Лекция 2 человек свободный и ответственный

1.Сущность свободы

Выше я отмечала, что важнейшим условием мораль­ности индивида является его свобода, возможность нравственного самоопределения. Без этого о моральности как особом механизме регуляции человеческих отношений не может быть и речи. Однако вопрос о сути свободы остал­ся непроясненным. Обратимся к нему теперь.

Человек — существо, со всех сторон скованное мно­жеством необходимостей.

Мы материальны и телесны, значит, подчинены всем физическим законам (не можем взять да и взлететь, как воздушный шарик), а также законам физиологии (нуж­даемся в питании, воздухе, воде, определенном темпера­турном режиме). Как личности, принадлежащие конк­ретному обществу, мы подвластны его социальным и юри­дическим законам, нормам и правилам, стереотипам по­ведения, традициям и ритуалам. Экономическая необ­ходимость несет нас и вертит так и эдак, будто бурный поток маленькую щепочку.

Мы родились в конкретный исторический период, в определенной стране, у конкретных родителей, и как толь­ко сознание, выйдя из младенчества, проснется, все это мы найдем вокруг себя как фактичность, которая нам с необходимостью предзадана. Она — условие нашего дальнейшего развития.

43

Наконец, каждый проживаемый день, уходя, становится прошлым, а прошлое — сфера необходимости. Изменить его нельзя. Так есть ли в этом сотканном из необходимостей мире свобода? Какова она? Что представляет собой? Возможно ли, пройдя «по лез­вию бритвы» между множеством действующих причин, поступить свободно?

На эти вопросы история философии дает по крайней мере два принципиально различных ответа, в основе ко­торых — разная трактовка свободы.

Первый ответ, характерный для стоиков, Спинозы и Гегеля, таков: свобода есть познанная необходимость. Мировой разум, субстанция или Бог идут своей собствен­ной дорогой, это силы, не соизмеримые с жизнью ма­ленького человека, который есть лишь момент божествен­ного творения. Поэтому человек не должен претендовать на самоволие, на самостоятельность своих стремлений. Он движется в русле могучего течения космического мас­штаба и может только подчиняться ему. Осознай вне­шнюю для тебя необходимость как единственно возмож-ную, прими ее как свой внутренний зов, и ты обретешь свое место в едином процессе. Подчинись необходимос­ти, как падающий камень подчиняется силе тяготения. Камень, если бы он мыслил, мог бы сказать себе: « Я согласен с силой тяготения, я нахожусь в свободном по­лете, я падаю не из-за того лишь, что земля притягивает меня, но и по своему сознательному решению. Что тол­ку сопротивляться падению? От этого вверх не взлетишь — одни только слезы и разочарования! Уж лучше я сочту себя разумным и свободным. Свобода — это осознанная необходимость!»

Думаю, вы заметили, что в подобном рассуждении что-то «фонит». Что-то здесь не так. Все равно, как если сидеть в тюрьме и говорить: «Я согласен с моим тюрем­ным заключением и потому совершенно свободен». Ведь реальной свободы от этого не прибавляется!

44

Но что же такое свобода, которую мы подразумеваем как отличную от необходимости?

Здесь вступает в силу вторая точка зрения, второй от­вет: суть свободы состоит в возможности выбора. Если мы ничего не выбираем по своей собственной воле, мы несвободны. О свободе как самопроизвольном отклоне­нии от предзаданной необходимости говорил в свое вре­мя еще Эпикур. Однако в полный рост тема свободы как выбора становится в христианстве, которое связывает со свободным решением человека его движение по пути доб­ра или зла. Христианство исходит из того, что воля че­ловека свободна, т. е. она сама делает выбор, не являясь простым следствием неких детерминирующих ее причин. Человек может либо принять протянутую ему руку Хрис­та, либо уклониться от Божественной помощи и поддер­жки, избрав иных кумиров и иную стезю.

Идея о свободе воли как особом качестве человека по­лучила в XX в. яркое выражение в экзистенциализме, где свободной воле придан статус абсолютности. Одна­ко в большинстве разнородных течений, признающих свободу воли (от оккультизма до марксизма), она, как правило, связывается с необходимостью. Если отверг­нуть механистическое понимание социокультурных зако­нов, согласно которому человеческая жизнь представля­ет собой жесткую цепь связанных друг с другом звеньев, то обнаружится, что законы общества и повседневной жизни — это законы-тенденции. Они являются статис­тическими, т. е. действуют только на большом массиве событий и ситуаций. На уровне и бытия, и быта господ­ствуют вероятностные отношения, которые в рамках тен­денции дают возможность выбирать. Почти всегда в жизни есть целый ряд альтернатив, и человек волен предпочесть тот или иной способ поведения, ту или иную оценку. Свобода воли из возможности выбора может и должна перейти в действительность выбора — воплотиться в по­ступке, в позиции, в манере поведения.

45

Если принять как факт то, что человек волен выбирать ту или иную позицию, принимать альтернативные реше­ния, то возникает вопрос: при каких конкретно условиях человек способен действовать как свободный и моральный?

Условие 1. Для реализации свободного выбора долж­ны отсутствовать внешнее принуждение и запрет. Если человек в прямом смысле слова скован цепями, находит­ся под прямой угрозой смерти, принципиально ограни­чен в своих возможностях и не может действовать по сво­ему усмотрению, он не выбирает и не свободен, по край­ней мере, в практическом отношении.

Условие 2. Для того чтобы свободный выбор состоял­ся, нужны сознательность и рефлексия, способность уви­деть наличные варианты и остановиться на одном из них. На мой взгляд, осознанность — необходимый момент сво­бодного выбора, его неустранимый атрибут. Если чело­век выбирает спонтанно, по принципу «не могу иначе» и «не вижу альтернатив», он просто ничего не выбирает. Возможно, он действует, следуя прекрасной моральной привычке или строгому запрету, ушедшему глубоко в под­сознание, возможно, под влиянием усвоенных мораль­ных установок он поступает хорошо, правильно, похваль­но, но как бы там ни было, в этом случае он несвободен. Им руководят некие (пусть даже благие, но обезличен­ные) силы из глубины его собственного внутреннего мира. И кто знает, как поведут себя эти силы в более сложной моральной ситуации? Автоматизм морального действия, к сожалению, не гарантирует реального доб­ра. Можно поступить по привычной и в целом благой моральной схеме и принести объективное зло и себе, и другим людям просто потому, что ситуация была слиш­ком сложна и неоднозначна, над ней следовало подумать. Гибкость и адекватность морального поведения обеспе­чивается как раз возможностью сознательного, рефлек­сивного отношения к действительности, предваряющего свободный выбор.

46

Условие 3. Поистине свободный выбор может про­изойти тогда, когда у свободной воли есть ориентиры — ценности, цели, идеалы. Для реализации выбора мало иметь «свободу от» — от запрета, от приказа, от сковыва­ющих обстоятельств. Люди, не имеющие позитивных ори­ентиров и освобожденные от доминировавших над ними правил и схем, нередко теряются и не знают, что же де­лать со своей свободой. В жизни это случается с теми, кто долго просидел в тюрьме, служил в армии, работал в иерархических структурах с жесткой вертикалью подчи­нения. Нередко они «хотят обратно», в систему отноше­ний, где была определенность, где не было необходимо­сти поиска себя в тумане смутных и расплывчатых воз­можностей. Конкретный набор ценностей как бы зара­нее обрисовывает для человека поле альтернатив, их со-подчиненность и последовательность, дает возможность выстроить «социальную очередь» поступков, выявить пред­почтения. Человек имеет возможность понять, для чего ему нужна свобода и как он может ее применить во благо для себя и для других.

Итак, свобода — это всегда возможность поступать в соответствии с собственными ориентирами, желаниями, стремлениями в рамках наличной необходимости.

Что выбираем мы в нашем поведении?

Прежде всего мы более или менее сознательно опре­деляем собственные исходные эмоционально-нравственные ориентиры типа «мир плох, и я имею право вести себя как угодно, чтобы преуспеть» или «мир в целом хорош, люди по природе скорее добры, чем злы, и мне надо быть в моральном отношении на высоте». Конечно, такие уста­новки чаще всего задаются нам родительским воспита­нием или влияниями раннего детства, когда, выражаясь словами психоаналитика Э. Берна, формируются «жиз­ненные сценарии». Но уже в подростковом и юношес­ком возрасте человек вполне в состоянии осознать свои собственные ведущие тенденции и либо продолжить их

47

дальнейшее укрепление в заданном направлении, либо подвергнуть их пересмотру и начать поиск иной системы экзистенциально-нравственного отсчета. Мы свободны менять свое отношение к действительности, к другим людям и к самим себе, свободны по-разному «расстав­лять указатели» дальнейшей жизненной дороги.

Кроме основных ориентиров, мы выбираем конкрет­ные цели и принимаем конкретные решения, которые дол­жны отвечать наличной ситуации. Избираемые реальные цели не всегда носят собственно нравственный характер, но они часто включают в себя моральный аспект. Так, например, цель обеспечить себе материальное благопо­лучие рассматривается в рамках безрелигиозного созна­ния как естественная, здесь не стоит остропатетический вопрос — добро это или зло? В таком случае всякий сред­ний человек пожмет плечами и спросит: «А кто этого не хочет?» Моральный ракурс проявляется, когда ситуация конкретизируется: вы хотите честно зарабатывать на жизнь или получать материальные блага любой ценой? Когда человек ставит перед собой конкретную жизненную за­дачу, он, как правило, уже определился в подобной «тон­кости», хотя и не всегда вслух формулирует нравствен­ный аспект. Поэтому одни трудятся не покладая рук, а другие идут в мошенники и воришки, одни стремятся укрепить свое финансовое положение профессионализ­мом и усердием, а другие стремятся обойти закон и по­ловчее «надуть» ближнего своего.

Нравственный аспект конкретного целеполагания про­является и в том, для чего именно вам нужно решить именно эту задачу. Так, стремиться стать богатым мож­но ради того, чтобы иметь возможность заниматься твор­чеством, научными исследованиями или облагодетель­ствовать человечество некими нововведениями. А можно желать богатства только для того, чтобы демонстрировать всем свою спесь и поплевывать на бывших знакомых, сидя за рулем супермодного автомобиля.

48

Однако, как бы то ни было, свою конкретную цель и сообразное ей решение мы выбираем сами силой своего сознания и воли, целостностью собственной личности. Нельзя выбрать за другого цель, как нельзя за другого дышать. Конечно, порой кто-то — родители, учителя, начальники — ставят цели перед нами, но любой чело­век знает, что параллельно скрытно и тайно мы ставим свои цели, которые могут сильно разниться с тем, что продиктовано извне. Предложенная другим человеком цель только тогда органично вписывается в наше поведе­ние, когда мы, подумав, внутренне соглашаемся с ней, даем ей санкцию своим свободным решением.

Кроме избрания цели, необходимо избрать и средства, при помощи которых возможно выполнить задуманное. Средства, как правило, бывают многообразны, и перед внутренним взором выбирающего открывается целый спектр возможностей. К результату можно идти различ­ными дорогами, и проблема состоит лишь в том, чтобы избранные средства не исказили поставленной цели. По­рой средства, которые мы предпочли, так резко меняют ситуацию, что результат оказывается похож на свой про­тотип, как карикатура или отражение в кривом зеркале. Особенно остро проблема стоит тогда, когда поставлен­ная цель нравственна, прекрасна и благородна. Для ее достижения и воплощения в жизнь нужно выбирать сред­ства не менее совершенные и благородные, иначе вместо искомого добра будет обретено зло, вместо радости — горе, вместо торжества — глубокое разочарование.

Так, если человек любит и желает обрести взаимность, он может пускать в ход самые разные средства. Если он попытается добиться ее грубым давлением и угрозами, т. е. средствами вовсе не подходящими, то вместо иско­мой любви получит ненависть и страх. Поведенческий «инструментарий» приведет, таким образом, к прямо про­тивоположному результату. Можно попытаться пробудить в другом приязненные чувства таким средством, как материальные соблазны

49

— деньги, подарки, развлечения. В этом случае возможно получить благосклонность, но все же средство не совсем адекватно цели, ведь любимый человек может полюбить не вас, а ваш кошелек, что, разумеется, не одно и то же. Наконец, можно искать вза­имности через чуткое и заботливое отношение к тому, кого любишь, через проявление своих личных достоинств — ума и нежности, понимания, эрудиции и творческих способностей, житейской практичности. Конечно, и в этом случае никто не даст гарантий, что избранник или избранница немедленно сойдет с ума от страсти, но такие средства сообразны цели, они нравственно позитивны, эмоционально адекватны, и потому не внесут в отношения уродливых деформаций.

Если у человека нет возможности применить средства, адекватные цели, он свободен вообще отказаться от ее достижения, по крайней мере, здесь и сейчас. Повреме­нить. Это лучше, чем пойти в противоположную от ис­комого сторону и потом долго клясть момент неверного выбора. Порой клясть приходится не тем, кто выбирал, а совсем другим людям, имеющим дело с искаженным результатом. Так, благородная задача избавить человече­ство от социального отчуждения, поставленная российс­кими большевиками в начале века, была существенно искажена революционными насильственными средства­ми, включающими в себя развал «до основания» пред­шествующей экономической и политической системы. Россия не была исторически готова к столь фундамен­тальным переменам. Насильственные средства усугуби­ли ее проблемы, но на определенный период загнали их под спуд, скрыли от глаз. В результате добро не возоб­ладало, искомой гармонии не получилось, и потомки могут только сокрушаться о том, что ленинская партия не проявила мудрой сдержанности и в бунтарском пылу применила средства, отклонившие Россию от генераль­ного пути мирового развития.

50