Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
хрестоматия.doc
Скачиваний:
7
Добавлен:
15.11.2019
Размер:
1.48 Mб
Скачать

Примечания

  1. Шишков, В.Я. Чуйские были: роман; очерки; рассказы. – Барнаул, 1986. – 495 с.

  2. Повесть впервые была опубликована в коллективном сборнике: Московский альманах. – М., 1923, Кн. 1. – С. 45-209.

  3. См.: Виноградов, В.В. Проблемы сказа в стилистике // Поэтика. – Л., 1926. – С. 28; Томашевский, Б.В. Стилистика и стихосложение. – Л., 1959. – С. 174; Корман, Б.О. Изучение текста художественного произведения. – М., 1972. – С. 35.

  4. Шишков, В.Я. Страшный кам: повесть; роман; рассказы; очерки. – Иркутск, 1985. – 452 с.

  5. Ульгень – Великий дух, создатель мира.

  6. Эрлик – дух зла, властитель преисподней.

Л.А. Беломытцева

История одной любви в творчестве е. Гущина (повесть «Красные лисы»)

Творчество Е. Гущина на данный момент практически не изучено, несмотря на широкую известность этого писателя в 80-е годы на Алтае. Тематика его рассказов, повестей разнообразна – это и рассказы о природе, и повести о провинциальных сибирских чудиках. Среди них заметно выделяется повесть «Красные лисы». Она интересна своей особой поэтичностью. Заметим, что данная работа – лишь попытка интерпретации повести «Красные лисы», само же произведение представляется нам многомерным, как любое талантливое произведение, и заслуживает более тщательного исследования. Таким образом, цель работы – наметить аспекты для будущих исследований прозы Е. Гущина.

Повесть «Красные лисы» – это история любви, которая заканчивается драматично: главный герой Иван вынужден оборвать свои чувства к молодой девушке Вере по просьбе своей семьи. Но здесь традиционный любовный треугольник, который составляют Иван, его жена Мария и молодая Вера, «затушевывается» другой «фигурой» – кругом, несущим определенную смысловую нагрузку на композиционном и идейном уровне произведения. Так, можно выделить несколько кругов: семейный круг (к нему относятся отец, брат Ивана, Григорий, и собственно семья Ивана – жена и дети), круг любовный (Вера и Мария), родовой круг в широком смысле этого слова, связанного с традиционным крестьянским укладом жизни: «Много лет отец описывал круги на своем тракторе вокруг березника, поднимая то весновспашку, то зябь, и поле кормило его и многих других людей, которых он никогда не знал и не видел. Сошел отец с круга, и его сменил Иван. Жизнь на поле по-прежнему тоже шла кругами: возрождалась, созревала и, дав семена для продолжения рода, умирала. Вечным было поле и щедрым. Оно не только кормило многих людей, но и наполняло жизнь Ивана мудрым смыслом, без которого человеку никак нельзя» [1, с. 162]. Образ круга также воспроизводится и в хронотопе повести: местом встречи Ивана и Веры становится поле: «Иван завел трактор и пустил его по загонке – вокруг березника, привычным кругом» [1, с. 163].

Таким образом, фигура круга указывает на некую форму мышления, связанную с природным земледельческим циклом, со своеобразным служением не только для своей семьи, но и для человечества вообще.

Вырваться из привычного круга главного героя заставляет любовь, которая всегда алогична. Своеобразной метафорой любви Ивана и Веры становится пара лис, маркирующая пространство на «свое» и «чужое»: «Пойдем к нашим лисам, – иногда говорила Вера, и Ивана обдавало трепетной радостью от слова «наши». Значит, появилось у них то, что принадлежало только ей и ему и никому больше» [1, с. 165]. Образ красных лис – это также попытка закрепить себя в мире вне круга, создать свой микрокосм, где было бы комфортно им обоим.

Данный образ, вынесенный в заглавие, создает/ формирует оппозицию «свободное-несвободное»:

«– Какие они вольные, – шептала она тихо, одними губами.

– А мы? – с улыбкой спрашивал он тоже шепотом.

– Нам ничего нельзя.

– Почему?

Она укоризненно взглядывала на него.

– Потому что мы – люди»[1, с.165].

Так, герои осознают свою несвободность, запрещенность их отношений, что своеобразно подготавливает развязку повести.

Помимо этого в Вере обнаруживается внешнее сходство с лисой: «она была длинноногая, легкая и очень молодая. У нее были ярко-рыжие перепутанные ветром волосы и зеленые глаза» [1, с. 164]. Сама героиня упоминает о своем мистическом родстве с этими животными: «Мне даже иногда кажется, что когда-то давно-давно... много веков назад я была лисицей. Правда-правда так кажется. Я их и люблю поэтому. Ведь они мне – родня» [1, с. 173].

Также Веру отличает особая легкость: «Мелькая между тонкими стволами, рыженькая, длинноногая, она легко бежала к нему в светлом плащике. Казалось, даже не бежала, а летела над землей, не касаясь ногами ни листьев, ни трав…» [1, с.172]. В связи с этим возникает аллюзия на рассказ «Легкое дыхание» И. А. Бунина. В Вере, так же как и в Оле Мещерской, заключена частичка «легкого дыхания», того, что И.А. Бунин назвал «утробностью». «Утробность» Веры – это прежде всего особое мировосприятие, когда все природные цвета, запахи и звуки чувствуются «так остро, что даже больно». Она «заражает» героя своей легкостью, и с Иваном происходит духовное преображение: «раньше-то я эту симфонию в упор не слышал. Передают и передают. Как вроде и не для меня. А тут – уши открылись. Да что там уши! Глаза и те по-новому видят. И вот это полюшко, – Иван обвел рукой вокруг себя, – с малолетства знаю, а только недавно и разглядел, какое оно красивое...» [1, с. 168]. Здесь также работает и этимология ее имени: героиня пробуждает веру в новую, свободную и счастливую жизнь. Она вырывает Ивана из привычного круга, и он начинает более тонко и остро воспринимать мир.

Вере в повести противопоставлена Мария, жена Ивана, уже немолодая, но искренне любящая своего мужа. По мнению П. Флоренского, «Мария, самое женственное, равновесное и внутренне гармоничное, доброе имя» [5, с. 323]. Действительно, Мария выступает как хранительница домашнего очага, ее стихия – смирение: «Все-то она знала, догадывалась сейчас, зачем на нем новый пиджак и белая рубашка, и – ни слова. Это Ивана всегда мучило больше, чем если бы она укоряла его, стыдила» [1, с. 170]. Подобная оппозиция воспроизводит библейский миф о Лилит и Еве, где природа первой – демоническая, искусительная, второй – материнская, охранительная. Черты Лилит содержатся в портретной характеристике Веры, только здесь акцент несколько смещается: если Лилит – демоническая искусительница, то в Вере пока не раскрыта эта природа до конца, она ее не осознает в себе, поэтому ее стремление к Ивану искренне и духовно.

Мария, напротив, не обладает той легкостью, что Вера, ее природа – материнская, связанная с культом земли и плодородия. Ее образ больше тяготеет к хтонической природе: она рожает детей, заботится о муже, живет в привычном круге семейных проблем и забот.

Этимология имени своеобразно предсказывает судьбу этого персонажа. Так, имя «Мария» по одной версии с древнееврейского переводится как «горькая», «печальная», по другой – «любимая». Иван действительно любил свою жену, но вся семейная жизнь протекала как во сне, по некому устоявшемуся кругу. После того, как он вырывается из этого круга, Мария, видя перемены в муже, заболевает. Ее горе выражается в безмолвном страдании: «И сейчас она тоже – молчала. Лишь смотрела жалобно и покорно, как ребенок. Похудела... Лицо у нее и раньше-то было маленькое, теперь совсем детское стало. Одни глаза на нем жили, сторожили каждое мужнино движение, и столько в них было боли и ласки, что у Ивана все внутри переворачивалось» [1, с. 170]. Подобная детскость делает Марию практически беззащитной и полностью смирившейся со своим горем.

Символом разрушения семейной жизни становится дом: «Оторванный лист железа свисал с карниза… По ночам он гулко хлопает по крыше, словно будит хозяина, а у того руки не доходят – залезть и прибить. Клочья черного, пересохшего мха торчат между бревен – повылазили… Да глаза у хозяина до сих пор как незрячие были к дому, ничего не замечали» [1, с.169]. Так, в эту любовную трагедию оказывается вовлечена вся семья Ивана: страдают дети, страдают близкие (отец и мать Ивана), страдает сам герой.

Помимо женской оппозиции можно выделить мужскую: «Григорий – Иван». Антагонистом Ивана является его брат Григорий. Это герой-трикстер, для которого важны материальные ценности: он провоцирует отца на семейный суд, где Ивана ставят перед выбором – либо честь семьи, либо связь с Верой. Для него история любви старшего брата – обычная мужская забава, он преследует единственную цель: получить квартиру, что возможно только при восстановлении «репутации» Ивана (по сюжету портрет Ивана снимают с доски почета и в скором времени, если «он не распутается с этой», ему предстоит общественный суд). У Ивана внутренний мир, раскрывающийся в искренней и платонической любви к Вере, оказывается намного богаче: это и любовь к своей родной земле, к семье, к людям, наконец, его глубокое восприятие музыки, связанного со способностью остро чувствовать мир.

Особое место в повести занимают детали, которые подготавливают развязку произведения. Так, в первой части повести появляется образ зеркала, в которое вглядывается герой: «Это было старое семейное зеркало в темной деревянной раме, и видело оно Ивана всякого. Еще младенцем с рук матери пускал пузыри своему отражению. Потом чубчик перед зеркалом зализывал, собираясь к реке на тырлу» [1, с. 160]. Образ зеркала связан с оппозицией «настоящее – прошлое»: герой вглядывается в самого себя, в своего двойника из прошлого. Но здесь мотив двойничества оказывается оттеснен привычным ходом времени, которое обычно фиксирует зеркало: рождение – молодость – зрелость – старость. Герой пытается нарушить этот временной цикл, повернуть его вспять: он переживает «вторую молодость» с Верой. Поэтому все начинает оборачиваться против него: зеркало становится черным, что предвещает гибель любви героев, Иван, переступив границы круга, должен быть наказан: «солнце еще вроде не закатилось, а в комнате уже стояли густые сумерки, неожиданные для этого часа. У Гришки было черное лицо, будто вымазанное сажей. Черной вспышкой сверкнуло в дальнем углу зеркало, сверкнуло и смутно о чем-то напомнило. Обгорелой головешкой покачивалась у ног голова отца» [1, с.161]. Здесь черный цвет обозначает принадлежность к хтоническому миру, служителями которой являются брат Григорий и отец, всю жизнь отдавший полю и земле. Иван же после общения с Верой начинает приобретать «воздушную» природу, связанную со стихией свободы.

Значимую роль в сюжетном развитии играет цветочный код, который оказывается тесно связан с хронотопом. Так, история любви Веры и Ивана начинается весною, когда она ему преподносит букетик подснежников. Заметим, что подснежники – нежные цветы, которые цветут недолго. «В европейской культуре подснежник символизирует надежду» [2, с.62]. Для Ивана букетик подснежников стал символом надежды на счастье, на возрождение и обновление.

Другие цветы, ромашки, символизируют обратное – угасание любви, прощание: «Нагибаясь, он срывал цветы, бережно разворачивал истончившиеся лепестки, немного увядшие, но еще сохранившие белый цвет укатившегося лета» [1; с. 163].

По замечанию литературоведа Олега Ефимовича Ольшанского, «ромашка (ботаническое) – русское по образованию слово; образовано с помощью суффикса -к (а) от роман “ромашка”. Производящее роман видим в других языках: укр. – роман, белорус. – рамон, польск. roman – в значении “ромашка»»[3]. Таким образом, ромашки предвещают окончание любовного романа Веры и Ивана. На первый взгляд, любовь героев подчиняется природному циклу: весной герои знакомятся, осенью расстаются. Но это вынужденное расставание: попытка выйти за круг обречена на неудачу.

На последнем свидании герои видят, как уходят навсегда лисы. Этот эпизод построен на психологическом параллелизме природы и внутреннего состояния героев: «Расстелившись по полю, лисы уходили к красному солнцу, и сами они были красные от закатных лучей, будто это два маленьких солнышка катились к большому. Сильные и вольные, живущие, как велит природа, они скоро слились с солнцем и так же, как солнце, исчезли, растворились, отчего на поле стало холодно и пустынно» [1, с. 174]. Также и любовь героев, ярко вспыхнув, должна по сложившимся законам, которые не в силах преодолеть Вера и Иван, угаснуть навсегда. Им остается лишь сожалеть о своей несвободности, подобно героям из рассказа «О любви» А. П. Чехова.

На последнем свидании Вера в первый и последний раз целует героя. Этот поцелуй носит амбивалентный характер: с одной стороны, своеобразно «обручает» влюбленных, с другой – становится знаком их расставания. Значима и одежда героев: Вера приходит в белом плаще, Иван, «как жених», надевает новую белую рубаху. Здесь белый цвет одежды воспроизводит символику свадебного обряда, а также связан с мотивом расставания, смерти. Таким образом, герои проходят своеобразную духовную инициацию.

Заметим, что композиция повести трехчастна. Три стадии проходит и герой: стадия отречения (первая глава, в которой на семейном суде Иван дает обещание, что расстанется с Верою), стадия размышления (герой до конца не верит в одействорение своего обещания), стадия расставания (последнее свидание). По «Словарю символов» Джека Трессидера, «число три — это символ высшего синтеза двух противоположностей, тезиса и антитезиса; это формула мироздания, состоящего из трех сфер. Тройка олицетворяет разрешение конфликта» [4, с.382]. Любовный конфликт действительно разрешается. Так, герою остается только закладывать новый круг в своей жизни, оглядываясь в прошлое.

Итак, повесть «Красные лисы», на наш взгляд, исследовательски многомерна и заслуживает более тщательного изучения, как и все творчество Е. Гущина в целом. Нами были раскрыты лишь некоторые аспекты поэтики данного произведения. В частности, поэтики заглавия, которое становится метафорой любви между двумя героями. Образ красных лис соотносится с темой свободы, выбора. Данному образу позиционируется образ круга, связанного с идеей цикличности, неразрывности, традиционного жизненного уклада. Герои как раз и не могут преодолеть эти круги, «заложенные» ни одним поколением их предшественников. Автор также обращается к женским архетипам (Лилит и Евы), которые воплощены в образах Марии и Веры. В произведении прослеживаются чеховские и бунинские аллюзии. Важна роль детали, наделяющаяся «остраненной» функцией (цветочный код, образ зеркала). Особая поэтичность этой трагической истории ставит Е. Гущина в один ряд с крупнейшими классиками 20 века.

Кстати, повесть была экранизирована Новосибирской студией кинохроники (фильм вышел под названием «Однажды осенью»). Книги Е. Г. Гущина издавались и переиздавались в Барнауле, Иркутске, Новосибирске и Москве, произведения переводились на европейские языки. Было бы просто обидно, если творчество данного писателя предали забвению на его, как он считал, Родине.