МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

И наоборот, чем значительнее достижения историка, тем шире бу­дет поле свидетельств о человеческой речи и действии, открытое ддд психологического и социологического исследования⁴.

2. Исторический опыт и историческое знание

Я мыслю человеческое знание не как чистое переживание, но как сочетание переживания, понимания и суждения. Поэтому, коль скоро существует историческое знание, должны существовать исто­рический опыт, историческое понимание и историческое суждение. Теперь наша цель — сказать несколько слов об историческом опыте, а затем — о движении мысли от исторического опыта к письменной истории.

Мы уже описывали субъект времени. Он всегда остается само­тождественным, самим собой. Но его сознательные интенциональ-ные акты тем или иным образом смещаются, побуждая его «теперь» скользить от прошлого к будущему, в то время как поле объектов, на которые направлено внимание субъекта, может меняться сильно или слабо, быстро или медленно. Мало того, что психологическое настоящее субъекта представляет собой не момент, а некоторую про­тяженность; субъект к тому же может проникать в нем в прошлое — через память, повествования, историю; и в будущее — через предвос­хищения, прикидки, прогнозы.

Было сказано и о том, что человек есть историческое существо. Смысл этого утверждения легче всего понять с помощью мысленно­го эксперимента. Предположим, что человек страдает полной амне­зией. Он больше не знает, кто он, не узнает родственников и друзей, не помнит своих обязательств или прав и забыл даже ту информа­цию, которая необходима для выполнения некогда привычных дел-Очевидно, что, если он продолжает жить, либо амнезия должна быть излечена, либо ему придется начать все сначала. Ибо такими, какие

⁴ Обширная антология и двадцатистраничная библиография по предыдунН¹*¹ и связанным темам содержится в работе: Patrick Gardiner (ed.), Theories of'Histo/У' New York: Free Press, and London: Collier Macmillan, 1959. Так, где авторы Р^аС' ходятся с предлагаемым здесь подходом, основание для расхождения — Г"" читатель сможет в этом убедиться — лежит в теории познания.

ИСТОРИЯ

_ы есть, нас сделало именно наше прошлое, и поэтому мы должны „ибо жить им, либо начинать заново. Не только индивид является историческим существом, проживающим свое прошлое: это верно _в отношении группы. В самом деле, если предположить, что все члены группы страдают полной амнезией, то результатом станет кол­лапс всех групповых функций, а также функций каждого индивида в группе. Группы тоже живут своим прошлым, а прошлое, если можно так выразиться, продолжает жить в них. Функционирование благо-устроения в настоящем осуществляется большей частью благодаря его функционированию в прошлом, и лишь в малой степени благо­даря тем небольшим усилиям, которые требуются сейчас, чтобы со­хранить и по возможности улучшить положение дел. Начать все сна­чала означало бы вернуться в очень отдаленное прошлое.

Я сейчас вовсе не предлагаю медицинское описание амнезии. Я просто пытаюсь показать значение прошлого для настоящего и тем самым объяснить, чтб я имел в виду, говоря, что человек есть исто­рическое существо. Но быть историческим — это история, о которой пишут. Если смотреть на нее изнутри, то можно назвать ее экзистен­циальной историей: живой традицией, которая нас сформировала и привела в тот пункт, где мы сами начали формировать себя⁵. Эта тра­диция включает в себя, как минимум, индивидуальную и групповую память о прошлом, повествования о подвигах и легенды о героях, — коротко говоря, достаточно истории для того, чтобы группа иден­тифицировала себя как группу, а индивиды вносили свой многооб­разный вклад в поддержание и развитие общего благоустроения. Но теперь мы должны указать на ряд шагов, которые могут мысленно привести нас от этой рудиментарной истории, содержащейся в лю­бой экзистенциальной истории и живой традиции, к понятию науч­ной истории⁶.

В целом это — процесс объективации. Мы начнем с более про-

⁵ О современной реакции на деструктивные аспекты Просвещения и о реаби-^литации традиции как условия возможности интерпретации см. H.G. Gadamer, ^ohrheit und Methode, SS. 250-290.

Это шаги от vecu [проживаемого] к thematique [тематизированному], от exis-^enZielle [экзистентного] к existenzial [экзистенциальному], от exercite [фактически °^сУЩествляемого] Ksignate [эксплицитно выраженному].

2ОО

2OI

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

ИСТОРИЯ

стых случаев автобиографии и биографии, а затем перейдем к более сложному вопросу об истории групп.

Первый шаг к автобиографии — дневник. День за днем человек записывает не любое происшествие — у него много дел и помимо этого, — а то, что представляется важным, значительным, исключи­тельным, новым. Таким образом, он отбирает, сокращает, набрасы­вает, намекает. Он опускает бблыпую часть того, что и так слишком хорошо известно, чтобы быть отмеченным, слишком очевидно, что­бы упоминаться, слишком обыкновенно, чтобы считаться достой­ным записи.

По мере того, как годы идут, и дневник разбухает, взгляд, об­ращенный назад, удлиняется. Что раньше было лишь отдаленной возможностью, ныне осуществилось. Давние события, казавшиеся незначительными, оказались весьма важными, тогда как другие, ка­завшиеся важными, обернулись пустяками. Опущенные давние со­бытия нужно припомнить и восстановить, чтобы восполнить пробе­лы в контексте более раннего периода и чтобы сделать позднейшие события более понятными. Наконец, нужно дополнить, уточнить, скорректировать прежние суждения. Но если пытаться все это сде­лать, это означает перейти от ведения дневника к написанию ме­муаров. Человек расширяет свои дневниковые источники, дополняя дневник всеми письмами и прочим материалом, который удастся раз­добыть. Он роется в памяти. Он задает вопросы, а чтобы ответить на них, начинает реконструировать свое прошлое в воображении, рисуя самому себе то нынешнее, то прежнее Sitz im Leben [«место в жизни», жизненный контекст]; он находит ответы и задает следующие вопро­сы, возникающие из этих ответов. Как и в случае интерпретации, здесь тоже постепенно выстраиваются контексты, ограниченные гнезда вопросов и ответов, и каждое соотносится с одной многогран­ной, но определенной темой. В результате старая, подневная, орга­низация дневника становит абсолютно не важной. Многое из ранее упущенного ныне восстановлено. Что было бессвязным, ныне взаи­мосвязано. Что ощущалось и вспоминалось смутно, ныне отчетливо вырисовывается в, возможно, неожиданной перспективе. Возникла новая организация, в которой периоды вычленяются в соответствии с заметными различиями в образе жизни, в ведущей заботе, в задачах и проблемах, и в каждом периоде вычленяются контексты, то есть

гнезда вопросов и ответов, относящиеся к разным, но связанным те­мам. Периодами определяются разделы автобиографии, темами — ее главы.

Биография во многом преследует ту же цель, но вынуждена сле­довать иным путем. Автобиограф рассказывает о том, что «я видел, я слышал, я помнил, предвосхищал, воображал, чувствовал, понимал; о чем я судил, что я решал, как поступал...». В биографии выска­зывания делаются уже от третьего лица. Вместо того, чтобы описы­вать, чтб он помнит или вспомнил, биограф вынужден проводить разыскание, собирать свидетельства, восстанавливать в воображе­нии каждое последовательное Sitz im Leben, задавать конкретные и определенные вопросы и таким образом выстраивать свой набор периодов, из которых каждый заключает в себе больший или мень­ший набор соотнесенных контекстов. Между автобиографией и биографией существуют три главных различия: биограф свободен от неловкости, которую может испытывать автобиограф в своей откро­венности; биограф может сослаться на позднейшие события, пред­ставляющие в новом свете суждения, решения, поступки его персо­нажа, найти его более или менее глубоким, мудрым, дальновидным, прозорливым, чем можно было бы подумать; наконец, поскольку биограф должен сделать своего персонажа понятным следующему поколению, он должен описывать не просто «жизнь», но «жизнь и время».

Если в биографии «время» выступает как подчиненная катего­рия, проясняющая «жизнь», то в истории эта перспектива перевер­нута. Внимание сосредоточивается на общем поле, частично иссле-Дуемом в каждой из биографий, которые написаны или могут быть написаны. Но это общее поле не перекрывается биографиями: это социальный и культурный процесс, а не просто сумма индивиду­альных слов и дел. Существует развивающееся и / или приходящее в Упадок единство, образованное кооперациями, институциями, лич­ными отношениями, функционированием и / или пробуксовывани-^ем благоустроения, совместным осуществлением порождающих и ^вНутренних ценностей и антиценностей. Мы проживаем наши жиз­ни внутри этого процесса. Обычно каждый из нас довольствуется тем знанием о нем, которого достаточно для ведения наших личных дел ¹¹ выполнения наших общественных обязанностей. Стремиться уви-

202

2ОЗ

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

деть действительную работу целого или его значительной части на протяжении длительного периода времени — задача историка.

Как биограф, так и историк продвигается (1) от данных, став­ших доступными благодаря разысканию, (2) через воображаемую реконструкцию и накапливание вопросов и ответов (3) к взаимос­вязанному набору ограниченных контекстов. Но здесь материаль­ный базис гораздо шире по своей протяженности, гораздо сложнее, гораздо основательнее. Фокус интереса смещается от индивида к группе, от частного к публичному, от течения единичной жизни к ходу дел в сообществе. Спектр релевантных тем громадно расширя­ется, и многие из них требуют приобретения специальных знаний, чтобы можно было приступить к их историческому исследованию. Наконец, сама история становится специализацией, историки of разуют профессиональный класс, область исторического исследс вания подвергается членениям и субчленениям, результаты иссле дований обнародуются на конгрессах и аккумулируются в журнала и книгах.