Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
110947_00060_vladimirskiy_budanov_m_f_obzor_ist....doc
Скачиваний:
22
Добавлен:
01.12.2018
Размер:
3.86 Mб
Скачать

II. Общие имущества родителей и детей

Для правильного разрешения вопроса о принадлежности имущества родителям и детям вместе мы можем воспользоваться только сделками об отчуждении имуществ. В тексте книги была указана ошибочность мнения Неволина, который отчуждение имуществ (в равно и приобретение их) от имени отца и матери и их детей считает формой, скрывающей другое содержание, т. е. обозначение перехода имуществ в собственность. Так как иногда встречаются акты отчуждения от имени одного отца, то некоторые видят в этом основание придерживаться старого мнения Неволила (см, В.М. Сергеевича "Лекции и исследования", 1899, стр. 389). Само собою разумеется, что исключением из нашего вывода не могут быть признаны случаи неимения детей или наличность малолетних детей. Кроме того, заведование имуществами, при общих правах собственности на них, разумеется, принадлежит домовладыке; однако и при этом взрослый сын заменяет в сделках отца без особей легитимации; а при полной дряхлости отца и все права заведования имуществом могут перейти к сыну (см. выше об избрании большака из сыновей при живом отце).

За этими оговорками значение актов отчуждения от имени отца и детей остается в полной силе. Мы можем лишь уяснить показания актов, приведя большее количество примеров, которые должны бы быть известны исследователям, но на истинный смысл которых мало обращается внимания. Так, в ХVв. не только сделка купли-продажи, но и отвод купленной ветчины совершается от имени продавцов - родителей и детей: "Се язъ Некидко, Ефросиньин ключник Ивановой жены Андреевича, в государыни своей место в Ефросиньино да в сына ее место, в Генадьево, отвел есмь село Спаское игумину Леонтью митрополичю земли и воды, и селище и пустоши..." (1453 г, Ак., отн. до торид. быта, 147, 1). Эквивалент за продажное имущество получают как родители, так и дин: "Се язъ митрополич дворецкий Феодор Феодорович Сурмнн купил есмь в дом преч. Богородицы... у Ивана У Близнеца, у Иванова сына у Ларионова и его детей у Кости, у Ширяя. да у Матфея их отчину деревню У сохи... А дал есмь им на той деревне... тридцать рублев, да овцу пополнка. А купил есмь у них ту деревню и селицо в прок без выкупа..." (1506-1509 гг., там же, VI). Дети дают позволение отцу на продажу вотчины: "Се яз Феодор Никитич Бутурлин купил есмь у Игнатья у Михайлова сына у Чертова, да у его детей - у Степана да у Михаила их вотчину село Хлябово..." (ок. 1511 г., там же. VIII); к этой купчей следует приписка: "Се азь Допило Клобуков что купил Федор Бутурлин у Игнатья у Чертова, у моего тестя, сеяо Хлябово, и тому селу Хлябову жена моя и дети мои отчичи, и мы то сеяо Феодору ослободили купити, а нам до того села дела нет". Дочь, при братьях и притом вышедшая замуж, тем не менее считает себя "отчичкой". Смысл общности имуществ в особенности ясен, когда дело идет о матери и es детях: "Се язъ Русин Феодоров сын Фомичя купил есмь в дом пртч. Богородицы... у Онтониды у Поропшнскне жены Елдегина и у ее детей: у Ивана у Сувора да у Афанасья у Буруна, да у Григорья у Мосла, да у Фрола, да у Герасима у Шестака. да у Феодора их вотчину треть сельца Степановского Елдегина..." (1526 г.. там же, XVI) "Се язъ Русин Феодорович купил есмь в дом пречист Богородицы... у Феодосии у Остафьевны дочери Глебова у Мясоедовские жены Шумова сына Елдегина и у детей; у Еремея у первого, да у Степана, да у Лаврентия у Третьяка их отчину деревеньку Жабинскую, чем ее благословил муж ее Мясоед Шумов сын Елдигина и своих детей опосле своего живота..." (1526. там же. ХIХ). Таким образом вотчина после смерти мужа переходит в общую собственность жены и детей. Покупщики называют купленную ими вотчину общей вотчиной продавца - отца и детей (1525-1526): "Се язъ архимандрит Гирасим Пречистыя Отманова монастыря... купили есмя в ГТречнстыя дом у Матфея у Тимофеева сына Воеводина да у его детей, у Василья, да у Гаврила, Федора, да у Коняя, да у Петруши, да Федора, да у Микулы их вотчину деревню Оесяниково" (Углицк. акты, стр. 102; см также Ак.. отн. до юрид. быта, 147, XX, XXII и др.).

Прямое выражение участия сыновей в сделках по недвижимым имуществом неоднократно и непререкаемо является в актах. В 1509 г. менялись землями митрополит и Климентей Афанасьев Тутолмин со своими детьми - "с Микитою да с Алексеем Скрябою да с Иваном Образцом да с Тимофеем"; митрополичий волос тель выменял митрополиту у Климентея и его детей их вотчину - деревню Иваки но на реке на Мал. Киржаче: а променял Климентью и его детям деревню Зубцово - митрополичью домовую: "А азъ Климентей с своими детми променяли есмя свою отчину, а приняли есмя к той деревне к Зубцову пятьдесят рублев". Затем за послу хами следует подпись: "По сей меновой грамоте язъ Никита с своим отцом с Климентеем и со своею братьею с митрополичьим волостелем... землями меняли и деньги приняли пятьдесят рублев к деревне к Ивакину по тому, как в сей в меновой грамоте писано, а подписал язъ Никита на сей грамоте своею рукою" (Ак.. относ до юр. быта, №156. XIV). Реальное участие детей доказывается также следующими актами: "Се язъ Михаиле Колупаев сын Прпклонского купил есми у Самойла Федорова сына Кутарина, да у его жены Марьи у Баташевы дочери Лопатина, да их сына у Евсевья их отчину... деревню Брудец... А дал есми Самойлу. да его жене Марье, да их сыну Евсевью к той деревне... сто рублев и полсемидесят рублев... А у меля у Самойла и у моей жены у Марьи и у сына нашего у Евсевья та отчина не продана, ни променена... А где на ту деревню... явится купчая или меновая... и нам Самойлу и жене моей и сыну нашему Евсевию ту деревню... очищати... А что Михайлу в той деревне и лугу учинится убытка, и нам Самойлу, и моей жене и нашему сыну те убытки Михаилу и его детем платить все сполна; а [...]" (1560-1561. XXII). На обороте купчей написано "...к сей купчей азъ Самойло руку приложил и е жены своея и е сына своего место" "Се азъ Иван Степанов сын Урусов с сыном своим Иваном продали есми в прок.. в дом преч. Богородицы... вотчину свою купленную... селцо Степановское... А взяли мы я Иван Урусов с сыном своим Иваном за ту свою вотчину... две тысячи рублей денег. А та наша вотчина... иному никому не продана... От каких крепостей тое своей вотчины не очистим, и н" мне Иване и на сыне моем взяти... две тысячи рублев..." А сзади у подлинника купчей написано: "К сей купчей Иван Урусов вотчину свою продал и деньги все сполна взял и руку приложил. К сей купчей Иван Иванов сын вотчину свою продал и руку приложил" (1643; XXVI). В первом случае отец заключает сделку за себя и за сына; во втором - оба покупщика, отец и сын, расписываются каждый за себя. Такое же значение имеют и следующие акты. В деле Шарапа Баскакова с Троицким Махрищским монастырем 1534 г. приведена закладная кабала упомянутого Шарапа 1522 г. такого рода: "Се язъ Микита Шарап Семенов сын Гаврилова с своими детьми, с Иваном да с Мишою, заняли есмя у Троицкого у Махарищского монастыря у казначея у Осафа монастырских денег казенных сорок Рублев денег Московских ходячих от Петрова заговенья до Рождества Христова, а рост наш ему дати по розчету как идет в люден на пять шестой; а поляжет сребро по сроце, и нам ему дати рост по томуж розчету: а в сребре есмя и в росту все три - один человек: кой нас в лицах, на том сребро и рост. А в том есми серебре и в росту заложили свое селцо Полосине да деревню Глинково со всем с тем, что к тому селцу и к деревне истари потягло... А опричь мне Никите и моим детем игумена Ионы с братьею, будет нам не до земли, и нам не продати, ни заложити никому, ни по душе не дати, никоторою хитростью не ухитрити. А не заплачю язъ Микита денег на срок и мои дети, и - но ся кабала и купчая грамота" (Акты, относ, до юридич. быта, № 52. IV). Если признать солидарность обязательства результатом добровольного соглашения, то общность вещных прав отца и детей остается вне всякого сомнения: все они вместе закладывают одно общее имущество. "Се язъ Савелий Гордеев сын Колачник углечанин посадский человек, да с своими детми с Федором, да с Петром, да с Терентьем. дали есми в дом Пречистой Богородицы и преподобному чюдотворцу Кирилу Белозерскому... двор свой на посаде". По формуле Неволина, участие детей дарителя есть фикция, тем более, что даритель говорит далее от своего единичного лица: "дал есми". Но на обороте дарственной есть подписи, а именно первая следующая: "священник Карп к сей даной в детей своих место духовных Савелья Сергиева сына и его детей Федора, да Петра, да Терентия руку приложил". Это уже ни фикция, а участие живых людей в сделке. Акт датируется 1568(9) годом; вот другой акт - около того же времени (1576): "Се язъ Федор Григорьев сын Юхнова с своими детми с Ураком, а молитвенное имя Федор, да с Яковом дали есмя в дом Живоначальной Троице... вотчину свою старинную в Угличском уезде... А похочет который нас постричись, и им пожаловати нас постричи... А Бог нас пошлет по душе, и нас положит у Живоначальные Троицы... и написати нас в вечной сенаник. А будет нам, мне Федору и моим детям Ураку да Якову и женам их и детем до тое вотчины дело, и нам дати... за тою вотчину сто рублев денег, чем душа наша поминати. А тою вотчиною нам владати по старине". На обороте подписи: "К сей даной яз Урак в оца своего место Федорове и в свое руку приложил. К сей даной язъ Яков руку приложил". Здесь нет признаков фикции даже во внешних формах выражений: все трое являются совлйдельцами вотчины и отчуждают ее все. распространяя право семейной общности на жен и детей (непоименованных. С. Шумакова. "Угличские акты"№ XXXVII и XI). Если пойдем в глубь старины, то найдем, что там черты семейной (и родовой) общности прав на имущества еще яснее, тверже и обширнее: например, в купчей 1520 г. читаем: "Се язъ Иван Осюннн сын Сущова. да язъ Иван Ортемъев сын Сющова купили есми у братьи и у своих племенников: у Остафия у Осюннн а сына да у его детей - у Ивана да у Якова, да у Левонтья у Осюнина сына, day его сына у Давыда, day Нечая, у Онцифора у Степанова сына, да у Микиты у Ортемьева сына у Сущовых. их выти деревню Митяево да деревню Козлино". Среди подписей послухов находим следующую подпись продавца: "По сей купчей грамоте яз Пеан (с) своим отцом а своими дядьями и своею братьею землю продал и руку свою приложил" (там же. № LIII). Если бы человек, напитанный понятиями нынешнего вещного права, возразил, что продавец действует как поверенный, то доверяющими являются не только его отец, но и "братья" (родной и двоюродный), т. е. также сыновья пои отцах. В актах, изданных Федотовым-Чеховским (№ 10), находим судебное дело, в котором ответчиком является "Гридка Афонасьев и в отца своего место"; он заявляет, что истец Ушак, намеревавшийся искать земли и пожен "на моем отци... да и на мне, на Гридке, не явился к суду". "А то, господине (говорит ответчик), земли отца моего Офонасьева, да и мои". Князь "присудил те земли и пожни Офонасью и его сыну Гридке и велел дати Гридке и его отцу Офонасью грамоту правую бессудную". Представляемые примеры берем не по выбору из многочисленных ныне изданий актов, а из первого подручного собрания их и могли бы увеличить их ad libitum. Но полагаем, что для беспристрастного наблюдателя их достаточно: дело не в количестве, а в смысле их. Думаем, что если бы Неволин располагал такими же материалами, какими обладаем мы ныне, то и он, несмотря на свое постоянное подчинение понятиям действующего Свода, не решился бы настаивать на своей теории.

Само собой разумеется, что общность вещных прав родителей и детей имеет, подобно общности супружеских имущественных прав, свои пределы. Обозначим один из них: отец при своей жизни допускает выдел детей и берет часть на прожиток: этой частью он распоряжается одни; отсюда является ряд таких актов, в которых отец, отчуждая вотчину, гарантирует неприкосновенность сделки и от своих детей. Другой случай: взрослый сын получает при жизни отца поместье в отвод и там заводит свое отдельное хозяйство, между тем родовые вотчины остаются под управлением отца; возникают отдельные имущества у невыделенного сына и отдельные сделки обеих сторон. Вопрос, мог ли отделенный сын иметь собственное имущество, разрешается в утвердительном смысле уже с древних времен: так, имущество умершей матери, уже по Русской Правде, принадлежит детям, хотя и состоит в управлении вдового отца. Кроме наследства дети могли получить со стороны специальный дар. Но других источников приобретения собственного имущества неотделенными детьми предположить нельзя: все приобретаемое детьми путем возмездных сделок и труда составляло общую семейную собственность. (Неволин. предполагая с древнейших времен безусловное право и отделенных и не отделенных детей на отдельную собственность, говорит: "между родителями и детьми могли быть и тяжбы об имуществе", и ссылается на выражение устава Владимира: "братья или дети тяжються о задницю". Но это выражение означает: братья или дети умершего будут тягаться о наследстве между собою").

Подобно тому как общность имущественных прав супругов постепенно разрушается в XVII в., и общность прав родителей и детей ослабляется законами 80-х гг. этого века (см. текст). Но мы говорим "ослабляется", ибо разрушить столь прочное, вековое создание народного обычного права было нелегко. Поэтому оно совершенно ясно выступает даже в самом конце XVII в., особенно когда речь идет о правах вдовы-матери и ее детей. Приведем пример: "Се язъ вдова Огрофена Прокофьева дочь Яковлева жена Вельяшева с детми своими с Иваном болшим, да с Иваном меншим Яковлевым детьми Вельяшева... что применяла я Ографена с детми своими игумену Ионе с братнею... из поместья своего в Углицком уезде... пустошь Шишкине... а против того выменила я вдова Огрофена с детми своими у него игумена Ионы... из монастырской их вотчины в пустоши Теренине четверик пашни... И к допросу стать сыну моему Ивану большому в поместном приказе, а мне, Огрофене, с сыном же своим Иваном же меншим. к допросу стать на Углече... И впредь мне и детям моим и женам их и детям до той нашей поместной пустоши... дела нет и тою променною пустошью нам не владеть. А буде мы... хотя в малом в чем не устоим, и на мне, вдове Страфене. и на детям моих... и на женах их и на детях взять... за неустойку 100 рублей денег". На обороте подписи такие: "К сей меновоной записи села Воскресенского Воскресенской поп Диомид Иванов вместо дочери своей духовной - вдовы Агрепены Прокопьевы дочери Яковлевские жены Вельяшева, по (ее) веленью, руку приложил. К сей меновой записи Алексей Баранчеев вместо Ивана большево да Ивана, менынево Вельяшева, по их веленью, руку приложил". (С.А. Шумакова. "Углич, акты", № LXXVIII, 1692 г. надо читать 7200: см. акт. 97). Кто же был собственником имения: вдова или два ее сына? Если вдова, то зачем сыновья не только участвуют в сделке, но действуют от своего лица при ее подписи и утверждении? Лишь тогда, когда наступает семейный раздел, члены семьи получают личные права на части общего имущества (см. там же № XCVII, о тех же лицах).

Одно последнее замечание: зачем мы так настаиваем на восстановлений отживших порядков общесемейных институтов, столь далеких от ныне действующего права? Разумеется, они я сами по себе дороги для нас как историческая истина. Но отжили ли они? Несравненно большая масса жителей России и теперь подчиняется не началам Свода, а тем нормам, которые мы иногда отказываемся допустить даже в седой старине. Эти "древности права" суть весьма живая новость. Быть может, они заключают в себе какие-нибудь достоинства, кроме своей долговечности; но если научное правоведение будет их игнорировать, то практика и подавно обречет их ни гибель.