10. Историчность догматов

Конституция Dei Filius положила начало двум течениям в като­лической мысли XIX в. К одному принадлежали традиционалисты, которые слабо верили в человеческих разум, к другому — полурацио­налисты, которые, не отрицая истин веры, стремились ввести их в рамки компетенции разума. В числе последних — Антон Гюнтер, чьи умозрения привлекли множество последователей, но были отвергну­ты Святым Престолом (DS 2828 ff.), и Якоб Фрошаммер, чьи взгляды на человеческую способность к совершенствованию оказались равно неприемлемыми (DS 2850 ff.; ср. 2908 f.). Против подобных взглядов позднее выступил кардинал Францелин в votum'e, представленном подготовительному комитету собора²⁰, и в схеме, предложенной для обсуждения в первые же дни работы Первого Ватиканского собора²¹. Но здесь мы должны повторить о Первом Ватиканском соборе то, что было ранее сказано о Никее: утверждения собора лежат не только внутри контекста, предшествовавшего контексту мысли 1870 г., но и внутри последующего контекста, сосредоточенного на вопросах, от которых, на мой взгляд, Первый Ватиканский собор был склонен абстрагироваться. В самом деле, Гюнтер и Фрошаммер разными спо­собами озаботились историчностью, и, в частности, историчностью церковных доктрин. Первый Ватиканский собор ограничился тем, что обратил внимание на один — неприемлемый — аспект в их воз­зрениях. Но собор не попытался рассмотреть стоящий за ними во-

^го Этот votum был опубликован в работе: Hermann J. Pottmeyer, Der Glaube vor dem Anspruch der Wissenschaft, Freiburg: Herder, 1968. См. Приложение, особенно SS. 50*, 51*, 54*, 55*. См. ценное обсуждение DS 3020 и 3043, SS. 431-456.

²¹ См. chap. 5, 6, 11, 12, 14 схемы Францелина в работе: J.D. Mansi, Sacrorum Conciliorum Nova etAmplissima Collectio, 50, 62-69, и обширные примечания Ман­си 50, 83 ff.

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

прос об историчности догмата, который с этого времени выдвинулся на первый план. Стало быть, мы должны спросить, возможно ли со­гласовать доктрину Первого Ватиканского собора о перманентности смысла догматов с историчностью, характерной для человеческой мысли и действия.

Коротко говоря, теоретические предпосылки, из которых следует историчность человеческой мысли и действия, таковы: (1) человече­ские понятия, теории, утверждения, поступки суть выражения чело­веческого понимания; (2) человеческое понимание развивается на протяжении времени, и по мере его развития человеческие понятия, теории, утверждения, поступки изменяются; (3) кумулятивные изме­нения в одном месте или времени не обязательно должны совпадать с кумулятивными изменениями в другом месте или времени.

Существует, однако, заметное различие между более полным по­ниманием данных и более полным пониманием истины. Когда более полно понимаются данные, в результате появляется новая теория, а предыдущие теории отбрасываются. Так совершается прогресс в эм­пирических науках. Но когда более полно понимается истина, она остается все той же истиной, которая была предметом понимания. Это верно, что два плюс два — четыре. Эта истина познается, как та же самая, в совершенно разных контекстах, — например, древними вавилонянами, греками, современными математиками. Но совре­менными математиками она понимается лучше, чем понималась гре­ками, а греческими мыслителями, судя по всему, понималась лучше, чем вавилонянами.

Итак, догматы обладают перманентным смыслом потому, что они — не просто данные, но выражения истин, более того, истин, которые, не будь они сообщены в откровении Богом, остались бы неизвестными человеку. После того, как они были сообщены в от­кровении и стали предметом веры, они могут пониматься все лучше и лучше. Но это будет все лучшее понимание все той же богооткро-венной истины, а не чего-то еще.

И это не противоречит историчности догматов. В самом деле, догматы — это утверждения. Утверждения имеют смысл только в своих контекстах. Контексты имеют длящийся характер, а длящиеся контексты соотносятся между собой главным образом путем дерива­ции и взаимодействия. Истины могут быть открыты в одной культу-

352

ДОКТРИНЫ

ре, а проповедуемы в другой. Они могут быть открыты в стиле и по способу одной дифференциации сознания, определены Церковью в стиле и по способу другой дифференциации, а поняты теологами в стиле и по способу третьей. Что остается перманентно истинным, так это смысл догмата в контексте, где он был определен. Чтобы обе­спечить этот смысл, должны быть задействованы ресурсы разыска­ния, интерпретации, истории, диалектики. Чтобы сформулировать этот смысл сегодня, продвигаются через фундирование, доктрины и систематику к коммуникациям. Коммуникация в итоге обращена к любому классу в любой культуре и в любой из дифференциаций со­знания.

Перманентность догматов, стало быть, проистекает из того фак­та, что они выражают богооткровенные тайны. С другой стороны, их историчность проистекает из того факта, что (1) утверждения имеют смысл только в своих контекстах, и (2) контексты являются длящи­мися, а длящиеся контексты — множественными.

Историчности догматов противостоит не их перманентность, а классицистские исходные допущения и выводы. Классицизм исхо­дил из того, что культуру надлежит мыслить не эмпирически, а нор­мативно, и сделал все, что в его силах, для создания единой, универ­сальной, перманентной культуры. Что положило конец исходным допущениям классицизма, так это критическая история. Что наво­дит мосты между множеством выражений веры, так это методологи­ческая теология.

11. ПЛЮРАЛИЗМ И ЕДИНСТВО ВЕРЫ

У плюрализма есть три источника. Во-первых, языковые, соци­альные и культурные различия порождают разные ответвления здра­вого смысла. Во-вторых, сознание может быть недифференцирован­ным, а может быть дифференцированным и способным оперировать на экспертном уровне в тех или иных комбинациях таких областей, как здравый смысл, трансценденция, красота, система, метод, уче­ность и философская интериорность. В-третьих, для любого индиви­да в любой данный момент времени существует абстрактная возмож­ность интеллектуального, морального или религиозного обращения, а также его осуществление на начальной, более или менее продвину­той или высокоразвитой стадии.

353

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

Есть два способа мыслить единство веры. С позиций классициз­ма, существует только одна культура. Эта единственная культура не достижима для простого верующего, народа, аборигенов, варваров. Тем не менее, таланту всегда путь открыт. Человек вступает на этот путь, усердно изучая латинских и греческих авторов. Он продолжает этот путь, изучая схоластическую философию и теологию. Он дости­гает высоких степеней, становясь знатоком канонического права. Он добивается успеха, завоевывая одобрение и благоволение порядоч­ных людей. Внутри такой структуры единство веры есть вопрос еди­нодушного признания правильной формулы.

Но подобный классицизм — не более чем обветшалая скорлупа католицизма. Реальные корни и основания единства — в том, чтобы пребывать в любви с Богом: то, что «любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим 5, 5). Принятие этого дара конституирует религиозное обращение и в то же время ведет к обра­щению моральному и даже интеллектуальному.

Далее, религиозное обращение, когда речь идет о христианстве, есть не просто состояние ума и сердца. Для него сущностно важен интерсубъективный, межличностный компонент. Помимо внутрен­него дара Духа, есть еще внешняя встреча с христианским свидетель­ством. Оно свидетельствует о том, что «Бог, многократно и многооб­разно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни сии говорил нам в Сыне» (Евр 1, 1-2).

Далее, функция церковных доктрин есть часть функции христи­анского свидетельства. Ибо свидетельство — это свидетельство о тай­нах, открытых Богом и, по убеждению католиков, непогрешимо про­возглашенных Церковью. Смысл подобных провозглашений лежит по ту сторону превратностей человеческого исторического процесса. Но контексты, в которых схватывается этот смысл, а также манера выражения этого смысла варьируются в зависимости от культурных различий и в зависимости от степени дифференциации человеческо­го сознания.

Такие вариации нам известны из прошлого. Согласно Второ­му Ватиканскому собору, откровение осуществилось не через одни лишь слова, но через слова и дела²². Апостольская проповедь была

" Второй Ватиканский собор, Догматическая конституция о Божественном Откровении, I, 2.

354

ДОКТРИНЫ

адресована не только евреям в мыслеформах Spatjudentum [позднего иудаизма], но и грекам, на их языке и в их манере выражения. Если новозаветные авторы обращаются больше к сердцу, чем к разуму, то христологические соборы считали своей единственной целью сфор­мулировать истины, способные направлять разум и уста человека. Когда схоластическая теология переплавила христианскую веру в форму, восходящую к Аристотелю, она не изменила ни божествен­ному откровению, ни Писанию, ни соборам. И если бы современные теологи перелагали средневековую теорию в категории, заимство­ванные из современной интериорности и ее реальных коррелятов, они бы сделали для нашего века то, что величайшие схоласты сдела­ли для своего.

Итак, в прошлом существовал явный плюрализм выражения. В настоящее время из Церкви постепенно уходит старый классицист-ский упор на всемирное единообразие, и возникает плюрализм спо­собов сообщения христианского смысла и христианских ценностей. Проповедовать Евангелие всем народам означает проповедовать его любому классу в любой культуре и тем способом, который совместим с усваивающими возможностями этого класса и этой культуры.

Большей частью эта проповедь обращается к слабо дифференци­рованному сознанию. Поэтому она должна быть столь же многооб­разной, сколь многообразны ответвления здравого смысла, порож­денного множеством языков, социальных форм, культурных смыслов и ценностей человечества. В каждом случае проповедник должен знать то ответвление здравого смысла, к которому он обращается, и непрестанно держать в уме, что, когда сознание лишь в слабой степе­ни дифференцировано, познание неотделимо от действования.

Но если надлежит вскармливать веру в малообразованных людях, отсюда не следует, что образованными можно пренебречь. Точно так же, как единственный путь к пониманию чужой разновидности здра­вого смысла состоит в том, чтобы понять, каким образом он или она понимает, говорит, действует в любой ситуации, обычно порождае­мой его или ее опытом, — точно так же единственный путь к пони­манию чужой дифференциации сознания состоит в том, чтобы реа­лизовать эту дифференциацию в себе самом.

Далее, точное схватывание чужой ментальное™ возможно толь­ко при условии, что человек достигнет той же дифференциации или

355

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

отсутствия дифференциации. В самом деле, любая дифференциация сознания включает в себя определенное переоформление здравого смысла. Изначально здравый смысл мнит себя всезнающим, потому что он просто не в силах знать лучше. Но по мере последующего диф­ференцирования сознания все большее количество областей подпа­дает под надлежащий контроль и, таким образом, выходит из сферы компетенции здравого смысла. Ясность и адекватность растут скач­кообразно. Изначальный здравый смысл очищается от своих упро­щений, метафор, мифов и мистификаций. С достижением полной дифференциации здравый смысл ограничивается исключительно своей собственной областью непосредственного, частного, конкрет­ного.

Однако есть много путей к такому полному достижению, и мно­го разновидностей частичного достижения. Проповедовать Еванге­лие всем означает проповедовать его способом, соответствующим каждой из разновидностей частичного достижения и, не в меньшей степени, соответствующим полному достижению. Именно пото­му, что Климент Александрийский отвечал требованиям начальной стадии системного смысла, он отрицал, что антропоморфизм Писа­ния нужно понимать буквально. Именно потому, что средневековая схоластика отвечала требованиям полного системного смысла, она стремилась дать последовательный отчет обо всех истинах веры и разума. Именно потому, что Второй Ватиканский собор отвечал тре­бованиям современной учености, он постановил, что интерпретатор Писания должен определить смысл, интендированный библейским автором, причем должен это сделать через понимание литературных конвенций и культурных условий, характерных для места и времени жизни этого автора.

Так Церковь, следуя примеру св. Павла, становится всем для всех. Она сообщает, что божественное откровение было дано спосо­бом, соответствующим различным дифференциациям сознания, и, прежде всего, способом, соответствующим каждому из почти бес­численных ответвлений здравого смысла. Но это множество моду­сов речи ограничивается плюрализмом способов коммуникации, так как, несмотря на их множественность, все они пребывают «in eodem... dogmate, eodem sensu eamdem sententia» [«в одном и том же учении, в одном и том же смысле и в одном и том же речении»].

₃₅6

ДОКТРИНЫ

Но становиться всем для всех, пусть даже это затрагивает лишь плюрализм коммуникаций, не так легко. С одной стороны, это тре­бует многостороннего развития от тех, кто правит или учит. С другой стороны, любое достижение может быть оспорено теми, кто потер­пел в нем неудачу. Люди, не имеющие представления о современной учености, могут настаивать на том, что уделять внимание литера­турным жанрам библейских текстов означает применять жульниче­ские методы, чтобы отвергнуть буквальный смысл Писания. Люди, лишенные вкуса к системному смыслу, могут твердить, что лучше чувствовать раскаяние, чем искать ему дефиницию, даже если те, кто пытается дать дефиницию, повторяют, что вряд ли они смогли бы определить то, чего не испытали. Наконец, люди, чье сознание во­все лишено каких бы то ни было признаков системности, могут быть не способны схватить смысл таких догматов, как Никейский догмат, и легко прийти к выводу, что бессмысленное для них бессмысленно само по себе.

Эти трудности наводят на мысль о некоторых правилах. Во-первых, так как Евангелие должно проповедоваться всем, нужно най­ти способы представления и выражения, подходящие для сообщения богооткровенной истины любому ответвлению здравого смысла и любой дифференциации сознания. Во-вторых, никто не обязан ис­ключительно ради веры достигать более полной дифференциации со­знания. В-третьих, никто не обязан исключительно ради веры удер­живаться от достижения более полной дифференциации сознания. В-четвертых, любой может пытаться выразить свою веру способом, соответствующим его дифференциации сознания. В-пятых, никто не должен высказывать суждения о предметах, которых не понимает; а никто из обладающих менее или иначе дифференцированным со­знанием не способен точно понимать то, что высказывается лицом с более полно дифференцированным сознанием.

Такой плюрализм не будет особо привлекательным для лиц, склонных к чрезмерным упрощениям. Но реальная угроза единству веры заключается не во множестве ответвлений здравого смысла и не во множестве дифференциаций человеческого сознания. Она за­ключается в отсутствии интеллектуального, морального или религи­озного обращения. Плюрализм, проистекающий из отсутствия обра­щения, особенно опасен в трех случаях. Во-первых, когда отсутствие

357

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

обращения свойственно тем, кто управляет Церковью или учит от ее имени. Во-вторых, когда, как в настоящее время, в Церкви соверша­ется переход от классицистской культуры к современной. В-третьих, когда лица с частично дифференцированным сознанием не только не понимают друг друга, но и настолько превозносят систему, или метод, или ученость, или интериорность, или несколько более про­двинутую молитву, что пренебрегают достижениями в остальных че­тырех специализациях и блокируют их развитие.