3. Добро и зло в религиозном и безрелигиозном сознании

Как мы уже заметили ранее, общие определения доб­ра и зла являются достаточно абстрактными. Важнейшая крупная их конкретизация происходит при выяснении вопроса о том, в рамках какого мировоззрения мы рас­сматриваем добро и зло — религиозного или безрелиги­озного, светского. На первый взгляд, такой подход мо­жет показаться странным. Люди верующие и люди неве­рующие, как правило, в обычной жизни хорошо пони­мают друг друга в нравственных вопросах и одинаково оценивают те или иные события. Они осуждают убий­ство, мучительство, воровство, ложь и коварство. Они преклоняются перед добротой и справедливостью, высо­ко оценивают честность и великодушие. И все-таки при всей схожести нравственных оценок, даваемых в миру верующими и неверующими, мораль, проистекающая из религиозных и из безрелигиозных (нейтральных, безраз­личных к запредельному) взглядов, принципиально различна. Она разнится в силу коренного расхождения религии и светского сознания в понимании ведущей выс­шей ценности — добра. А значит, и зло понимается по-разному.

27

Разумеется, мы говорим в данном случае о лю­дях, истинно верующих, об идеологах религии, о тех, кто искренне предан системе религиозных представлений. Нас не интересуют граждане, формально отправляющие обря­ды, ибо их точка зрения на добро и зло на самом деле ничем не отличается от представлений человека неверую­щего, погруженного в земные хлопоты повседневности.

Итак, безрелигиозный человек — это человек, живу­щий интересами эмпирического обыденного мира. Он может иногда захаживать в церковь и даже предполагать, что «где-то там что-то такое, наверное, имеется», но это «что-то» начинает его интересовать, только если он тя­жело заболеет, да и то не всегда. Неверующий живет без учета трансцендентного, без оглядки на высшие силы и, в общем-то, без надежды на загробную жизнь. Он инте­ресуется только посюсторонним, и его представления о добре, а также связанные с добром моральные оценки определяются ценностями земного бытия.

Для безрелигиозного сознания добро — это то, что спо­собствует процветанию реального, чувственно-конкретного человеческого рода и составляющих его индивидов. Таким образом, стяжание материальных благ, богатство, комфорт и удобства, поставляемые прогрессом производства, активное приспособление мира к нашим растущим потребностям и аппетитам — все это благо. Развитие техники и изобретение все новых «баловств» рассматривает­ся как свидетельство силы разума, человеческого величия и морально одобряется.

Человек сытый, здоровый, гармонично физически раз­витый и умеющий получать самые разнообразные радос­ти от жизни, в том числе и чувственные удовольствия, — это идеал безрелигиозного сознания. Полноценный ин­дивид должен быть коммуникабелен — уметь и любить общаться. Общение — величайшая ценность эмпиричес­кой жизни. Хорошо, если человек умеет извлекать при­ятное для себя из искусства — музыки, живописи, литературы, а то и сам выступает в качестве творца.

28

Сфера познания тоже одобряется и высоко ценится безрелиги­озным сознанием. Ученые — мудрецы и пророки нашего времени, вокруг них существует почти священный оре­ол. Это они дают нам возможность выпытывать у приро­ды ее секреты, познавать тайны и строить свою жизнь со знанием дела. Разумность и научность — это то, чем без­религиозный человек гордится.

Наконец, важнейшей ценностью «обезвоженного» со­знания является самореализация человеческих сил и са­моутверждение индивида. Человек должен прожить жизнь (желательно до естественного конца в старости), пройти все ее этапы и воплотить в действительность лучшие свои потенции, развить способности. Он не может сделать этого без свободы, без возможности выбора вариантов собственной судьбы, без проявления своей воли, кото­рая является последней инстанцией во всяком деянии. Поэтому свобода — это величайшее из благ. Даже там, где она тяготит и пугает человека, она не перестает быть благом, нужно просто научиться правильно ее понимать и принимать. Идеал светского сознания — полный соб­ственного достоинства индивид, обладающий развитой индивидуальностью, оригинальный и своеобычный, спо­собный на свободный выбор, достаточно спокойный и достаточно бесстрашный. Серьезным нравственным до­стоинством безрелигиозного сознания выступает стоичес­кое отношение к смерти, игнорирование грядущего пол­ного небытия и умение «быть живым» и интересоваться миром до последнего мгновения.

Сообразно этим представлениям выглядит в светском сознании зло. Оно связано с материальной бедностью, отсутствием физического и психического комфорта, ущем­лением чувственности, с болезнями и страданием. Фи­зическая боль — зло, и душевная боль — тоже. От нее на­до избавляться, лечиться. Злом является отсутствие сво­боды, необходимость подчиняться кому-либо или чему-либо,

29

невозможность повлиять на обстоятельства. Зло есть все, что мешает самореализации человека, гармоничес­кому развертыванию его физических и душевных сил. Смерть — величайшее зло, но оно неизбежно: род живет смертью индивида. Поэтому смерть надо уметь принять без надежд и сожалений.

С точки зрения безрелигиозного сознания, абсолют­ное большинство видов зла можно побороть чисто зем­ными средствами, преобразуя человеческую жизнь, про­длевая ее и очищая от болезней и страданий. Гармониза­ция общественной жизни, совершающаяся благодаря на­уке и политике, может вытеснить зло на окраину повсе­дневного мира, сделать его исключением из правила, как бы приручить и посадить в клетку под охрану. И тогда человечество заживет славно и весело, покоряя время и пространство и мирно общаясь с братьями по разуму.

В корне иным является представление о высшем бла­ге, свойственное религиозному сознанию. Рассмотрим его прежде всего на примере христианства. Истинное благо — это соединение человека с Богом. Поэтому доб­ро есть то, что направляет человека ко Всевышнему, что ведет его по трудному пути разъединения с материальным чувственным миром и слияния с духовным Абсолютом. Отсюда следует, что все отвлекающее людей от Господа, уводящее их в конкретику материального бытия — зло.

Человеческие страсти — жадность, похоть, корысто­любие — являются силками, в которые противник Бога дьявол ловит слабые человеческие души, все более и бо­лее заставляя их увлекаться земным, преходящим, брен­ным. Охваченный жаждой материального богатства, вла­сти, силы, человек в погоне за этими эфемерными бла­гами смертного мира забывает о Боге. Его эгоизм и стрем­ление к чувственным удовольствиям не дают ему видеть реальность духовными очами, он поклоняется идолам, все более отрываясь от своего бытийного истока. Поступая подобным образом, люди лишают себя возможности войти после смерти в вечную жизнь, попасть в рай,

30

где их бессмертная душа будет пребывать рядом с небесным Отцом во вневременном блаженстве. Они обрекают себя на погибель, на вечную смерть, на бесконечные адские муче­ния. Путь чисто земных утех ведет, таким образом, непосредственно в тенета зла, какие бы «гуманистические» мотивы при этом ни приводились. Земной безрелигиозный гуманизм неприемлем для религии и толкуется ею как бесовская прелесть и дьявольское наваждение.

Именно поэтому религия осуждает не только жесто­кость, агрессию, явные пороки, которых не приемлет и светское сознание, но и то, чем безрелигиозное созна­ние гордится: рост материального богатства, экспансию техники, достижение всеобщего комфорта, балующего че­ловеческие чувства, постоянные хлопоты о телесном здо­ровье. Даже общение и познание могут выступать суще­ственными препятствиями на пути к вечной жизни и со­единению со Всевышним, если они заслоняют трансцен­дентное. Как бы ни была сильна земная любовь, она тоже обязана потесниться для того, чтобы уступить место бо­лее значимому переживанию — любви к Богу.

Двойственно и неоднозначно религиозное сознание воспринимает и оценивает роль свободы. Свобода, конечно, Божий дар, но человек запятнал ее неверным применением, он употребил ее во зло еще на заре человечества, и потому свобода — обоюдоострый меч. Многие грехи людей возникают и воспроизводятся именно благодаря действию «по свободной воле» там, где эта воля отвращена от Бога. Человек непорочен только там и тогда, где и когда он свободно и сознательно подчиняет себя более великой воле — воле Бога, когда он неукоснительно выполняет все Божьи заповеди, непрестанно сознавая при этом собственное ничтожество перед лицом Творца. Именно поэтому светская гордость индивида своей волей и своей уникальностью прочитывается религией как гор­дыня — порок. Человеку нечего гордиться собой, нечего фантазировать на собственный счет.

31

Он — только комок праха. Бог держит его в бытии, Бог может дать, а может и не дать ему спасение и жизнь вечную. Сам человек спастись не в силах — на то необходима Божественная благодать. Никакие ограниченные земные знания, ни­какой разум не в силах кардинально повлиять на судьбы человечества как целого и отдельных людей. Над всем стоит Божий промысел, которого не понять ограничен­ному человеческому уму. Он — главное благо, в свете которого меркнут все потуги людей на созидание своего собственного «обезбоженного» добра.

Соответственно иными выглядят в религиозном со­знании смерть и страдание. Если для светского понимания они сугубо негативны, злы (хотя и неизбежны), то для религиозного приобретают позитивный смысл.

Стоическое спокойствие перед смертью чуждо душе, верующей в Бога. Она должна трепетать и молиться, по­тому что смерть — это расставание с временным обита­лищем бессмертного «я» и переход в более высокие сфе­ры, где впоследствии произойдет самое кардинальное со­бытие для всех умерших и живых — Страшный Суд. Уми­рая, человек идет к Богу, к вечному Благу, к высшему судье, поэтому правильное моральное поведение перед смертью — это глубокое раскаяние во всех грехах, совер­шенных при жизни, радикальное покаяние. Следует ис­пытывать страх и трепет, чувство бесконечной вины за собственное несовершенство и страстную любовь ко Все­вышнему как истоку мироздания. Нужно прощать других и просить у них прощения. Таким образом, христианс­кая предсмертная добродетель — это безоговорочное при­ятие смерти как пути к Богу и очищение души для гряду­щей встречи с Творцом. Смерть здесь не только смерть. Она — начало вечности, которая столь же прекрасна для праведных, сколь ужасна для грешных.

Страдание тоже не является для подлинно верующего только злом. Оно — путь очищения от греховности.

32

Именно в страдании человек понимает, как малы и ско-ропреходящи земные наслаждения, его душа отворачи­вается от эмпирической действительности и обращается к небесным духовным началам. Некоторые фанатичные приверженцы веры специально молят о том, чтобы перед родом из земной жизни они сами или их близкие как можно больше страдали. Там, где светски настроенный человек побежит за болеутоляющими средствами и нар­котиками, дабы не длить мук, истово верующий примет грызущую его боль с почти мазохистским наслаждением. Эту боль он сочтет залогом грядущего блаженства, воз­можности воспарить над грешной и тварной земной ре­альностью, сбросив с себя тщету земных привязанностей.

Кроме того, страдание — это испытание силы духа. Все христианские святые — страдальцы, принявшие муку за Господа, доказавшие тем самым свою верность ему.

Не менее, чем физические муки, ценятся верующими муки душевные. Переживание своей грешности, загряз­ненности, несоответствия евангельским заповедям, опла­кивание собственного несовершенства и борьба со страс­тями — типичные формы христианского морального по­ведения, органично включающие душевное страдание.

Таким образом, облики добра и зла в религиозном и безрелигиозном сознании выступают как принципиаль­но различные.