Феномен детского писателя (Цхай, и. «Поющая радуга»: сказки. – Барнаул, 2009. – 56 с.)

Путь к изданию первой книжки у Ирины Цхай не был легким, особенно если учесть, что это путь длиною в 10 лет. Говорят, помогать надо талантам, бездарности пробьются сами. Однако опыт показывает, что между моралью и правилами жизни – «дистанция огромного размера». А вот чудеса в жизни случаются, особенно с теми, кто верит в сказки. Так сложилось, что, прежде чем пришло признание на родине, о талантливой детской писательнице из Барнаула первой узнала Москва. В 1999 году состоялся Общероссийский конкурс детских писателей, в котором наша землячка приняла участие и стала лауреатом. «Радио России» и детский журнал «Колобок и Два Жирафа» – организаторы конкурса – «озвучили» ее сказки на всю Россию. Дальше – на долгие годы тишина. Правда, в 2002 году сказка о вредной Морковке была опубликована журналом «Колобок» и с некоторыми сказками познакомили своих читателей краевые газеты «Два слова», «Маркер экспресс», «Это мой мир» – все в 2007 году. В этом году же вышла небольшим тиражом книжка в издательстве Алтайского государственного университета.

«Поющая радуга» была рекомендована к печати по результатам Краевого конкурса литературных произведений 2009 года как «Лучшая книга детей и юношества». В сказке, давшей название всему сборнику, время между конкурсами «прочитывается» на подтекстах:

«Жила-была на свете маленькая Радуга. У нее было всего два цвета – красный и синий. И поэтому ей не разрешали появляться ни над лесом, ни над городом, ни над речкой, ни даже над лужей.

Доктора выписывали ей разные лекарства, назначали желтые, зеленые, фиолетовые ванны, но ничего не помогало: Радуга подрастала, а разноцветней не становилась.

Однако она не унывала и в свободное от разных ванн время брала уроки пения».

«Поющая радуга», «уроки пения» – ключевые слова и концептуальные словосочетания, имеющие для автора принципиальное значение. Поэтику заглавия составила индивидуально-авторская метафора, в ней – ключ к пониманию автором законов творчества, выражение эстетической позиции писателя – авторская формула творчества (как, например, «час ученичества» Марины Цветаевой или «уроки музыки» Беллы Ахмадулиной). Пение в этом случае следует понимать как метафорическое выражение творческой энергии. Уроки пения, живописи или фантазии – творческие уроки. Есть в книжке и первые уроки жизненного поведения (сравните с пушкинскими строками: «в начале жизни школу помню я…»), правила рационального понимания жизни. Таким образом, концепция, предлагаемая автором «Поющей радуги», – концепция уроков. Их смысл раскроется в процессе чтения всей книжки, главный алгоритм которой – алгоритм познания, а главный вектор – вектор обучения.

Поэтика Цхай – поэтика синтеза искусств, художественное мышление автора подтверждает разноцветье книжки. Не случайно и маленькие, и большие книгочеи любят иллюстрировать сказки Цхай. В 2007 году «Музей город» Барнаула организовал выставку «Сказки Ирины Цхай в иллюстрациях больших и маленьких художников».

«Поющая радуга» – бесспорное свидетельство того, что ее автор состоялся как детский писатель. Как бесспорно и то, что авторская сказка Цхай – художественный феномен. У детской писательницы есть имя, есть читатели.

«Сказки для маленьких и больших» – авторская редакция подзаголовка книги. В нем автор не только указывает на двух адресатов (что само по себе является достоинством детской книжки), но и обращает наше внимание на жанровые особенности сказок. Выбор жанра оправдан как содержанием, так и его оформлением. В каждой жанровой картинке заключен определенный смысл, достигающий в языковой реализации афористичной формы, а это, в свою очередь, преобразует повествование в логически завершенный и композиционно замкнутый текст. Сюжеты в большинстве своем содержат не более одного-двух эпизодов. Нет в них и традиционного для сказок драматизма или драматического напряжения, но все они отличаются законченностью, четкостью и динамичностью развития действия. Поистине это новые сказки. Продукт эволюции жанра и новой литературной эпохи. Они рассказывают не о фантастических вещах, а о простых предметах. У них, как это водится в сказках, два плана повествования. Однако мир Яви и тонкий мир открываются через обыкновенные предметы, на которые могут обратить внимание только детские писатели-сказочники.

Швейная машинка, калоши, унитаз, старая зубная щетка, чайник, расческа... Предмет как главный герой события в этих сказках – обычный предмет в необычном внутреннем измерении. На нем печать мира Нави. Опыт путешествия по миру тонкой реальности (постижение новой реальности как творческий процесс, поиск смысла, самовыражение, открытие внутреннего «я» и др.) существенно изменяет его. Так, например, обыкновенный унитаз может петь при определенных обстоятельствах или не петь от смущения («Певчий Унитаз»), а чайник может свистеть или не свистеть по деликатности («Вежливый Чайник»). Оставаясь предметами социального мира, они ведут себя в нем как сказочные персонажи. Есть меж ними при этом какая-то особая «одушевляющая связь», атмосфера дружественности и хорошей компании. И, напротив, образы тонкой реальности, переселяясь из мира фантазий в мир прозаических реалий, постигают прагматический смысл человеческого поведения и общения. Все это с юмором, мягкой иронией. «Да ну их! Все у них не как у макак!» – скажет в сердцах Макака, которой очень хотелось на людей походить («Про Макаку»). «А Головка Чеснока думала… Она думала о том, что неплохо было бы деток в люди вывести» («Чесночная мечта»). «Пахло от Котенка пенками от варенья, чупа-чупсами и детством. Как и от Олежки» («Котенок, который снился»).

Ожившие вещи и предметы способны действовать самостоятельно, а «братья наши меньшие» – иметь свое мнение, принципы и убеждение. «…Я своих родственников не ем! – сказал подслеповатый Паук и освободил жучка» («Жучок по имени Паучок»). Традиционное мифологическое сознание ребенка обычно включает предметы в игровую ситуацию (см. сказки Андерсена и Чуковского), воспринимая их в дальнейшем как игрушки. Литературная сказка Цхай расширяет предметный мир сказок и фантазийный спектр, с ним связанный. Примечательно здесь, что мир Яви – мир взрослых, а тонкий мир – мир ребенка. Взрослые постигают тонкий мир только благодаря детям и детским писателям.

Удивительные и неповторимые сказочные персонажи Ирины Цхай, тем не менее, похожи в том, что все они труженики или готовы таковыми стать, в рамках отпущенного им пространства небольших по объему сказок они успевают эволюционировать, расти и совершенствоваться. Сюжет подчиняется логике избавления того или иного персонажа от дурных качеств и привычек, исправления ошибок, очищения от всего наносного. Так Морковка окажется совсем даже не гадкой, а просто девушкой с характером («Гадкая Морковка»). Швейная Машинка – здравомыслящей и способной принять рациональное решение: «Надо начинать шить, потому что это – моя работа. А петь я буду в свободное от работы время» («Швейная Машинка, которая не хотела шить»). Вот почему в лексическом составе сказок Цхай преобладают глаголы действия – они констатируют динамику роста того или иного персонажа:

«Но мама разломила Чесночную Головку, растерла дольки и сделала больному лекарство.

И ребенок перестал болеть, повеселел и нарисовал Маме красивый-прекрасный букет…»

Дидактизм сказок ненавязчив и реализуется чаще в конце повествования как резюме на тему: чего делать не надо. Слон становится внимательным и «старается ни на кого не наступать, никого не обидеть» («Сказка про Занозу»). «Крокодил вдруг стал добрым, и все перестали его бояться» («Сказка про красивого Крокодила»). «Катушка перестала сплетничать…» («Королева Катушка»). Увлекательный сюжет сказок легко воспринимается, усваивается и запоминается. А значит, легко усваиваются и запоминаются основные ценности, и душа напитывается добром.

Еще один признак настоящей сказки – хороший конец. Поэтика финала в «Поющей радуге», отражающая авторскую концепцию добра, светлая и перспективная, гармонично закрывает действие. Как правило, действие завершается торжеством, на котором все отдают должное особым заслугам главного действующего лица – делятся друг с другом радостью, цветами, цветными снами. Любое действие заканчивается общим умиротворением. И герой событий в результате одержанных им побед осознает себя уже в новом качестве. В синергетике финала есть и авторский голос, а главное, есть полифония согласия, общности, единения:

«А Пудреница поняла: радость из нее сыплется! Радость» («Секрет Пудреницы»), «И даже когда просто носок Иголочка штопала – на носке кусочек ее радости оставался» («Иголочкина радость»), «Так Старая Щетка стала художницей и обрела семью. И стали ей сниться замечательные цветные сны!» («Сказка о Старой Зубной Щетке»), «Замечательно, когда у тебя есть старший друг. Особенно, если у твоего друга всегда с собою цветы» («Как Ежик с Кактусенком подружился»). Нетрудно догадаться, что в этих сказках «зашифрованы» человеческие истории, поскольку все они имеют жизненные основания и несут в себе «урок». Усвоение уроков связано с усилиями, с напряжением ума и сердца, долженствующим внутренне преобразить слушателя или читателя.

Чтение сказок Цхай предполагает духовную работу. Сказочные позитивные образы могут стать для маленьких читателей духовными ориентирами. Подготовленному читателю будут интересны реминисценции и философские мини-резюме. Для него в креативной сказке Цхай – пучок ассоциаций, связанных с именами Ганса Христиана Андерсена, Алексея Толстого, Евгения Шварца, метафорами и аллюзиями романтизма. Известные архетипы и мифологемы в сказках Цхай, узнаваемы, но, тем не менее, актуализированы, имеют свое информационное пространство.

Как афоризмы и философские высказывания, сказки Цхай притчеобразны. Притчевая интонация «складывает» слова в маленькие философемы. Однако сказочные истории, пронизанные лиризмом, воспринимаются и как лирические миниатюры. Отсутствие острых конфликтов и злых героев, а также библиотерапевтический (целительный) потенциал сказок позволяет ставить вопрос о медитативном аспекте «Поющей радуги».

Сказка Цхай может быть хорошим инструментом в руках сказкотерапевта. В ней ярко выражена созидательная творческая преобразующая сила, осмысливая которую, можно говорить на темы, созвучные нашей душе. Она обращена к чистому и восприимчивому детскому началу каждого человека. Удивительная полифония взрослого и детского языка «поднимает» сказки до уровня взрослой литературы для детей, они интересны (не только!), но даже детям.

У читателей «Поющей радуги» есть перспектива обретения навыков коммуникативного общения и расширения информационного пространства. Что весьма важно для формирования читательской культуры и читательского восприятия окружающей действительности как живой жизни.

Мы часто говорим о книгах, что в них есть «диалог с миром», но при этом бывает очевидным, что мир на диалог не идет, не отвечает – молчит. В «Поющей радуге» это молчание преодолено. Диалогичность повествования усиливает театральную природу сказки, а полифония сквозных мотивов наполняет ее мелодикой поэтических образов, организует внутренний ритм повествования. Таким образом, гармоничное восприятие мира порождает органику его отражения. В основе типологии сказок – концепты «Добро», «Дружба», «Радость», «Счастье». Автор обладает детской силой эмоционально-чувственного восприятия мира, повышенного и возвышенного ощущения жизни. В моделировании сказочного мира Цхай главная составляющая метода – детское мифологическое сознание как способ общения с миром. Помните у Цветаевой: «Я говорю как маленькие дети»? Наверное, поэтому сказки Ирины Цхай отличает эффект спонтанного сложения. «Она ничего не сочиняет. Она живет сказочным словом», – так или приблизительно так прозвучал отзыв одной читательницы.

И еще о самом главном. Есть авторы, которые пишут о детстве «по волнам» своей памяти. Таких – большинство. Детство для Ирины Цхай – не период, не время, а состояние. И пишет она свои книжки не по остаточным детским воспоминаниям, а по внутреннему ощущению детства как имманентного свойства души. А это знак редкого дара, имя ему – детский писатель.

С.А. Мансков