6. Горизонт

Сэр Льюис Нэмир описал чувство истории как «интуитивное понимание того, как не происходили события»⁸⁰. Он имел в виду, разумеется, тот случай, когда такое интуитивное понимание являет­ся плодом исторического исследования; но мы теперь обращаемся к

⁷⁸ Marrou, Meaning of History, pp. 10 f., 23, 54, 138,161 f., 231.

⁷⁹ Ibid., p. 296.

Cm. Stern, Varieties, p. 375.

^43

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

горизонту, а это направляет наше внимание к предпониманию, кото­рое историк выводит не из исторического исследования, а из других источников.

На этом вопросе Карл Беккер остановился в докладе, прочитан­ном в Корнельском университете в 1937 г. и в Принстоне в 1938 г. Тема доклада — правило Э. Бернхайма, согласно которому факт мо­жет быть установлен показаниями по меньшей мере двух независи­мых и не заблуждающихся свидетелей. Рассматривая каждый термин в этом правиле, Беккер сосредоточивается на вопросе о том, не счи­тают ли историки свидетеля заблуждающимся не в силу его взвол­нованности, эмоциональной вовлеченности или слабой памяти, но исключительно в силу того, что сам историк имеет собственный взгляд на то, что возможно, а что невозможно. Ответ Беккера утвер­дителен. Когда историк убежден, что событие невозможно, он всегда будет твердить, что свидетели заблуждаются, будь их два или две сот­ни. Другими словами, у историков есть свои предубеждения — если не относительно того, что должно было произойти, то, по крайней мере, относительно того, что произойти не могло. Эти предубежде­ния не выводятся из изучения истории, а рождаются из тех мнений, той атмосферы, в которой историк живет и откуда он незаметно для себя заимствует некоторые твердые убеждения относительно при­роды человека и мира. После того, как эти убеждения укоренились, историку легче поверить в недостоверность сколь угодно большого числа свидетельств, чем допустить, что невозможное действительно

Й1

произошло .

Открытое признание того факта, что у историков имеются идеи-предубеждения, и что эти идеи оказывают влияние на историю, ко­торую пишут историки, вполне согласуется не только с тем, что бьио сказано выше о взглядах Беккера, но и с тем, что сказали мы сами о горизонте и смысле. Каждый из нас живет в мире, опосредован­ном смыслом, в мире, выстроенном на протяжении многих лет об­щей суммой нашей сознательной интенциональной деятельности. Этот мир определяется не только конструктивными деталями, но и процедурами базового выбора. Когда такой выбор сделан и положен в основание постройки, его следует придерживаться — или же от-

⁸¹ Smith, Carl Becker, pp. 89-90.

ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ

ступиться от него, снести постройку и строить заново. Такую ради­кальную процедуру начать нелегко, осуществлять тяжело, доводить до завершения — долго. Она сравнима с радикальной хирургической операцией, а большинство из нас смотрит на скальпель с робостью и орудует им неловко.

Итак, историк занимается тем, что расширяет свой опосредован­ный смыслом мир, обогащает его человеческим, прожитым, част­ным. Его исторические вопросы в значительной мере относятся к деталям, но в них могут затрагиваться и вопросы принципиальные, определяющие базовый выбор. Возможны ли чудеса? Если историк строит свой мир, исходя из того, что чудеса невозможны, как ему быть со свидетельствами, подтверждающими факты совершения чу­дес? Очевидно, он должен либо отступиться и перестроить свой мир по новым правилам, либо посчитать этих свидетелей некомпетент­ными, нечестными или заблуждающимися. Беккер был совершенно прав, когда говорил, что последнее легче всего. Он был совершенно прав, когда говорил, что число свидетелей не имеет значения. Дей­ствительно имеет значение лишь одно: много их или мало, свидетели чудес могут существовать в мире этого историка лишь в том случае, если они объявляются некомпетентными, нечестными или, по край­ней мере, заблуждающимися.

Более четверти века назад в очерке «Отстраненность и написа­ние истории» Беккер выразил полное осознание того, что, о какой бы отстраненности ни заявляли историки, они не отстранены от до­минирующих идей своего собственного века⁸². Они отлично знают, что никакой объем свидетельств не установит о прошлом того, чего не обнаруживается в настоящем⁸³. Аргумент Юма в действительно­сти вовсе не доказывает, что чудес никогда не было. На самом деле он доказывает, что историк не может внятно разбираться в прошлом, если прошлое осталось для него невнятным⁸⁴. Чудеса исключаются потому, что они противоречат тем законам природы, которые в по­колении этого историка считаются установленными; но если ученые-

^&г Becker, Detachment and the Writing of History, p. 25. ⁸³ Ibid., p. 12.

Ibid., p. 13.

244

245

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ естественники найдут для них место в опыте, то найдутся также исто-

ос

рики, которые восстановят их в истории .

Что справедливо для вопросов о фактах, справедливо и для во­просов об интерпретации. Религия в XX в. сохраняется, но больше не объясняет средневекового аскетизма. Монастыри ассоциируются не столько со спасением души, сколько с приютом для странников и осушением болот. Св. Симеон Столпник не есть нечто физически невозможное: наряду с одноглазыми чудищами и странствующими рыцарями он может вписаться в мир ребенка; но его мотивы лежат за пределами взрослого опыта и, скорее всего, будут объявлены па­тологическими⁸⁶.

Тезис Беккера о том, что историки работают в свете заранее при­нятых идей, подразумевает отказ от просвещенческого и романти­ческого идеала беспредпосылочной истории⁸⁷. Конечно, этот идеал имеет то преимущество, что изначально исключает все заблуждения, которые историк унаследовал от родителей и учителей, а также всё, что было порождено его собственной невнимательностью, недально­видностью, недалекостью. Но остается фактом, что, если математи­ки, естествоиспытатели и философы опираются на предпосылки, ко­торые они могут прямо признать, то историк работает в свете своего целостного личностного развития, а это развитие не допускает пол­ного и прямого формулирования и признания⁸⁸. Сказать, что историк должен работать без предпосылок, равнозначно тому, чтобы утверж­дать принцип пустой головы, требовать, чтобы историк не получал образования, изымался из процессов, именуемых по-разному — со­циализацией или аккультурацией⁸⁹, — дабы освободиться от исто­ричности. Ибо предпосылки историка — это не только его личные предпосылки, но проживаемые в нем результаты развития, которые человеческое общество и культура медленно накапливали в течение столетий⁹⁰.

⁸⁵ Ibid., р. 13 f.

⁸⁶ Ibid., p. 22 f.

⁸⁷ Ср. Gadamer, Wahrheit, SS. 256 ff.

⁸⁸ Cm. Insight, p. 175.

⁸⁹ Cm. P. Berger, T. Luckmann, The Social Construction of Reality, Garden City, N.Y.: Doubleday, 1966.

9° Gadamer, Wahrheit, S. 261.

246

ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ

Ньюмен заметил по поводу методического сомнения Декарта, что было бы лучше во все верить, чем во всем сомневаться. Ибо универ­сальное сомнение не оставляет человеку основы для продвижения вперед, тогда как универсальное верование может заключать в себе и некоторую истину, которая со временем и постепенно вытеснит за­блуждения. Сходным образом, думаю, мы должны довольствоваться тем, чтобы позволить историкам быть образованными, социализиро­ванными, аккультурированными, историческими существами, даже если это вовлекает их в некоторые заблуждения. Мы должны позво­лить им писать их истории в свете все того, чтб они знают или дума­ют, что знают, и в свете всего, чтб они незаметно для себя принимают как само собой разумеющееся. Поступать иначе они не могут, а плю­ралистичное общество позволяет им делать то, чтб они могут. Толь­ко не нужно заявлять, что они пишут беспредпосылочную историю, ибо этого не может никто. Мы должны признать, что допущение истории, написанной в свете заранее принятых идей, может иметь результатом разные понимания истории, разные методы историче­ского исследования, непримиримые точки зрения и несовместимые исторические повествования⁹¹. Наконец, мы должны искать методы, которые помогут историкам с самого начала избежать непоследова­тельных допущений и процедур, и мы должны развивать методы бо­лее высокого уровня, которые послужили бы средством сглаживания различий после того, как несовместимые истории будут написаны.

Но в данной главе мы можем лишь признать существование этих потребностей. Ответить на них — дело не функциональной специ­ализации «история», а дальнейших специализаций — диалектики и Фундирования. Ибо любое заметное изменение горизонта соверша­ется не на основании этого же самого горизонта, а через усмотрение совсем иной и, на первый взгляд, непостижимой альтернативы, за которым следует обращение.