12.7. Конец ли истории? Ситуация постмодерна

В конце 1990-х гг., после падения социализма в СССР, многим, действительно, казалось, что наступил конец истории, провозглашенный Фукуямой, и все государства в ближайшее время станут либеральными. Но 11 сентября 2002 г. террористический акт в США, совершенный членами исламской вакхабитской группировки Аль-Каида, унес жизни около трех тысяч человек, разрушил Всемирный торговый комплекс в Нью-Йорке и часть здания Пентагона (недалеко от Вашингтона). И тогда многие мыслители, в том числе и Фукуяма, пришли к выводу, что слабые развивающиеся государства со слабыми или отсутствующими институтами государственности (такими как армия, полиция, судебные органы, налоговые службы, центральные банки, система здравоохранения, образования и т. п.) угрожают общему благополучию человечества проблемами, с которыми они не в состоянии справиться самостоятельно, такими как разрушение окружающей среды, крайняя бедность, рост числа террористических актов, эпидемии массовых заболеваний, СПИД. Государство либеральной демократии, слабое по определению (так как охрана сферы прав личности означает резкое ограничение власти государства) – идеал многих либеральных учений, – не отвечает требованиям полной различных угроз современности. В современной ситуации возникает потребность в сильных государствах. А сильные государства, по определению, ущемляют права граждан. В них больше налогов, контроля со стороны государства; и соответственно, меньше свобод для граждан. Таким образом, наше будущее после 11 сентября вновь стало неопределенным.

Среди тех, кто и до трагедии 11 сентября выражал несогласие с концепциями конца истории, были Ницше, Хоркхаймер и Адорно. С этими концепциями не согласны и более современные философы, объединенные одним течением – постмодернизмом.

Постмодернизм как философское течение

Понятие «постмодернизм» (или «постмодерн») производно от слова «модернизм» («модерн»), означающего современность. Модернизмом (модерном) называют культурную традицию, начавшуюся в эпоху Нового времени и ярко обозначившуюся в эпоху Просвещения, когда многих людей стала объединять вера в социальный и научный прогресс, в достижение господства человека над природой и установление социальной справедливости.

Соответственно, постмодернизм – это течение в философии, отрицающее идеи социального и научного прогресса, достижения человечеством светлого будущего, гармоничного состояния. Более того, постмодернизм не есть философия, которой присуще единство взглядов и постоянство мировоззренческих оснований. Общая черта постмодернизма – негативизм по отношению ко всему, до сих пор считавшемуся определенным, однозначно позитивным, – разум, философия, наука, культура, прогресс. Человеку не предоставляется никакой мировоззренческой опоры. Хаосу жизни нельзя навязать никакую теорию. Все относительно и зыбко. Все дискурсы превратились в «языковые игры».

Переходными фигурами от модернистской философии к постмодерну являются Ф. Ницше, который одним из первых выразил недоверие к идее социального прогресса, З. Фрейд, выразивший недоверие культуре, а также Хоркхаймер и Адорно, выразители негативной диалектики и критики Просвещения.

Постмодернисты – это в основном французские мыслители Жан-Франсуа Лиотар, Мишель Фуко, Жак Деррида, Жан Бодрийяр, Жиль Делез, Феликс Гваттари и другие.

Французский философ, теоретик литературы Жан-Франсуа Лиотар (1924–1998) изучал философию в Сорбонне, а затем преподавал ее в Алжире, Франции и как приглашенный профессор – в США, Канаде, Бразилии.

В 1980-х гг. Лиотар одним из первых провел различие между современной (модерн) и постсовременной (постмодерн) эпохами.

Различия между модерном и постмодерном, по Лиотару

1. Современная эпоха – это эпоха индустриального общества, а постсовременная эпоха – это эпоха постиндустриального общества.

2. Эпохе модерна присуща вера в господство разума, правовую свободу и социальный прогресс, а в эпоху постмодерна после катастрофических событий ХХ в. вера в эти ценности и идеалы подорвана. Модернистские идеи всеобщего прогресса человечества на основе разума и правовой свободы, утверждаемые Гегелем, марксизмом и другими, Лиотар называет большими рассказами, метанарративами⁸³. Лиотар пишет: «Самые разные политические течения объединяла вера в то, что все начинания, открытия, установления правомочны лишь постольку, поскольку способствуют освобождению человечества… Ни либерализму, экономическому или политическому, ни различным течениям внутри марксизма не удалось выйти из этих двух кровавых столетий, избежать обвинений против человечества»⁸⁴. Поэтому Лиотар дает следущее определение постмодерну: «Упрощая до крайности, мы считаем "постмодерном" недоверие в отношении метарассказов» [9, 10].

3. Представители модерна верили в «одну истину», а Лиотар утверждал, что истина не находится, а защищается в языковых противоборствах, и чтобы побеждать, недостаточно просто полагать ее, нужно видеть степень ее эффективности, возможность ее приложения непосредственно к практике. Как и Хоркхаймер и Адорно, Лиотар считает, что тоталитаризм ХХ в. вытекает из притязаний европейской мысли на монопольное обладание истиной.

4. Если в индустриальном обществе социально-экономические усилия направлены только на увеличение прибыли, то в постиндустриальном обществе они носят противоречивый характер: логика социоэкономического пространства «подразумевает одновременно меньше работы (чтобы снизить себестоимость продукции) и больше работы (чтобы уменьшить социальные издержки на содержание незанятого населения)» [9, 11].

5. Если Гегель, Маркс и другие представители модерна видели выход из ситуации, то постмодернисты уже не ждут «спасительного выхода из этой несостоятельности» [9, 12]. Время метанарративов, по мнению Лиотара, уже прошло. Лиотар отмечает: «Не существует позитивной ориентации, которая могла бы открыть перед нами какую-то новую перспективу»⁸⁵.

6. Если представители модерна пытались унифицировать социальную реальность, т.е. свести ее к какой-то одной модели, в единое «коллективное тело», то Лиотар считает, что задачей социальной политики должна быть не насильственная унификация множественности, а сохранение этой разнородности. Постмодернистская ситуация диктует новые условия существования: плюрализм, сосуществование различных языковых игр, разногласия и толерантность. Необходимо поддерживать практики различных «языковых игр». Всякое притязание на универсальность одной «языковой игры» таит в себе опасность террора и тоталитаризма.

Ж. Делез

Французский постмодернист Жиль Делез (1926–1994) в первый период своего творчества работал один. Наиболее значительными работами этого периода являются «Ницше и философия» (1962), «Различие и повторение»

Ф. Гваттари

(1968) и «Логика смысла» (1969). После прочтения этих книг другой постмодернист Мишель Фуко сказал: «Возможно, нынешний век будет назван веком Делеза». Во второй период наиболее значительные работы «Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип» (1972), «Что такое философия?» (1991) Жиль Делез написал совместно с другом и психоаналитиком Феликсом Гваттари (1930–1992).

Делез и Гваттари предлагают следующее отличие модерна от постмодерна. Если для культуры эпохи модерна типичны линейные структуры (как бытия, так и мышления), то для культуры эпохи постмодерна присуща нелинейность. Ж. Делез и Ф. Гваттари для описания нового стиля мышления ввели следующее понятие.

Ризома (от греч. rhiza – корень и oma – часть слова, указывающая на опухоль) – одно из ключевых понятий философии постмодернизма, метафора современной культуры, представляющая последнюю как подобие запутанной корневой системы определенного вида растений. У ризомы нельзя выделить ни начала, ни конца, ни центра, ни центрирующего принципа, ни единого кода. Таким образом, постмодернистское понятие ризома обозначает поликультурное пространство, в котором нет никакого центра, генеральной линии, в котором процветают множественность и свобода.

Онтология. Делез провел деструкцию философской парадигмы тождества и идентичности, начинающейся от идеализма Платона и утверждающей наличие у вещей глубинных сущностей, а сами вещи представляющей неподлинными имитаторами, симулякрами. «Пересмотр платонизма означает, прежде всего и главным образом, замену сущностей на события как потоки сингулярностей». Под сингулярностью Делез понимал единичное как альтернативу тождественному и идентичному.

Социальная философия. Шизоанализ

Шизоанализ Делеза и Гваттари в их книге «Анти-Эдип» – это их авторская, альтернативная фрейдизму и марксизму, критика капитализма в связи с распространяемой им шизофренией.

Делез и Гваттари различают в индивидуальной психике два ориентира: Великого человека и толпу. Первый подобен отцу, а второй – дурной матери. «Гитлер уничтожает отца и развязывает в себе силы дурной матери» [6, 164]. И тогда Эдип, которого Фрейд представил психоаналитическим образом любви к матери и убийства отца, предстает как «несравненный инструмент стадности» [6, 163]. Делез и Гваттари отождествляют термин «Эдип» с понятиями «желающее производство» и «шизофрения» и отмечают, что капитализм, производя потоки желаний и не переставая ставить этому потоку преграды, порождает массовую шизофрению.

«Наше общество производит шизофреников точно также как производит шампунь Dop или автомобили Renault, причем единственное различие заключается в том, что шизофреников нельзя продать» [6, 387].

Шизоанализ – это не только социальный диагноз, но и как написал предисловии к «Анти-Эдипу» французский философ-постмодернист Мишель Фуко (1926–1984) те- рапевтическая практика и подлинная теория революции.

Фуко отмечает, что «самым страшным врагом» и «стратегическим противником» «Анти-Эдипа» является фашизм. «И не только исторический фашизм Гитлера или Муссолини, который сумел столь удачно мобилизовать и использовать желание масс, но также и фашизм, который во всех нас, который преследует наши умы и наше повседневное поведение, – фашизм, который заставляет нас любить власть, желать именно то, что господствует над нами и эксплуатирует нас» [6, 7-8].

Фуко выделил из «Анти-Эдипа» принципы нефашистской жизни [6, 8-9]. Вот несколько из них.

– Освободите политическое действие от любой формы тотализирующей или объединяющей паранойи.

– Развивайте мысль, действие, желания посредством пролиферации, взаимоналожения и разъединения, а не посредством разделения на части и пирамидальной иерархизации.

– Освободитесь от доверия к старым категориям Негативного (Закона, предела, кастрации, нехватки, лагуны), столь часто сакрализованным западной мыслью в качестве формы власти и доступа к реальности. Отдавайте предпочтение позитивному и множественному, различие предпочитайте однообразному, поток – единствам, подвижные сборки – системам. Не забывайте: продуктивное – это не оседлое, а кочевое.

– Не думайте, что, если вы за что-то боретесь, нужно быть мрачным и грустным… Революционной силой обладает только связь желания с реальностью (а не бегство в формы представления).

Фуко, как и все постмодернисты, сторонник изменчивости, противник всяких догм, универсальной морали. Он рассматривал жизнь как игру истины, изменяющую человека и являющуюся для него испытанием. Фуко на основе исторических исследований, в основном проблем сумасшествия и сексуальности, пришел к выводу, что для преодоления необузданности самого человека необходима этика, но не в традиционном моралистском стиле, а как практика заботы о себе, ориентирующая человека превосходить свои границы, добиваться «прекрасной формы».

Современный интеллектуал, по мнению Фуко, должен пытаться не «формировать политическую волю других», а «с помощью анализа, который он производит в своих областях, заново вопрошать очевидности и постулаты, сотрясать привычки и способы действия и мысли, рассеивать то, что принято в качестве известного, заново переоценивать правила и установления, и исходя из этой ре-проблематизации (где он отправляет свое специфическое ремесло интеллектуала), участвовать в формировании некоторой политической воли (где он выполняет свою роль гражданина)» [23, 322-323].

Концепции Фуко и Делеза переплетаются между собой. Делез в одном из своих выступлений, используя терминологию Фуко, говорил о том, что дисциплинарное общество прошлого (основанное на функционировании тюрем, психбольниц, школ) сменяется обществом контроля, когда уже нет необходимости в закрытых структурах для поддержания порядка. В этих условиях единственное, что может препятствовать духовной смерти человека – акт сопротивления либо в форме искусства, либо в форме борьбы.

Французский социолог, культуролог Жан Бодрийар (1929–2007) отметил, что реальность, существовавшая в индустриальную эпоху, закончилась. Реальность нынешнего общества изобилия, общества потребления превра-

вратилась в симулятивную гиперреальность. Этим термином философ подчеркивает, что современную эпоху характеризует чувство утраты реальности, реальность эпохи постмодерна в значительной степени становится виртуальной, симулятивной «гиперреальностью» моделей, кодов и «симулякров». Иначе говоря, все социальные институты – производство, потребление, политическое представительство, революционное движение – заменяются подобиями. Специфика наших дней состоит в том, что надстройка (гиперреальность) определяет базис, труд не производит, а социализирует, представительные органы власти никого не представляют.

Производство (максимализация прибавочной стоимости) сменилось воспроизводством форм социальных отношений. Ради обеспечения занятости людей организуются разного рода бесполезные процессы, такие как превращение «Конкорда» в сверхзвуковой бомбардировщик, космические программы. Труд все меньше и меньше становится производительной силой и все больше и больше – продуктом.

Потребление не ограничивается ни простым практическим применением вещей, ни их семиотическим применением как знаков отличия, богатства, престижа и т.д. Потребление превратилось в не знающее предела и насыщения, основанное на фантазмах и тревогах потребительство. Следование моде, рекламе, коллекционирование старинных вещей, погоня за техническими игрушками современности – гаджетами, сложными автоматами, роботами – все это признаки дегуманизированной культуры, в которой человек отчужден. Основное понятие учения Бодрийяра – симулякр – это единица гиперреальности, объект, симулирующий реальность; копия, оригинал которой никогда не существовал. Все большее значение приобретают реклама, «спекулятивные деньги», кредиты (связанные с невротическим опережением времени), «плавающие капиталы»⁸⁶, подделка вещей, общественное мнение и мода.

Производства нет, и никакая революция, состоящая в освобождении человеческого рода, «нам уже не светит» [4, 57]. «Настоящая классовая борьба» – это «борьба недочеловеков против своего скотского положения». [Но] сегодняшний пролетарий является «нормальным» человеком» [4, 85]. Классовая борьба деградировала. На место морально-практических норм двухвекового промышленного развития Европы пришла массовая практика прекращения работы безо всяких оснований, безо всяких требований. «Западные рабочие … все более и более регрессируют» к поведению «недоразвитых» [4, 82]. Вернуться к реальности, по мнению Бодрийяра, можно с помощью искусства.