Примечания

1. Следует сказать, имя В. Распутина, как и некоторых писателей, названных выше, упоминается не случайно. Думается, что Е. Гущину они близки по духу, по своим творческим установкам.

2. Панкин, Б. По кругу или по спирали? // Литература и современность. Сборник 16. Статьи о литературе 1976-1977 годов. – М., 1978. – С. 237-268.

Э.П. Хомич

Поэт леонид мерзликин: «здешний человек»

Стихи Леонида Мерзликина открыла для меня Галина Максимовна Шлёнская – первый преподаватель нашего первого курса. Её императивной рекомендации – читать Мерзликина – было достаточно, чтобы сработал читательский рефлекс удивления, стихи «зацепили». Стояла вторая половина 60-х годов, когда поэты были особенно востребованы. Всех тошнило стихами, все вокруг, если не сочиняли, то уж обязательно читали-цитировали чужие стихи. Благодаря усилиям Шлёнской, на филологическом факультете царила атмосфера Политехнического музея, в поэтических встречах активно участвовали поэты Барнаула. Всё это походило на сегодняшние мастер-классы, поэты читали свои стихи, отвечали на вопросы, слушали рецензии и отзывы филологов старших курсов. В этой «куче, боевой и кипучей», пробовали перо и мы, первокурсники, учились слушать, учились слышать. Для многих это была первая школа мастерства. Вскоре в нашей филологической аудитории появился поэт Леонид Мерзликин. Удивление грозило перерасти в разочарование: поэт предстал перед нами смешным деревенским пареньком, который бойко «вирши слагал о селе». Почти с вызовом бросал он в пространство «Посевную», «Агронома», «Бригадира», «Пастуха», «Крутояры» – стихи сельской ориентации.

Память сохранила облик чубатого молодого человека, взъерошенного, крутолобого и по-крестьянски ладно скроенного, которому «едва за двадцать два». Ни дать, ни взять – шукшинский чудик. Здесь будет, наверное, кстати вспомнить, что вошел Мерзликин в большую литературу вместе с Василием Макаровичем, став ему равновеликим в поэзии. Ассоциации оформятся в формулу: Мерзликин – Шукшин алтайской поэзии.

Восприятие менялось по мере того, как говорил наш гость. Он был похож на воробья, о котором написал в одноимённом стихотворении:

Воробей залетел через форточку,

И вдогонку вечерний мороз

Бросил мелкого инея горсточку,

Тихо скрипнул ветвями берёз.

Воробей, маскируя смущение,

Отряхнулся, поправил крыло

И чирикнул на всё помещение,

Поглянулось, наверно, тепло.

Вот именно так: точь-в-точь, как воробей поэт «маскировал» смущение.

Уже тогда обращала на себя внимание одна особенность его поэзии: в созданных персонажах и образах, будь то птицы или животные, угадывалось какое-то неуловимое сходство с автором, застенчивым и робким. Может быть, это уровень читательских ассоциаций. «Воробей», «Ворон», «Орёл», «Берлога», «Кобыла», «Телок» – стихи, в которых можно обнаружить прямое или косвенное уподобление автора его персонажам.

Ершистый, напористый и удивительно искренний, грубоватый, но опять-таки удивительно нежный в своей грубости, неловкий и застенчивый, он сразу расположил к себе слушателей и полностью завоевал аудиторию, когда начал читать стихи. Читал Мерзликин азартно и свободно, то энергично и с напряжением, а то расслаблено и с улыбкою. Стихи «отскакивали» от него как упругие мячики. При его внешней простоте и простодушии как-то неожиданно прозвучали серьёзные исторические картинки, («Историческая картинка», «Фараон», «Идол», «Гладиаторы», «Скифы», «Торг») личностно осмысленные и пережитые, но как-то уж слишком просто, как казалось, для высокой поэзии сложенные:

В своём дому сидел палач,

Сидел палач, жевал калач.

Жевал калач, в окно глядел,

А где-то колокол гудел.

Сгибался раб, дыша устало,

И плиты клал. А годы шли.

И пирамида вырастала

Среди полуденной земли.

Сразу и навсегда вошли в подкорку строчки из стихотворения «Самосожжение»:

Что ты нашел в самосожжении,

В самомучении, монах?

Его концовка прозвучала как кредо поэта:

Я, может быть, тебе завидую,

Поскольку ты сильней меня.

Но я не трус. Я славлю полымя

Во имя правды и добра!

Лишь не напрасно бы и вовремя

Упасть в объятия костра.

Акцент в стихах исторической тематики опять-таки был перенесён с исторических персонажей на авторское «я», благодаря чему история и современность приобрели тесную связанность, цельность и объёмность. Я и сегодня считаю эти строчки программными в поэзии Мерзликина.

Поразительно, но факт, тогда же, в 60-е, им были написаны поэтически «главные» стихи – «Слово», «Совесть» В них молодой поэт выразил своё мироощущение. Крепкие стихи, ладно скроенные, как и сам поэт, который не принимал то, что было общепринято. Вот эта органика соответствия выделяла Мерзликина среди других и разных поэтов. Запомнились как поэтическая удача стихи «Бабушкин профиль», «Мама варежки вязала», «Лампочка моргнула и погасла».

Вскоре моё читательское восприятие закрепилось личным знакомством, выражаясь высоким слогом, я была представлена поэту.

Как верно подмечено А. Твардовским,

Провинциальный ли, столичный –

Читатель наш воспитан так,

Что он особо любит личный

Иметь с писателем контакт.

Читателям-филологам, тем более, такие контакты профессионально интересны.

Познакомил меня с Мерзликиным сокурсник, тоже поэт, Володя Башунов. Мы пришли «к поэту в гости», оторвавшись от экзаменационных конспектов, уже под вечер, как я сейчас понимаю, не предупредив о своём визите заранее. Встреча не могла не запомниться ещё и потому, что случай этот был столь же не ординарным, сколь смешным. Я, быть может, и не рискнула бы, беря во внимание его пикантность, о нём вспомнить «вслух», если бы казус «этикетной ситуации», не открылся для меня чуть позже во всех смысловых оттенках и значениях этого слова на пересечении первой и второй реальности поэта. Казус здесь понимается мною как неординарность, граничащая зачастую с парадоксальностью. Такое толкование казуса распространяется на жизнетворчество как свойство личностное, характерное, а значит казус это и тип мышления, и приём самораскрытия. Если хотите, казус – объясняющий феномен поэта. Поясню на примерах:

Что такое? Не пойму,

То ли я рехнулся?

От Оби я уезжал

И к Оби вернулся.

Прогони меня, бог, из рая.

Знаю, рай у тебя хорош.

Мне приснилась баба нагая.

Ну чего с ней, с бабы, возьмёшь?

Смотрит князь и не верит князь:

Русалка сидит, за корму держась.

Глаза большие, черней грача.

Волосы ливмя текут с плеча.

Моё молчанье, как дыра

на зипуне у Пугачёва.

Они целовались, а я набрёл

Страсть поэта к необычным словечкам (скорее всего это была не страсть, а его речевая «подробность» и литературная выразительность), неожиданным словосочетаниям и сравнениям, как и его поэтическое самовыражение почти просторечной лексикой, тоже своего рода казус-приём:

Я закурю –

И дым в ноздрю.

А я свой чуб

Помыл – и в клуб.

Навалясь на выгнутые прясла,

Ночь сослепу пялится в окно.

Я вербною почкой расстрелян в упор.

Облик твой, как обрывок тумана.

При всём просторечии была в этих авторских находках поэтическая точность определений и характеристик, которая составит типологическую особенность поэзии Мерзликина. Есть в этих строчках авторский кураж, энергия непохожести, интонация самоощущения собственной неординарности: «Коробился неба брезент», «фары дикошарые», «верба босоногая», «ровный и чистый ледочек».

На приёме поэтического казуса «держится» стихотворение «Блудный сын»:

Блудным сыном древнего сказанья

Жертвою скитаний и дорог

Я пришёл к тебе на покаянье,

Позабытый всеми уголок.

И стою, как будто бы нездешний,

До кровинки здешний человек…

Улетели птицы из скворешни.

Скоро ночь. А ночью будет снег.

Стихотворение датируется 1962 годом. Осознавал ли автор мифологический контекст и психологическую глубину своих стихов? В восьми строчках уложилось немалое количество ассоциаций и реминисценций… Не думаю, что все они поэту были известны. Вообще рискну сказать, что поэзия Мерзликина не головная – она от сердца, в ней есть то, что чуть выше ума, а значит талантливо. Стихотворение вовсе не о блудном сыне – в нём архитектура внутреннего мира поэта. Художественное решение – в приёме остранения, которым фиксируется неуёмный, неоднозначный характер. Оппозиция нездешний/здешний раскрывает двойственность поэтического сознания. Ситуация парадоксальная, казус-ситуация («как будто бы нездешний, до кровинки здешний человек») закрепляется «пейзажем внутреннего мира» лирического героя.

Прежде чем описать встречу с поэтом, я должна предварительно отметить необыкновенно сердечное отношение Башунова к Мерзликину. Володя знал все стихи поэта наизусть, часто читал их, наслаждаясь звукообразами и мелодикой стиха, смакуя каждую букву, рождающую звук. Не случайно уже после смерти Леонида Семёновича, готовя сборник его поэм к изданию, Башунов представит автора в предисловии к читателю «первым по таланту среди поэтов Алтая». Для него эта фраза не юбилейная риторика, а констатация факта. На всех своих встречах с читателями, во всех аудиториях Башунов всегда находил повод вспомнить и почитать Мерзликина. Уверена, у обоих было взаимное притяжение, как было и взаимное уважение одного поэта к другому, что выражено поэтическим диалогом в творчестве каждого. Но это уже тема отдельной статьи.

Итак, мы пришли к поэту в гости ... Кумир находился под домашним арестом. Он был наказан за «классический порок» своей супругой, лишившей его возможности выйти из дома или принять гостей самым коварным и простым способом – спрятав всю одежду, включая верхнюю. Поэт предстал перед своими поклонниками в майке и семейных трусах, что называется, на босу ногу. Но жажда коммуникабельности была столь велика, что ни та, и ни другая сторона не смогли отказать себе в общении. Ни мало не конфузясь, поэт слёту вступил в разговор, открыв его наставлениями в адрес «собрата по перу», буквально умоляя ни в коем случае никогда не жениться. Спустя почти десятилетие в стихотворении «Собрату по перу» он даст уже прагматические советы:

Время выкроил – пиши,

Привыкай вести делишки.

Шубку заячью – жене,

Детям – валенки и книжки.

А тогда как приговор звучало: «Не женись!» и преобладало настроение других строчек – «Жену меняю на пимы». Резон своих доводов Л.С. подкреплял примерами из собственной брачной практики и брачным аналогом из «жизни знакомых насекомых». Интерес к личным переживаниям друга у адресата нарастал от характерного, поощряющего повествование, хихиканья до откровенного хохота восхищения рассказчиком. Я при этом, как и полагается скромной студентке, воспитанно молчала в стороне. Впрочем, обо мне тут же забыли, что само по себе было неплохо, так как позволяло свободно наблюдать за двумя особями, именующими себя поэтами. Ситуация выстраивалась по Пушкину:

Когда не требует поэта

К священной жертве Аполлон,

В заботы суетного света

Он малодушно погружён

Погружение было исполнено артистично, оно было разыграно и мастерски представлено. Ни дать ни взять – театр одного актёра, спектакль по пьесе Уильма Гибсона «Двое на качелях».

Прошло некоторое время, прежде чем я заметила, что «буднее» потеряло свою актуальность и поэты незаметно перешли на разговор стихами – о женщине и об одиночестве любви. Здесь, на лестничной площадке, в подъезде дома, где жила принимающая сторона, пронзительно и задушевно звучали строчки «опального» поэта. Контраст происходящего только усиливал остроту лирического переживания и противоречия восприятия. Некоторая, скажем, обнажённость картины происходящего не пугала бытовыми подробностями (или их отсутствием), а в буквальном смысле демонстрировала обнажённость чувств. Не так давно я наткнулась в сборнике последнего издания стихов поэта на строчки, которые соответствовали визуальной картине изложенного мною казус-эпизода:

И я с женою поругался,

И ноги стыли, как назло…

Однако вернёмся к поэтам. Не знаю, считать ли то, что происходило тогда на площадке, противоречием между тем, как жил и как писал поэт Мерзликин (сейчас я думаю – вряд ли). Дело в том, что в стихах, которые он озвучивал, открывалось другое, полярное тому, что поэт декларировал на площадке по отношению к матримониальным ценностям. Более того – стихи выразили такое знание женской психологии, такое понимание им тонкостей женской материи (а главное, такое уважение к женщине), что не отреагировать было невозможно.

Главный постулат о признании слабости женщины как её силы был так убедительно мотивирован, что мне, как представительнице этого пола, нельзя было не аплодировать поэту. Я и сегодня, когда читаю его строки – аплодирую ему мысленно.

Стихи, о которых идёт речь, трудно, на мой взгляд, назвать любовной лирикой. Не позволяет целомудрие их автора, «нежность особого напряжения» Есть у поэта стихи, которые, что называется, просятся в отдельный тематический цикл – «ягодный», поскольку «ягода» в них ключевое слово. Я имею в виду стихотворения «Ягода», «Морошка», «Боярка», «А у нас на Алтае кислица», «Облепиха-ягода». Ягода в лирике Мерзликина – метафора женского начала, символ плодородия и жизни, в любом контексте концепт ягода связан с женским лирическим сюжетом. Это ещё одна тема отдельного исследования. Поэзия Мерзликина даёт повод к серьёзным литературоведческим исследованиям. Однако главное в стихах нашего земляка их проникновенность, тонкий лиризм – поэтический говор малой родины поэта и большой потенциал человечности их автора.

«Уносятся годы, меняется память», но остаётся точность искреннего слова. Я думаю, если талант это действительно поручение Бога, то поэт Леонид Мерзликин свою миссию на Земле выполнил.

С.А. Мансков