3. Плюрализм в выражении

Обращение проявляет себя в поступках и словах, но это прояв­ление может варьироваться в зависимости от присутствия или отсут­ствия дифференцированного сознания. Отсюда следует плюрализм в выражении одной и той же фундаментальной позиции, а по мере раз­вития теологии — множественность теологии, выражающих одну и ту же веру. Такой плюрализм, или множественность, фундаменталь­но значим как для понимания развития религиозных традиций, так и для понимания тупиков, в которые это развитие может завести.

Итак, мы вновь обращаемся к четырем областям смысла: к об­ласти здравого смысла, теории, интериорности и трансценденции. К этим четырем пунктам можно добавить область гуманитарной уче­ности и область искусства. Каждая из областей дифференцируется от других, когда вырабатывает собственный язык, собственный харак­терный способ постижения, и обзаводится собственной культурной, социальной и профессиональной группой людей, говорящих на этом языке и постигающих этим способом.

Если мы исходим из той предпосылки, что любой нормальный взрослый человек осуществляет свою деятельность в области здра­вого смысла, то недифференцированное сознание будет действовать только в этой области, тогда как дифференцированное сознание во всех случаях будет действовать как в области здравого смысла, так и в одной или более других областей. Рассматривая только матема­тически возможные комбинации, мы получаем список из тридцати одного разного типа дифференцированного сознания. Из них пять случаев составляет сознание, дифференцированное по одной из об­ластей; в этих случаях операции будут производиться в области здра­вого смысла и в одной из пяти других — трансценденции, искусства, теории, учености или интериорности. Десять случаев составляет сознание, дифференцированное по двум областям; здесь к области здравого смысла добавляются комбинации: искусства и религии, ре­лигии и теории, религии и учености, религии и интериорности; ис­кусства и теории, искусства и учености, искусства и интериорности; теории и учености, теории и интериорности, учености и интериор-

298

ФУНДИРОВАНИЕ

ности. Есть также десять случаев сознания, дифференцированного по трем областям, пять случаев — по четырем областям, и один слу­чай — по пяти.

Недифференцированное сознание развивается по модели здраво­го смысла. Оно аккумулирует инсайты, позволяя человеку говорить и действовать таким способом, чтобы это соответствовало любой из ситуаций, обычно возникающих в окружающей человека среде, а с другой стороны, позволило бы ему взвешивать положение дел и соз­давать себе представление о нем в непривычной ситуации.

Здравый смысл как стиль развития ума является общим для всего человечества. Но со стороны содержания, как определенное пони­мание человека и его мира, общий здравый смысл — общий не для человечества, а для членов каждой сельской общины, так что чужа­ки здесь выглядят странными, и чем дальше расположена их родина, тем более странными они выглядят в своих речах и поступках.

Здравый смысл и обиходный язык, в их бесконечном разнообра­зии, не отгорожены от областей религии, искусства, теории, учено­сти, интериорности. Но в них постижение этих областей рудимен­тарно, а выражение смутно. Эти дефекты исправляются по мере того, как сознание достигает все более полной дифференциации; но это подразумевает, что каждая новая дифференциация влечет за собой некое преобразование прежних расхожих воззрений на те вещи, в ко­торых здравый смысл не компетентен. Дифференцированное созна­ние не только осваивает большее количество областей, но и понимает людей, живущих в этих областях. Напротив, менее дифференциро­ванное сознание не способно вместить более дифференцированное сознание в свой горизонт и в своей ущербности склонно относиться к нему с той всепроникающей и пренебрежительной враждебностью, которую Макс Шелер назвал ресентиментом.

Религиозно дифференцированное сознание становится доступ­ным через эстетику и достигается через мистику. В мистике имеются Два совершенно разных модуса постижения, модуса пребывания в от­ношении, модуса сознательного существования, а именно: тот модус действования в мире, опосредованном смыслом, который присущ здравому смыслу; и мистический модус удаления от мира, опосре­дованного смыслом, в молчаливое и всепоглощающее самозабвение в ответ на дар любви Божьей. Хотя это, я думаю, и есть главное, тем

299

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

не менее, мистическое восхождение многообразно. Во «Внутреннем замке» Терезы Авильской много покоев; помимо христианской ми­стики, существует также мистика иудаизма, ислама, Индии, Дальне­го Востока. Мирча Элиаде даже написал книгу о шаманстве с подза­головком: «Архаические техники экстаза».

Плод художественно дифференцированного сознания — специа­лист в области красоты. Он мгновенно опознаёт прекрасные объекты и в полной мере отзывается на них. Его высочайшее достижение — творчество: он творит доминирующие формы, разрабатывает их скрытие возможности, задумывает и осуществляет их воплощение.

Сознание, дифференцированное в области теории, развивается в двух фазах. В каждой из этих фаз объекты схватываются не в их обы­денных отношениях к нам, а в их истинных отношениях друг к другу. Поэтому базовые термины имплицитно определяются их взаимными отношениями, а эти отношения, в свою очередь, устанавливаются че­рез отнесенность к опыту. Но в первой фазе базовые теории и отно­шения принадлежат философии, а науки мыслятся как дальнейшие и более полные определения философских объектов: так обстоит дело в аристотелизме. Во второй фазе науки эмансипируются от филосо­фии: они открывают свои собственные базовые термины и отноше­ния; когда же это открытие достигает зрелости, то в новом контексте заново проводится аристотелевское различение между priora quoad nos [первейшим для нас] к priora quoadse [первейшим самим по себе]. На это различение указывал Эддингтон, когда говорил о двух столах: один из них — зримый, осязаемый, коричневый, прочный и тяже­лый; другой — почти пустое пространство, где кое-где встречаются непредставимые волночастицы.

Ученая дифференциация сознания — это сознание лингвиста, эрудита, экзегета, историка. Оно сочетает в себе разновидность здра­вого смысла, схватывающего собственное место и время, с обыден­ным стилем понимания, которое схватывает смыслы и интенции в словах и поступках, порожденных здравым смыслом других лю­дей, других мест или другого времени. Так как ученость работает в | обыденном стиле развития интеллекта, она не пытается достигнуть универсальных принципов и законов, которые составляют цель естественных наук и обобщающих гуманитарных наук. Ее цель огра- | ничивается тем, чтобы понять смысл, подразумеваемый частными

ФУНДИРОВАНИЕ

утверждениями, и интенции, воплощенные в частных поступках. Стало быть, гуманитарная ученость и теоретические дифференциа­ции сознания совершенно различны.

Следующая дифференциация сознания, интериорность, работа­ет в областях здравого смысла и интериорности. Если теоретически дифференцированное сознание пытается определить свои базовые термины и отношения, отправляясь от чувственного опыта, то со­знание, дифференцированное по интериорности, хотя и должно от­правляться от чувства, порой уклоняется от этого начала и опреде­ляет свои базовые термины и отношения через обращение к нашим сознательным операциям и динамичной структуре, связывающей их друг с другом. Именно на таком основании выстраивается наш метод. Именно такое основание нащупывала философия Нового времени в усилии преодолеть скептицизм XIVв., выявить свою соотнесенность с естественными и гуманитарными науками, разработать критику общего здравого смысла, который столь легко смешивается с общей бессмыслицей, и таким образом поместить абстрактно помысленную когнитивную деятельность в конкретный опорный контекст челове­ческого чувствования, а также морального обдумывания, оценки и решения.

Каждая из описанных выше дифференциаций сознания может быть начальной, зрелой или приходящей в упадок. В набожной жиз­ни нетрудно узнать предтечу мистического опыта, в любви к искус­ству _ начало творчества, в литературе мудрости — предшествен­ницу философской теории, в антикваре — становление эрудита, в психологической интроспекции — материал для сознания, диффе­ренцированного по интериорности. Но то, что однажды достигнуто, не обязательно сохранится навек. Героическая духовность религиоз­ного лидера может смениться благочестивой рутиной его поздней­ших последователей. Художественный гений может уступить место художественным подделкам. Дифференцированное сознание Пла­тона или Аристотеля может обогатить позднейший гуманизм, хотя острие изначальной теории было утрачено. Высокая ученость может выродиться в накопление бессвязных деталей. Современная филосо­фия может мигрировать от теоретически к интериорно дифференци­рованному сознанию, а может и обратиться к недифференцирован­ному сознанию досократиков или аналитиков обиходного языка.

зоо

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

Я ограничился кратким описанием каждой из дифференциаций сознания. Но, помимо таких единичных дифференциаций, суще­ствуют дифференциации двойные, тройные, четверные и пятерные. Имеется не просто десять типов двойной дифференциации, еще де­сять типов тройной и пять — четверной; имеется также много разных путей, которыми человек может продвигаться в четверной диффе­ренциации. Кроме того, каждая новая дифференциация вступает во владение новой областью универсума и спонтанно требует приспо­собить к себе предшествующие результаты предшествующей прак­тики, которую вплоть до этого момента оно так или иначе пыталось осуществлять в этой области. В частности, теоретически дифферен­цированное сознание обогащает религию систематической теологи­ей, но также освобождает естественные науки от привязки к филосо­фии, позволяя им разработать свои собственные базовые термины и отношения. Ученость выстраивает непроницаемую стену между си­стематической теологией и ее историческими религиозными истока­ми, но это развитие побуждает философию и теологию смещаться от фундирования в теории к фундированию в интериорности. В силу такого смещения теология обретает способность разработать метод, который служит основанием, но и критикой критической истории, интерпретации и разыскания.

4. ПЛЮРАЛИЗМ РЕЛИГИОЗНОГО ЯЗЫКА

Помимо радикального плюрализма, проистекающего из при­сутствия или отсутствия интеллектуального, морального или рели­гиозного обращения, существует и более мягкий, но, тем не менее, загадочный плюрализм, корни которого — в дифференциации чело­веческого сознания.

Во-первых, наиболее широко распространенный тип, далеко опережающий все прочие, — недифференцированное сознание. К этому типу неизменно принадлежит преобладающее большинство верующих. Поскольку это сознание не дифференцировано, его лишь озадачивают или развлекают пророчества религиозно дифферен­цированного сознания, усилия художников, тонкости теоретиков, кропотливый труд историков и сложное употребление привычных слов, проистекающее из интериорно дифференцированного созна­ния. Поэтому для того, чтобы проповедовать этому большинству или

зог

ФУНДИРОВАНИЕ

учить его, с ним нужно говорить на его языке, выполнять его соб­ственные процедуры, обращаться к его собственным возможностям. К несчастью, оно не единообразно. Существует столько же ответвле­ний здравого смысла, сколько существует языков, социальных или культурных различий, и почти столько же, сколько существует раз­личий места и времени. Так что провозвестие Евангелия всем лю­дям требует по меньшей мере стольких же проповедников, сколько имеется различных мест и времен; и от каждого из них требует узнать людей, к которым посланы он или она, их образ мыслей, их манеру поведения, их стиль речи. Следствием этого становится многообраз­ный плюрализм. Прежде всего, это скорее плюрализм коммуника­ций, чем доктрин. Но в пределах недифференцированного сознания нет никаких коммуникаций и доктрин, кроме тех, что реализуются в обрядах, нарративных формах, титулах, притчах и метафорах, кото­рые действенны в данной среде.

Следует отметить исключение из этого последнего утверждения. Образованные классы в обществе, каким было, например, общество эллинистическое, как правило, обладают недифференцированным сознанием. Но среди источников их образованности фигурировали труды настоящих философов, так что эти классы имели возможность познакомиться с началами логики и относиться к высказываниям как объектам рефлексии и оперирования.

Так, Афанасий сумел включить во множество пояснений к тер­мину opoovoiog [единосущный] правило, касающееся употребления высказываний об Отце и Сыне: «eadem de Filio, quae de Patre dicuntur, excepto Patris nomine» [«О Сыне говорится то же, что об Отце, за ис­ключением имени Отца»]².

Далее, могут вводиться новые технические термины, когда кон­текст делает ясным их смысл. Так, в определении Халкидонского собора во втором параграфе вводятся термины «лицо» и «природа». Но первый параграф не оставляет места сомнениям относительно их смысла, неоднократно настаивая на том, чтобы исповедовать одно­го и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного в Божестве и совершенного в человечестве, истинно Бога и истинно человека, единосущного Отцу по Божеству и того же единосущного

^г Athanasius, Orat. HI contra Arianos, PG 26, 329 A.

303

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

нам по человечеству, Рожденного прежде веков от Отца по Божеству, а в последние дни — от Марии Девы по человечеству³.

Смысл этого заявления совершенно ясен, но перед логически тренированным умом он ставит вопрос: является ли человечество тем же, что и божество? Если нет, как может одно и то же быть одно­временно человеческим и божественным? Именно после того, как этот вопрос возник, стало важным разъяснить, что следует проводить различение между лицом и природой, что божество и человечество означают две разные природы, что одно и то же лицо есть вместе Бог и человек. Такое логическое разъяснение лежит в пределах смысла определения. Но если некто продолжит задавать метафизические во­просы — например, о реальности различия между лицом и приро­дой, — он не только выйдет за пределы вопросов, прямо затронутых в соборном определении, но и окажется увлечен за пределы недиффе­ренцированного сознания — в теоретически дифференцированное сознание схоластики.

Но прежде всего рассмотрим, во-вторых, религиозно дифферен­цированное сознание. Оно может довольствоваться отрицаниями, образующими апофатическую теологию. В самом деле, такое созна­ние пребывает в любви. Эта любовь не ведает никаких условий, ого­ворок или исключений. В такой любви оно позитивно направлено к тому, что трансцендентно как любимое. Пока действуют эта пози­тивная направленность и следующая из нее самоотдача, они позво­ляют человеку обходиться без какого бы то ни было интеллектуально схваченного объекта; когда же они перестают действовать, памято­вание о них позволяет человеку довольствоваться перечислениями того, что не есть Бог⁴.

Можно возразить, что nihil amatum nisi praecognitum [нет ничего любимого, что прежде не было бы познано]. Но если это верно в отношении любой другой человеческой любви, это не обязательно должно быть верно в отношении любви Божьей, которая «излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим 5, 5). Эта благодать

ФУНДИРОВАНИЕ

может стать открытием, положенным в основание наших поисков Бога посредством естественного разума и позитивной религии. Она может стать тем пробным камнем, на котором мы испытываем, дей­ствительно ли то, чего мы достигаем естественным разумом⁵ или что проповедует позитивная религия, есть Бог. Это благодать, которую Бог дает всем людям, которая поддерживает все доброе, что есть в религиях человечества, которая объясняет, каким образом люди, ни­когда не слышавшие Евангелия, могут быть спасены. Это благодать, которая позволяет простому верующему втайне молиться своему не­бесному Отцу, даже если его религиозные представления ошибочны. Наконец, именно в такой благодати может быть найдено богослов­ское обоснование диалога Католической церкви со всеми христиана­ми, с нехристианами и даже с атеистами, которые способны любить Бога в сердце своем, хотя и не знают Его своим умом.

В-третьих, существует теоретически дифференцированное со­знание. Как уже было сказано, слабый намек на него присутствует в постановлениях греческих соборов — Никейских, Эфесского, Хал-кидонского и III Константинопольского. В средневековый период это сознание развивалось в университетах, пытаясь решить обшир­ную, системную и требующую сотрудничества задачу по согласо­ванию всего, что составляло церковное наследие прошлого. Чисто умозрительные усилия Ансельма были нацелены на всеохватное по­стижение этого наследия прежде, чем была сформирована достаточ­ная источниковедческая база. Примером более конкретного подхода служит работа Абеляра «Sic et Non» [«Да и Нет»], где сто пятьдесят восемь тезисов были доказаны и опровергнуты аргументами, заим­ствованными из Писания, Отцов, постановлений соборов и форму­лировок разума⁶. Из этой диалектической развертки выработалась техника quaestio [схоластического жанра «вопроса»]: Non Абеляра стало Videtur quod поп [«Кажется, что нет»], а его Sic стало Sed contra est [«Но против этого...»]. К этим элементам был присоединен общий

³ DS 301.

⁴ См. Karl Rahner, The Dynamic Element in the Church, Montreal: Palm, and Freiburg: Herder, 1964, pp. 129 ff. Более полно: William Johnston, The Mysticism of the Cloud of Unknowing, New York, Rome, Tournai, Paris: Desclee, 1967.

304

⁵ О переходе от контекста Первого Ватиканского собора к современному контексту, в котором говорится о естественном богопознании, см. мой доклад: «Natural Knowledge of God», Proceedings of the Catholic Theological Society of America, 23 (1968), 54-69.

PL 178, 1339 ff.

305

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

ответ: в нем указывались принципы решения вопроса и специфиче­ские ответы, в которых принципы прилагались к каждому из приве­денных фрагментов источников.

Параллельно этому развивалась деятельность эрудитов по со­ставлению книг сентенций, в которых были собраны и классифи­цированы релевантные фрагменты Писания и Предания. Когда технику quaestio применяли к материалам, собранным в книгах сен­тенций, результатом становились комментарии, а с ними вставали новые проблемы. Не было бы смысла примирять не согласующиеся между собой материалы из книг сентенций, если бы решение много­численных вопросов само по себе было бессвязным. Следовательно, требовалась некая концептуальная система, которая позволила бы теологам дать связные ответы на все поднятые ими вопросы; и эта потребность была удовлетворена отчасти принятием, а отчасти — адаптацией аристотелевского корпуса.

Схоластическая теология представляла собой монументальное достижение. Ее влияние в Католической церкви было глубоким и длительным. Вплоть до Второго Ватиканского собора, отдавшего предпочтение более библейскому строю речи, она в значительной мере служила фоном папских документов и соборных постановле­ний. Но сегодня она все более предается забвению, отчасти из-за не­актуальности средневековых задач, отчасти из-за недостаточности аристотелизма.

В стремлении согласовать все элементы своего христианского наследия схоластика страдала одним большим дефектом: она до­вольствовалась логически и метафизически удовлетворительным со­гласованием. Она не понимала, какую важную часть в этом наследии составляла не логическая или метафизическая, а фундаментально историческая проблематика.

С другой стороны, до тех пор, пока руководством в историческом разыскании или в понимании историчности человеческой реаль­ности служил аристотелевский корпус, научный идеал мыслился в терминах необходимости. Более того, этот ошибочный идеал заразил не только схоластику, но и значительную часть мысли Нового време­ни. Лишь открытие и принятие неэвклидовой геометрии заставило математиков признать, что их постулаты и аксиомы не являются не­обходимыми истинами. Лишь квантовая теория заставила физиков

зоб

ФУНДИРОВАНИЕ

отказаться от разговоров о необходимых законах природы. Лишь депрессия тридцатых годов заставила экономистов отказаться от на­стойчивых утверждений о железных законах экономики.

Следует отметить, однако, что Фома Аквинский столь же мало находился под влиянием идеала необходимости, что и сам Аристо­тель. Его многочисленные комментарии, quaestiones disputatae [спор­ные вопросы], Summae подпадают под определение разыскания, за которым следует поиск понимания. Быть может, только на волне августиновско-аристотелевских споров конца XIII в. «Вторая анали­тика» Аристотеля была принята всерьез и вызвала взрыв скептициз­ма, за которым последовал упадок.

Как бы то ни было, Фома Аквинский занимал выдающееся поло­жение в последующей теологии. Комментарии к «Сентенциям» Петра Ломбардского продолжали составляться вплоть до конца XVI в. Но Капреол (| 1444), написавший комментарий на комментарий Фомы к «Сентенциям» Петра Ломбардского, положит начало иной традиции. Более радикальное выражение она получила у Каэтана (f 1534), кото­рый написал комментарий на «Сумму теологи» Фомы Аквинского. В этом за ним последовали: Баньес (f 1604), Иоанн св. Фомы (tl644), теологи Саламанки (1637-1600), Гонет (t 1681) и Биллуар (f 1757). Но при всем превосходстве Фомы Аквинского и при всей эрудиции этих теологов их процедура была ущербной. Комментарии к систематиче­ской работе, каковой является «Сумма теологии», лишь косвенным образом связаны с христианскими источниками. Реформация потре­бовала возврата к Евангелию, но истинное значение этого требова­ния могло быть понято лишь с возникновением гуманитарной уче­ности как особой дифференциации сознания.

Конечно, это правда, что Мельчор Кано (| ок. 1560) в своем труде «De locis theologicis» обрисовал богословский метод, который подраз­умевал прямое изучение всех источников. Но, как показывает после­дующая традиция учебников теологии, прямого изучения источников недостаточно. Должна быть открыта историчность человеческой ре­альности. Должна быть разработана техника реконструкции разных контекстов, предполагаемых разными лицами, народами, местами и временами. А когда такие техники будут освоены, станет ясным, что преподавать трактаты, написанные в старом стиле, должен не один профессор, а только команда.

307

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

Сложность дифференциации сознания по учености была пред­ставлена в главах «Интерпретация», «История», «История и исто-»! рики» и «Диалектика». Но это представление, в свою очередь, пред­полагает интериорно дифференцированное сознание: оно осознает разные виды собственных операций и динамических отношений, которые организуют это множество в работающее целое. Ибо только через такое осознание может быть достигнуто как точное описание деятельности знатоков, так и адекватное устранение смешений, воз­никающих из ошибочных теорий познания.

Если разрозненные элементы современной гуманитарной учено­сти могут быть обнаружены в разные столетия, то ее активное разви­тие стало делом немецкой исторической школы XIX в. Она впервые обратила внимание на древнюю Грецию и Рим, а также на Европу Нового времени. Постепенно в ней получили развитие библейские, патристические, средневековые и позднейшие религиозные исследо­вания. Долгое время эта школа встречала сопротивление со стороны католических кругов, но сегодня она не сталкивается с серьезной оп­позицией. Эпоха господства схоластики завершилась. Католическая теология переживает эпоху реконструкции.