12. Автономия теологии

То, что Карл Ранер называл Denzingertheologie [теологией в стиле Денцингера], Пьер Шарль из Лувена позднее назвал христианским позитивизмом. В нем функция теолога усматривается в том, чтобы пропагандировать церковные доктрины. Теолог выполняет свой долг, когда повторяет, разъясняет, защищает то, что сказано в цер­ковных документах. Он не вносит никакого собственного вклада, и, таким образом, для него не существует вопроса о том, обладает ли он при этом какой-либо автономией.

Так вот, это верно, конечно, что теология не является ни источ­ником божественного откровения, ни добавлением к боговдохно-венному Писанию, ни авторитетом, провозглашающим церковные доктрины. Верно и то, что христианский теолог должен быть подлин­ным человеком и подлинным христианином, а значит, должен быть безупречным в своем принятии откровения, Писания и церковной доктрины. Но из этих предпосылок еще не следует, что теолог — про­сто попугай, всего лишь повторяющий уже сказанное.

Из истории теологии явствует, что теологи рассматривают мно­го вопросов, которых не рассматривают церковные доктрины, и что они первыми формулировали богословские учения, которые, осо­бенно в Католической Церкви, послужили фундаментом и отчасти содержательным материалом для последующих церковных доктрин. Это настолько верно, что в главе «Функциональные специализации» мы провели различение между религией и рефлексией над религи­ей, отождествив такую рефлексию с теологией. Мы обнаружили, что теология настолько высоко специализирована, что, помимо специа­лизаций по полю и по предмету и наряду с ними, в ней различаются восемь специализаций по функции.

358

ДОКТРИНЫ

Таким образом, теологу есть что привнести. Следовательно, он обладает известной автономией, ибо в противном случае не смог бы внести собственного вклада. Более того, в рамках представлен­ного здесь богословского метода разработан критерий, призванный направлять теолога в осуществлении его автономии. В самом деле, функциональная специализация «диалектика» собирает, классифи­цирует, анализирует конфликтные точки зрения экспертов, исто­риков, интерпретаторов, разыскателей. Функциональная специали­зация «фундирование» определяет, чьи точки зрения суть позиции, восходящие к интеллектуальному, моральному и религиозному об­ращению, а чьи — контрпозиции, выдающие отсутствие обращения. Другими словами, каждый теолог будет судить о подлинности авто­ров точек зрения, причем проверять их будет на пробном камне соб­ственной подлинности. Это, конечно, весьма далеко от безошибоч­ного метода. Но в тенденции это позволит собрать вместе подлинных людей; это также позволит, в тенденции, собрать вместе неподлин­ных людей и по-настоящему выявить их неподлинность. Противо­положность между теми и другими уже не разобьется о человеческую снисходительность.

Автономия требует не только критерия, но и ответственности. Теологи ответственны за то, чтобы держать в порядке свой собствен­ный дом, учитывая их возможное влияние на верующих и возможное влияние богословской доктрины на церковную доктрину. Думаю, они смогут более эффективно осуществлять свою ответственность, если не станут дожидаться, пока их снабдят совершенным методом, а примут на вооружение наилучший метод из доступных и, применяя его, смогут выявить его недостатки и исправить его дефекты.

Можно было бы подумать, что мы ставим под угрозу авторитет официальных церковных лиц, когда признаём, что теологам есть что привнести от самих себя, что они обладают известной автономией, что в их распоряжении находится строго богословский критерий, и что на них возложена немалая ответственность, которая наиболее эффективно осуществляется, если принять некоторый метод и по­степенно работать над его улучшением.

Но я думаю, что авторитет официальных лиц Церкви ничего не потеряет, напротив, немало выиграет от этого предложения. Нет никакого ущерба в признании того очевидного исторического фак-

359

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

та, что теологии есть что привнести от себя. Гораздо больше можно выиграть, признав ее автономию и указав на то, что автономия под­разумевает ответственность. В самом деле, ответственность ведет к методу, а метод, если он эффективен, делает излишним надзор. Офи­циальные лица Церкви обязаны защищать религию, над которой размышляют теологи, но следует предоставить самим теологам нести бремя разработки теологических доктрин, которые в значительно большей степени зависят от консенсуса, чем любая традиционная академическая дисциплина.

У этого вопроса есть и другой аспект. Будучи римокатоликом с весьма консервативными взглядами на религиозные и церковные доктрины, я написал главу о доктринах, не подписываясь ни под одной из них, за исключением доктрины о доктрине, утвержденной Первым Ватиканским собором. Я сделал это умышленно, и намере­ние мое — экуменического характера. Я хочу, чтобы мой метод был настолько простым для его усвоения теологами других деномина­ций, насколько это возможно. Даже если теологи исходят из иных церковных исповеданий, даже если их методы скорее аналогичны, чем одинаковы, все же эта аналогия поможет им всем понять, сколь много между ними общего, и в тенденции выявить, сколь более пол­ное согласие может быть достигнуто.

Наконец, фокусированию всего того, что мы вновь и вновь пыта­лись здесь высказать, может послужить различение между догматиче­ской теологией и теологией доктринальной. Догматическая теология имеет классицистский характер. Она в принципе принимает как дан­ность, что по каждому вопросу может существовать одно, и только одно истинное высказывание. Она считает своим долгом определить, каково то единственное высказывание, которое будет истинным. Напротив, доктринальная теология мыслит исторически. Она зна­ет, что смысл высказывания определяется только внутри контекста. Она знает, что контексты варьируются с варьированием ответвлений здравого смысла, с эволюцией культур, с дифференциациями чело­веческого сознания и с присутствием или отсутствием интеллекту­ального, морального и религиозного обращения. Как следствие, она проводит различение между религиозным постижением доктрины и богословским постижением той же доктрины. Религиозное постиже­ние совершается через контекст нашей собственной разновидности

ДОКТРИНЫ

здравого смысла, нашей собственной развивающейся культуры, на­шего собственного недифференцированного или дифференцирован­ного сознания, наших собственных возрастающих усилий по дости­жению интеллектуального, морального и религиозного обращения. Напротив, богословское постижения доктрин исторично и диалек­тично. Оно исторично постольку, поскольку схватывает множество различных контекстов, в которых одна и та же доктрина выражалась разными способами; и оно диалектично постольку, поскольку видит различие между позициями и контропозициями и пытается разви­вать позиции, опровергая контрпозиции.

збо

СИСТЕМАТИКА

Седьмая функциональная специализация, систематика, занимается тем, что содействует пониманию реальностей, утверждаемых в пред­шествующей специализации «доктрины». Наши замечания распре­деляются по пяти рубрикам. Во-первых, нужно прояснить функцию систематики. Во-вторых, нужно перечислить альтернативы, закры­тые предыдущим обсуждением. В-третьих, нужно задать вопрос о релевантности любых усилий человеческого разума понять транс­цендентную тайну. В-четвертых, существуют сложности, проистека­ющие из того факта, что систематическая теология ищет понимания не данных, но истин. Наконец, в-пятых, последует краткое указание на способ, каким позднейшая систематика продолжит, разовьет и пересмотрит предшествующую работу.

1. ФУНКЦИЯ СИСТЕМАТИКИ

Кант считал понимание (Verstand) способностью суждения. У это­го взгляда есть предшественники — Платон и Дуне Скот, а также, в меньшей степени, Аристотель и Фома Аквинский. В самом деле, по­следняя пара делает упор на различие двух операций интеллекта. По­средством первой операции мы отвечаем на вопросы типа: Quid sit? Cur ita sit? [Что это? Почему оно таково?]. Посредством второй опе­рации мы отвечаем на вопросы типа: An sit? Utrum ita sit? [Существует ли это? Так ли это?]. Отсюда нас подводят к тому, чтобы мыслить понимание как источник не только дефиниций, но и гипотез, тогда как посредством суждения мы познаем существование выраженного в дефиниции, верификацию того, что предположено в гипотезе.

₃6₂

СИСТЕМАТИКА

Это различение между пониманием и суждением представляется сущностно важным для постижения заповеди Августина и Ансель-ма: «Crede utintelligas» [«Уверуй, чтобы уразуметь»]. Оно не означает: уверуй, чтобы ты мог судить; ведь вера уже есть суждение. Оно не означает: уверуй, чтобы ты мог доказывать; ведь истины веры не при­нимают человеческих доказательств. Оно означает, как во вспышке света: уверуй, чтобы ты мог понимать, ибо истины веры имеют смысл для верующего, а для неверующего выглядят бессмыслицей.

Опираясь на традиции Августина, Ансельма, св. Фомы, и вопреки отделяющей нас от них тяжелой толще концептуализма¹, Первый Ва­тиканский собор восстановил идею понимания. Он учил, что разум, просвещенный верой, когда он вопрошает усердно, набожно, трезво, способен с помощью Божьей достигнуть высоко плодотворного по­нимания тайн веры — как из аналогии с тем, что ему известно по природе, так и из взаимосвязи тайн друг с другом и с конечной целью человека (DS 3016).

Мы считаем, что содействовать такому пониманию тайн — глав­ная функция систематики. Эта специализация имеет своей предпо­сылкой доктрины. Ее цель — не добавить еще одно доказательство доктрины ex ratione theologica [из богословского основания]. Доктри­ны следует считать утвержденными через добавление фундирования к диалектике. Цель же систематики — не увеличивать достоверность, а содействовать пониманию. Она стремится не утвердить факты, а понять, каким образом стало возможным, что факты таковы, каковы они есть. Ее задача — взять факты, установленные в доктринах, и по­пытаться связать их в приемлемое целое.

Классическим примером этого различия между доктринами и систематикой служит четвертая книга «Суммы против язычников» Фомы Аквинского. Главы со второй по девятую посвящены суще­ствованию Бога Сына; главы с пятнадцатой по восемнадцатую — су­ществованию Святого Духа; главы с двадцать седьмой по тридцать девятую —Воплощению. Но главы с десятой по четырнадцатую со­средоточены на вопросе о том, каким способом надлежит мыслить

¹ О концептуализме см. мою книгу: Verbum: Word and Idea in Aquinas, London: Darton, Longman & Todd, and Notre Dame: University of Notre Dame Press, 1967, Index, s.v., p. 228. Ключевым здесь является вопрос о том, происходят ли концеп­ты от понимания или понимание от концептов.

збз

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

божественное рождение. Сходным образом, главы с девятнадцатой по двадцать пятую рассматривают способ, каким надлежит мыслить Святого Духа, а главы с сороковой по сорок девятую посвящены си­стематике Воплощения.

В другом месте Фома Аквинский указывает на то, что обсуждение спорного вопроса может преследовать две цели. Если оно нацелено на то, чтобы устранить сомнение в фактическом положении дел, тог­да в теологии мы апеллируем главным образом к авторитетам, кото­рых признает слушатель. Но если обсуждение имеет целью наставить учащегося и привести его к пониманию истины в этом вопросе, то следует занять свою позицию, исходя из доводов, высвечивающих основание истины, и дать ученику понять, почему сказанное есть ис­тина. В противном случае, если учитель решает вопрос исключитель­но ссылками на авторитеты, он уверит своего ученика в фактическом положении дел, но, не дав ему никакого понимания, или научного знания, отошлет его прочь пустым².

По контрасту со средневековой процедурой, католики последних столетий не просто различили, но разъединили философию и теоло­гию. В результате возникли две теологии: естественная теология пре­подавалась в курсе философии; затем следовала систематическая, или умозрительная теология, имеющая дело с упорядоченным представ­лением тайн веры. Я считают это разделение неудачным. Во-первых, оно вводит в заблуждение. Вновь и вновь студенты утверждались в том, что систематическая теология — это еще одна философия, и, стало быть, она не имеет религиозного значения. На противопо­ложном полюсе находились те, кто считал, что естественная фило­софия не поднимается до христианского Бога, а бог, который не является христианским Богом, есть идол и самозванец. Во-вторых, разделение ослабило как естественную, так и систематическую тео­логию. Оно ослабило естественную теологию, потому что трудные философские понятия ничего не теряют в своей значимости, а лишь бесконечно выигрывают от ассоциации с их религиозными эквива­лентами. И оно ослабило систематическую теологию, потому что разделение препятствует представлению систематики как христиан­ского продолжения того, что человек может начать познавать своими

² QuodL, IV, q. 9, а. 3(18). - ^ ■■/ ■■■■■■.. . ;; -

СИСТЕМАТИКА

естественными силами. В-третьих, разделение, видимо, основано на заблуждении. До тех пор, пока будут считать, что философия разви­вается с такой суверенной объективностью, что совершенно не за­висит от мыслящего ее человеческого разума, — до этих самых пор, несомненно, всегда найдется что сказать в поддержку притязания на такую же объективность, когда речь идет о предварительных вопро­сах из сферы компетенции веры. Но фактическое положение дел со­стоит в том, что доказательство становится строгим только внутри систематически сформулированного горизонта, что формулиров­ка горизонта варьируется в зависимости от присутствия или отсут­ствия интеллектуального, морального и религиозного обращения, и что обращение никогда не является логическим следствием чьей-то предварительно занятой позиции, но, наоборот, есть радикальный пересмотр этой позиции.

По существу, это вопрос перехода от абстрактной логики клас­сицизма к конкретности метода. С прежней точки зрения, базовым является доказательство. С новой точки зрения, базовым является обращение. Доказательство взывает к абстракции по имени «пра­вильный разум». Обращение преобразует конкретного индивида, де­лая его способным схватывать не только выводы, но и принципы.

Это также и вопрос присущей индивиду идеи объективности. Если некто считает базовым логическое доказательство, он стремится к объективности, не зависящей от конкретного существующего субъ­екта. Но хотя объективность и достигает того, что не зависит от кон­кретного существующего субъекта, сама объективность достигается отнюдь не вне зависимости от конкретного существующего субъекта. Напротив, объективность достигается через самотрансцендирование конкретного существующего субъекта, и фундаментальной формой самотрансцендирования будет интеллектуальное, моральное и рели­гиозное обращение. Пытаться гарантировать объективность в отры­ве от самотрансцендирования означает лишь плодить иллюзии³.

³ В связи с этим базовым является утверждение Ньюмена: J.H. Newman, An Essay in Aid of a Grammar of Assent, London 1870, Papeback, Garden City, N.Y.: Dou-bleday, Image Book, 1958, chap. 8, 9. См. также его же: Discussions and Arguments on Various Subjects, London: Longman, 1924: «Логика для большинства — лишь жал­кая риторика; если сумеешь стрелять, огибая углы, то можешь надеяться обра­щать с помощью силлогизма». Эта цитата приводится в Grammar, p. 90.

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

Могут возразить, однако, что такой переход от абстрактного к конкретному, от доказательства к обращению не согласуется с тем утверждением Первого Ватиканского собора, что естественным све­том человеческого разума Бог может достоверно познаваться через творения (DS 3004, 3026).

Во-первых, я хотел бы привлечь внимание к тому факту, что при­веденное выше определение молчаливо абстрагируется от действи­тельного строя нашей жизни. Третья редакция Dei Filius, предложен­ная о. Йозефом Клёйтгеном, гласит в каноне: «...perea quaefacta sunt, naturali ratione ab homine lapso certo cognosci et demonstrari posse» [«... через сотворенное, посредством естественного разума, падший че­ловек может достоверно познать и доказать» существование Бога]⁴. Окончательная версия, однако, не упоминает падшего человека, и, в виду преобладания абстрактного классицизма, может быть, видимо, проще всего понята как отсылка к состоянию чистой природы⁵.

Во-вторых, если взглянуть на действительный строй нашей жиз­ни, то я бы сказал, что в норме религиозное обращение предшествует усилию по разработке строгих доказательств существования Бога. Но я вполне допускаю, что такие доказательства способны послужить фактором, облегчающим религиозное обращение, так что в порядке исключения некоторое знание о существовании Бога может предше­ствовать принятию дара любви Божьей.

Я выступал и выступаю за интеграцию естественной и система­тической теологии. Но это вовсе не означает размывания границ между ними. Одно дело — разделение, другое — различение. Тело и душа человека могут различаться, пусть даже человек еще жив. Сходным образом естественное и сверхъестественное в операциях теолога различны, пусть даже дело обстоит не так, что одна часть проходит по ведомству философии, а другая — теологии. Опять-таки, есть интеллигибельность того, что не может быть иначе, и есть интеллигибельность того, что может быть иначе: та и другая различ-

⁴ См. J.D. Mansi, Sacrorum Conciliorum Nova etAmplissima Collectio, 53, 168.

⁵ См. мою статью: «Natural Knowledge of God», Proceedings of the Catholic Theo­ logical Society of America, 23 (1968), 54—69. Hermann Pottmeyer, Der Glaube vor dent Anspruch der Wissenschaft, Freiburg: Herder, 1968, SS. 168-204. David Coffey, «Natu­ ral Knowledge of God: Reflections on Romans 1,18-32», Theological Studies, 31 (1970), 674-691.

366

СИСТЕМАТИКА

ны, пусть даже целостное объяснение отчасти заключается в одной интеллигибельное™, а отчасти — в другой. Наконец, есть интелли­гибельность, достижимая человеческим разумом; есть интеллиги­бельность, лежащая за его пределами; и есть промежуточная, несо­вершенная, аналогическая интеллигибельность, которую мы можем обнаружить в тайнах веры: все три различны, но нет никаких при­чин их разделять.

Хотелось бы заметить, что я не предлагаю никаких новшеств. Я предлагаю вернуться к тому типу систематической теологии, при­мером которого служат «Сумма против язычников» и «Сумма теоло­гии» Фомы Аквинского. В обеих суммах систематически выражено широкое понимание истин о Боге и человеке. В обеих суммах вполне осознаны упомянутые выше различения. Но ни в одной не одобряет­ся введенное позже разделение.

Если цель систематики, как я полагаю, заключается в понима­нии, то систематика должна быть единым и нераздельным целым, а не двумя разделенными частями, которые пренебрегали бы первен­ством обращения и склонялись бы к переоценке значения доказа­тельства.