», что с детства «ка¬кой-то голос» (гений, личный бог? — В. Р) отклоняет его от неправильных решений, а «склонять к чему-нибудь никогда не склоняет» (т. е. во всех остальных случаях Сократ действу¬ет самостоятельно)2. В-третьих, именно театр и суд предъяв¬ляют для античного человека новые формы самостоятельно¬го поведения, в лоне суда и театра происходят их осмысление и трансляция.

Мои психологические исследования показывают, что необходимое условие выработки самостоятельного поведе-

1 Ахутин А. В. Цит. соч. — С. 20—21.

2 См.: Платон. Апология Сократа // Собр. соч.: В 4 т. — М., 1994. — Т. 1.-С. 85-86.

ния — обнаружение, открытие человеком своего «Я», оно неотделимо от формирования им «образа себя», приписыва¬ния «Я» определенных качеств: я такой-то, я жил раньше, буду жить, я видел себя во сне и т. д. По сути, «Я» человека парадоксально: это тот, кто советует, направляет, управляет, поддерживает, и тот, кому адресованы эти советы, управля¬ющие воздействия, поддержка. «Я» и формирующаяся на его основе личность — это собственно такой тип организации и поведения человека, в котором ведущую роль приобретают «образы себя» и действия с ними: уподобление и регулирова¬ние естественного поведения со стороны «образов себя» — сознательное, волевое и целевое поведение; отождествление ранее построенных «образов себя» с теми, которые действу¬ют в настоящее время, — воспоминание о прошлой жизни; поддержание «образов себя» — реализация и самоактуализа¬ция и т. п. Сам человек обычно не осознает искусственно-се¬миотического плана своего поведения, для него все эти дей¬ствия с «образом себя» переживаются как естественные, природные состояния, как события, которые он претерпева¬ет.

Еще одно необходимое условие самостоятельного пове¬дения — формирование «психических реальностей» (о пси¬хических реальностях смотри1). Действительно, выработка самостоятельного поведения предполагает планирование и предвосхищение будущих действий и переживаний, смену одних способов деятельности и форм поведения на другие, причем человек сам должен это сделать. Первоначально че¬ловеку кажется, что подобные планы и предвосхищения, смены и переключения сознания и поведения подсказыва¬ются и идут со стороны, от богов, гения, других значимых людей. Но по мере того, как человек научается сам строить эти планы, предвосхищать будущие события и их логику, из¬менять в определенных ситуациях свои действия и поведе¬ние, подобные планы, предвосхищения и переключения становятся необходимыми условиями самостоятельного по-