2. Данные и факты

В этом пункте будет правильным ввести пояснение: данные есть нечто одно, а факты — другое.

Существуют данные чувств и данные сознания. Общим для тех и других является то, что они даны или могут быть даны. Их можно принимать или не принимать во внимание, исследовать или не ис­следовать, понимать, постигать, привлекать в качестве очевидного свидетельства в суждении или нет. Если нет, то они просто даны. Но в той мере, в какой они исследуются, они уже не просто даны, но так­же вступают в сочетание с другими компонентами познавательной деятельности человека.

Исторические факты, напротив, — это познанные события. Со­бытия, которые познаны, принадлежат историческому прошлому. Познание событий для историка есть его настоящее. Более того, это познание есть человеческое познание: не какая-то изолированная деятельность, но деятельность составная, которая разворачивается на трех различных уровнях. Так, исторический факт будет обладать конкретностью объекта внешнего или внутреннего опыта; опреде­ленностью объекта понимания и постижения; неподатливостью того, что схватывается как нечто виртуально безусловное (или близ­кое к таковому), а значит, как нечто (вероятно) независимое от по­знающего субъекта¹⁹.

¹⁴ Langlois and Seignobos, Introduction, p. 67.

¹⁵ Ibid., p. 195 f.

¹⁶ Ibid., pp. 211, 214.

¹⁷ H.I. Marrou, The Meaning of History, Baltimore-Dublin: Helicon, 1966, p. 17.

222

¹⁸ Об этом движении см. Bemheim, Lehrbuch, SS. 648-667; Stern, Varieties, PP. 16, 20, 120-137, 209-223, 314-328; P. Gardiner, Theories of History, New York: Free Press, 1959, excerpts from Buckle, Mill, Compte; B. Mazlish, The Riddle of His­ tory, New York: Harper & Row, 1966, глава о Конте.

¹⁹ О данных см. Insight, pp. 73 f.; о факте см. ibid., pp. 331, 347, 366, 411 ff.

223

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

По мере того, как исследование движется вперед, инсайты нака­пливаются, а недосмотры уменьшаются. Этот длящийся процесс не затрагивает данные постольку, поскольку они даны или могут быть даны, но в очень существенной степени затрагивает их постольку, по­скольку их разыскивают, сосредоточивают на них внимание, объеди­няют их тем или иным способом во все более обширные и сложные структуры. С другой стороны, только когда структуры приобретают оформленность, а процесс вопрошания начинает иссякать, — только тогда мало-помалу проступают факты. Ибо факты проступают не до того, как будут поняты данные, а лишь после того, как они будут по­няты удовлетворительно и строго.

В критической истории существует и другое затруднение, ибо в ней совершаются два разных, хотя и взаимозависимых, процесса движения от данных к фактам. В первом случае данные представ­ляют собой чувственно воспринимаемые памятники, материалы раскопок, повествования; опираясь на них, историк пытается про­слеживать генезис и оценивать достоверность доставляемой ими информации. Факты, к которым ведет этот первый процесс, — это ряд утверждений, полученных из источников и помеченных знаком большей или меньшей надежности. В той степени, в какой они на­дежны, они доставляют информацию о прошлом. Но информация ₅ которую они доставляют, — это, как правило, не историческое зна­ние, а исторический опыт. Он касается фрагментов, отрывков и от­резков, которые привлекают внимание мемуаристов, мастеров эпи­столярного жанра, авторов хроник, репортеров и комментаторов. Это не всестороннее видение происходящего в определенное время и в определенном месте: ведь современники, вообще говоря, не рас­полагают средствами, необходимыми для формирования такого все­стороннего видения. Отсюда следует, что факты, установленные в процессе критики, суть не исторические факты, а всего лишь данные для разыскания исторических фактов. За процессом критики должен последовать [второй] процесс — интерпретация, при которой исто­рик соединяет вместе собранные им фрагменты информации и кри­тически оценивает их. Только когда этот процесс интерпретации и реконструкции завершен, проступает то, что можно уже с полным правом назвать историческими фактами.

ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ 3. ТРИ ИСТОРИКА

В знаменитом докладе, дважды прочитанном перед ученым сооб­ществом в 1926 г., но опубликованном лишь посмертно, Карл Беккер вспоминает, как один из выдающихся и почтенных историков сказал ему: дело историка — «представить все факты и позволить им гово­рить самим за себя». По словам Беккера, за двадцать лет он научился тому, «что такой подход абсурден: во-первых, потому, что невозмож­но представить все факты; а во-вторых, потому, что, даже если бы вы смогли представить все факты, эти убожества не сказали бы ничего, вообще ничего»²⁰.

Беккер не довольствовался атакой на то, чтб он считал иллю­зией — одной из самых дорогих историкам XIX в.²¹. Шестнадцатью годами раньше, в статье, опубликованной в октябрьском номере «Atlantic Monthly» за 1910 г., он весьма убедительно описал, что имен­но должно было бы произойти, чтобы картотека, содержащая резуль­таты исторической критики, могла привести историка к постижению исторического хода событий:

Когда он обращается к своим карточкам, одни аспекты отображенной в них реальности интересуют его более, другие — менее; одни сохраняются, другие забыты; некоторые аспекты способны положить начало новому на­правлению мысли; одни выглядят причинно взаимосвязанными, другие — связанными логически, третьи вообще не обнаруживают никакой заметной взаимосвязи. Причина этого проста: некоторые факты затрагивают созна­ние как интересные или важные, обладают некоторого рода осмысленно­стью, ведут к некоей желанной цели, потому что ассоциируются с идеями, которые уже присутствовали в сознании: они некоторым образом стыкуются с упорядоченным опытом историка. Этот оригинальный синтез — который не следует смешивать с подготовкой книги к публикации, это совсем другой вопрос, — осознается лишь отчасти. Он осуществляется почти автоматиче­ски. Сознание будет проводить отбор и различение с самого начала. Здесь важна вся «апперципирующая масса», которая улавливает то или иное но­вое впечатление и встраивает его в собственное растущее содержание. Это

^го Carl Becker, Detachment and the Writings of History, Essays and Lectures edited by Phil Snyder, Ithaca N.Y.: Cornell, 1958, p. 54.

²¹ Ibid., p. 53.

224

225

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

правда, что, когда она включает в себя новые факты, старые идеи и понятия модифицируются, дифференцируются и даже разрушаются; но модифици­рованные идеи становятся новыми центрами притяжения. И таким образом этот процесс длится, возможно, годами. Окончательный синтез, безуслов­но, выстраивается из отдельных фактов — причинно обусловленных и вы­являющих каждое отдельное изменение; но отдельный факт, отобранный в силу его важности, в любом случае был отобран в силу его важности для не­которой идеи, уже завладевшей данным полем²².

Я привел эту довольно длинную цитату потому, что в ней историк высвечивает род деятельности, следующий за исторической кри­тикой и предшествующий написанию исторической работы. Нель­зя сказать, что Беккер был успешным теоретиком познания: из его текстов не извлечь точной и связной теории генезиса исторического знания²³. Тем не менее, он не был человеком, послушно следующим расхожим клише; и он был достаточно наблюдателен и внятен, чтобы удачно описать то, что я назвал бы постепенным накоплением ин-сайтов. Каждый из них дополняет, уточняет или корректирует пред­шествующие инсайты, пока — быть может, годами позже — поток дальнейших вопросов не иссякнет, и собранная историком инфор­мация о прошлом историческом опыте не претворится в историче­ское знание.

Вопросы, волновавшие Карла Беккера в Соединенных Штатах, волновали и Р.Д. Коллингвуда в Англии. Оба подчеркивали кон­структивный характер работы историка. Оба выступали против того, что я назвал принципом пустой головы. Но позиция, против которой выступал Беккер, сводится к тому взгляду, что историк должен про­сто представить все факты и затем предоставить им самим говорить за себя. Коллингвуд атакует ту же позицию под именем «истории ножниц и клея»²⁴. Это наивный взгляд на историю в терминах памя­ти, свидетельских показаний, достоверности²⁵. Он предполагает, что

²² Ibid., pp. 24 f.

²³ Это момент отмечает В.Т. Wilkins, Carl Becker, Cambridge: M.I.T. and Har­ vard, 1961, pp. 189-209.

²⁴ R.G. Collingwood, The Idea of History, Oxford, Clarendon, 1946, pp. 257-263, 269 f., 274-282.

²⁵ Ibid., p. 234.

226

ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ

историк извлекает из источников утверждения, решает, следует ли считать их истинными или ложными, и вклеивает истинные утверж­дения в черновую тетрадь, чтобы затем переработать их в повество­вание, а ложные утверждения отправляет в мусорную корзину²⁶. Это единственный тип истории, ведомый античному миру и Средним векам²⁷. Он идет на убыль, начиная с Вико. Не рискуя говорить о его полном исчезновении, Коллингвуд, однако, утверждает, что лю­бая история, которая пишется сегодня в соответствии с подобными принципами, устарела по меньшей мере на столетие²⁸.

Таким образом, в исторических исследованиях произошла ко-перниканская революция²⁹ — в той мере, в какой история сделалась равно критической и конструктивной³⁰. Этот процесс атрибуируется историческому воображению³¹, а также логике, в которой вопросы бо­лее фундаментальны, чем ответы³². Эти две атрибуции отнюдь не яв­ляются несовместимыми. Историк начинает с утверждений, которые находит в своих источниках. Попытка представить в воображении их смысл порождает вопросы, ведущие к дальнейшим утверждениям в источниках. Постепенно историк прочерчивает сетку воображаемой конструкции, связывая воедино фиксированные точки, предостав­ляемые утверждениями источников³³. Но эти так называемые фик­сированные точки фиксированы не абсолютно, а относительно³⁴. В своем нынешнем вопрошании историк решил принять их за фик­сированные, но фактически их фиксированность — всего лишь плод предыдущего исторического вопрошания. Даже если утверждения, из которых исходит историк, фигурируют у Фукидида, все же именно историческое знание позволяет историку пойти далее простых зна­ков на бумаге: к узнаванию греческого алфавита, к значениям слов в аттическом диалекте, к аутентичности пассажей, к суждению, что

²⁶ Ibid., p. 259.

²⁷ Ibid., p. 258.

²⁸ Ibid., p. 260.

²⁹ Ibid., pp. 236, 240.

³⁰ Ibid., p. 240.

³¹ Ibid., pp. 241 ff.

³² Ibid., pp. 269-274.

³³ Ibid., p. 242.

³⁴ Ibid., p. 243.

227

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

в этих случаях Фукидид знал, о чем говорит, и пытался поведать ис­тину³⁵.

Отсюда следует, что, если рассматривать историю не на примере того или иного труда, а в целом, она представляет собой автоном­ную дисциплину. Она зависит от данных, от материалов, уцелевших от прошлого и доступных в настоящем. Но история — это не вопрос доверия к авторитетам и не вопрос вывода из авторитетных источни­ков. Каким образом и в какой мере будут использованы источники, решают критические процедуры³⁶. Конструктивные процедуры при­водят к результатам, которые, быть может, были неведомы авторам источников. Поэтому «историк не только не основывает свои суж­дения на авторитетах, отличных от него самого, и не согласует свою мысль с их утверждениями, но сам выступает в качестве авторитета для самого себя, а его мысль автономна, независима и обладает не­ким критерием, которому должны соответствовать его так называе­мые авторитеты: критерием, на основании которого они и подлежат критической оценке»³⁷.

Такую коперниканскую революцию Коллингвуд признает свер­шившейся в истории Нового времени. Эту точку зрения нельзя усво­ить, исходя из наивно-реалистских или эмпиристских предпосылок. К сожалению, у Коллингвуда она представлена в идеалистическом контексте. Но, послужив средством введения удовлетворительной теории объективности и суждения, идеализм может быть устранен без ущерба для сути учения Коллингвуда об историческом воображе­нии, исторической очевидности, логике вопросов и ответов.

Темы, которые рассматривались в Соединенных Штатах и в Ан­глии, рассматривались и во Франции. В 1938 г. Реймон Арон пред­ставил очерки исторической мысли Дильтея, Риккерта, Зиммеля и Макса Вебера³⁸, а в другом томе предложил свое собственное разви­тие идеи немецкого Verstehen [понимания], которое по-французски

³⁵ Ibid., p. 244.

³⁶ Ibid., p. 238.

³⁷ Ibid., р. 236; см. р. 249; см. также Marrou, Meaning of History, pp. 307—310 (ци- тир. по русскому переводу: Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. — М.: «Наука», 1980).

³ R. Агоп, La philosophie critique de I'histoire, Paris: Vrin, 1950.

228

ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ

именовалось comprehension³⁹. Но меня занимают сейчас не теоретики истории, а профессиональные историки, и поэтому я обращаюсь к Анри-Ирене Марру, который в 1953 г. был приглашен занять кафедру кардинала Мерсье (Chaire Cardinal Mercier) в Лувене и использовал эту возможность, чтобы обсудить природу исторического знания.

На следующий год вышла в свет работа А.-И. Марру «Об исто­рическом знании» [«De (a conaissance historique»]ⁱ⁰. Она посвящена не теоретическим вопросам, а скорее предлагает систематический обзор, разумный и взвешенный синопсис тех выводов, к которым пришли историки относительно природы стоящей перед ними зада­чи⁴¹. По мнению автора, природа этой задачи была установлена столь же строго, что и теория эксперимента в дни Джона Стюарта Милля и Клода Бернара⁴². Таким образом, А.-И. Марру рассмотрел все общие вопросы исторического исследования, и сделал это с таким пони­манием теоретических позиций и с такой чуткостью к бесконечной сложности исторической реальности, какие были присущи Питеру Гейлу⁴³.

Из этого изобилия нас в данный момент интересует только от­ношение между фактом и теорией, анализом и синтезом, критикой и конструктивностью. А.-И. Марру рассматривает оба аспекта в двух последовательных главах. Он отдает себе отчет в том, что его воз­зрения на критику заставили бы его старых учителей-позитивистов перевернуться в гробу. Там, где они требовали непримиримости критического духа, он призывал к вчувствованию и пониманию⁴⁴. Негативный критический подход, предполагавший озабоченность честностью, компетентностью и аккуратностью авторов, был хоро­шо приспособлен к нуждам профессиональной работы в области

³⁹ R. Агоп, Introduction a la philosophie de I'histoire, Paris: Gallimard, 1948.

⁴⁰ Цит. по английскому переводу: The Meaning of History, Baltimore and Dublin: Helicon, 1966.

⁴¹ Marrou, Meaning of History, p. 25.

⁴² Позднее Марру был вынужден признать, что это согласие менее совершен­ но, нежели ему казалось. См. приложение к Meaning of History, pp. 301—316.

⁴³ . Сложность — постоянная тема в книге Питера Гейла: Pieter Geyl, Debates with Historians, New York: Meridian Books, 1965. [Питер Гейл (1887-1966) — гол­ ландский историк. — Прим. пер.]

⁴⁴ H.-I. Marrou, Meaning of History, pp. 103 ff.

229

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ

политической и церковной истории Западной Европы в эпоху Сред­невековья, с ее изобилием вторичных хроник, подложных хартий и декреталий и датируемых задним числом житий святых⁴⁵. Но задача историка не ограничивается устранением ошибок и подлогов. Доку­менты можно использовать самими разными способами, и собствен­ная задача историка в том и состоит, чтобы правильно понять свои документы, точно уловить, чтб они прямо или косвенно раскрывают, и, таким образом, использовать их со знанием дела⁴⁶.

Призывая к переходу от голой критики документов к их понима­нию, А.-И. Марру подчеркивает также непрерывность и взаимоза­висимость между пониманием релевантных документов и понима­нием хода событий. Историк начинает с того, что определяет тему, собирает досье из релевантных документов и фиксирует степень до­стоверности каждого из них. Но это всего лишь абстрактная схема. Продвижение в познании осуществляется по спирали. По мере того, как познание событий углубляется, характер документов предстает в новом свете. Исходный вопрос переформулируется; документы, казавшиеся нерелевантными, обретают значимость; на свет выходят новые факты. Так историк постепенно осваивает область своего ис­следования, обретая доверие к собственному пониманию смысла, цели и достоинства своих документов и постигая ход событий, пре­жде скрываемый, а ныне являемый документами⁴⁷.