Глава V

ПРИЧИНЫ, КОТОРЫЕ МОГУТ ПРИВЕСТИ

К ОГРАНИЧЕНИЮ СВОБОДЫ ВЫСКАЗЫВАНИЯ МНЕНИЙ

Поскольку и несправедливо и бесполезно ограничивать свободу высказывания мнений, то, вероятно, было бы весьма желательно узнать, что же все-таки вызвало ограничение с помощью довольно суровых законов свободы, столь полезной, по-видимому, для любого государства.

При всем своем уважении к монархам я все же хочу отыскать причину такого ограничения свободы мнений и надеюсь, что мне позволят это сделать, принимая во внимание уже приведенные мною доказательства в ее защиту, а также учитывая то обстоятельство, что республиканцы пользуются этой свободой, столь естественной для них и так отличающей их от всех прочих людей.

Не подумайте только, что я собираюсь искать прошлогодний снег или бегать по кругу, вместо того чтобы сразу добраться до центра. Причина ограничения свободы мнений весьма проста и естественна.

Прежде всего отметим, что человек порочный, невежественный и одновременно пренебрегающий своими обязанностями именно в силу этих своих свойств стремится лишить других людей их прав; таким образом, лишение людей их прав или же получение ими меньших прав взамен больших - это не просто дурное следствие какой-то причины, а следствие причины, которая не может не быть порочной. А отсюда следует, что принцип, заставляющий людей ограничивать свободу высказывания мнений, может быть только весьма порочным.

Я говорил, что монарх может быть убежден в том, что высказывание того или иного мнения способно причинить вред его государству; но в то же время я показал, и, по-моему, довольно убедительно, что подобное убеждение монарха ошибочно, ибо доказано, что высказывание любого мнения не может причинить вреда обществу. Итак, поскольку ошибочное убеждение есть не что иное, как ложное мнение, возникшее из-за недостатка необходимых знаний, недостатка, известного нам под именем невежества, то отсюда следует, что именно невежество способно быть причиной посягательств на свободу высказывания мнений. Это единственно допустимая причина подобных

==366

посягательств, ибо всякое разумное существо обязано следовать своим убеждениям: здесь же человек обвиняется в том, что он пренебрег своими талантами, данными ему природой, и не воспользовался ими, чтобы приобрести способность рассуждать более правильно и высказывать более здравые суждения.

Человек от природы склонен повелевать и управлять другими людьми. Он с трудом переносит неволю или любое другое состояние, вынуждающее его к повиновению; в силу этих двух причин он и изыскивает любые средства сделаться независимым и деспотичным.

Монархи или те, кто управляет вместо них, хотят, чтобы во всех действиях их руки были ничем не связаны. Однако народ не считает себя обязанным повиноваться столь безгранично, а различные коллегии претендуют на некоторую независимость и на превосходство над теми, кто им подчинен.

Теологи более всех прочих преувеличивают это свое мнимое, воображаемое право властвовать. Достаточно прочитать, что написал об этом г-н Барбейрак *, и все ваши сомнения рассеются. Не останавливаясь на частностях, достаточно заметить здесь, что этот великий человек объясняет желание церковников властвовать их безмерным честолюбием.

Несомненно, однако, что народ не может повиноваться двум властителям одновременно. В любом государстве может быть лишь одна голова, с которой обязаны сообразоваться все остальные члены, будь они простыми или составленными из нескольких частей и потому огромными по своим размерам (справедливо, если составной является и голова).

Итак, монархи не без оснований требуют, чтобы все их подданные подчинялись их воле, но и подданные с не меньшим основанием претендуют на то, чтобы государи пользовались их покорностью по справедливости, не злоупотребляя своей властью и не выходя за рамки того, что необходимо для счастья государства, ибо именно с этой целью они и поставлены во главе его.

Здесь будет полезно вспомнить одно замечание, которое высказывалось многими здравомыслящими людьми и заключается в следующем: люди не испытывали бы

----------------------------------------------------------------------------------

* Oratio de Magistratu, forte peccante, e pulpitis sacris noil traducendo ⁹.

==367

столь огромного отвращения к тому, что ими управляют и они должны повиноваться законам или властителям, если бы они были убеждены в том, что законы направлены на их благо и что только их счастье ставят себе целью те, кто пользуется правом управлять ими и имеет помимо прочего возможность добыть им это счастье.

Ни одно разумное существо (я не принимаю в расчет как во всей этой работе, так и в данном случае дураков и людей суеверных) не будет испытывать отвращения к воле бога и к тем законам, которые он нам предписал, наделив нас способностью мыслить. Ибо сущность высшего существа - это воля творить добро для людей и возможность делать это.

Что еще нужно мне, как не всецело ввериться его воле и свято следовать тому знанию, которым он меня наделил? Что еще нужно мне, как не любить его, поклоняться ему и ежечасно возносить ему хвалу за его благодеяния? Неужто вы думаете, что та абсолютная (нравственная) необходимость, которая заставляет высшее существо в силу его совершенства не желать ничего иного, кроме добра для своих созданий, может толкнуть меня к неблагодарности? Разумеется, нет. Клитандр мудр; его мудрость заставляет его воздерживаться от разврата и воздать мне должное с риском для своей жизни. Если бы мудрость Клитандра не вынуждала его к этому, она не была бы столь велика, он сам был бы менее порядочным, менее мудрым человеком, а я - менее обязанным быть благодарным.

Но вернемся к нашей теме и отметим еще раз, что монарх обязан направлять волю своих подданных на все, что способствует их благоденствию и благоденствию всего мира в целом; отсюда со всей очевидностью следует, что монарх должен быть весьма просвещенным человеком, разбирающимся и в делах своего собственного государства, и в делах других государств.

Но, с другой стороны, не менее верно и то, что монарх не может быть совершенством.

Право управлять другими людьми не избавляет его от недостатков, он не перестает быть человеком. Лишь бы обладание этим правом не делало монархов еще более склонными к порокам, оказывающим неизбежное влияние на их народ, а иногда и на значительную часть

==368

всего мира в целом; к таким порокам относятся, например, чрезмерное честолюбие, слепая приверженность к своей религии и т.д.

Итак, раз монархи не могут не оставаться людьми и обладают лишь ограниченным знанием того, что они должны знать досконально, значит, совершенно необходимо, чтобы они восполняли недостаток своих знаний знаниями просвещенных людей. Именно поэтому в государствах возникли парламенты и различные коллегии, которым монархи разрешили самостоятельно управлять своими делами; однако, хотя всем этим коллегиям дается подчас довольно большая власть, несомненно, что члены этих коллегий - лишь администраторы и исполнители воли монарха, всегда являющегося их душой, монарха, за которым всегда остается право окончательного приговора, какими бы привилегиями ни пользовались эти коллегии. По той же причине церковь обладает некоторыми правами, а отец семейства имеет почти безграничную власть над своими детьми.

Если бы монархи всегда были достаточно просвещенными людьми и могли выбрать лучших из своих подданных, если бы управление делами доверялось только сведущим людям, способности которых всегда соответствовали бы их занятиям, то нет никакого сомнения, что все народы наслаждались бы спокойной и сладостной жизнью и повсюду царила бы полная гармония между теми, кто управляет, и теми, кем управляют; но, к сожалению, обычно в жизни так не бывает. Монарх то ли из-за недостатка рассудительности, то ли из-за изнеженного воспитания, не подобающего для особ столь священного ранга, знает своих приближенных лишь по их весьма приукрашенным портретам и доверяет им заботу о своем государстве только в зависимости от своего расположения духа и под влиянием своих личных склонностей; очень часто ловкость, с которой фаворит умеет снискать себе постыдную благосклонность государя, и его искусство приятно льстить - это единственные достоинства человека, правящего от имени короля. Обходительность, помогающая вкрадываться в доверие к дамам, имеет немаловажное значение для занятия хороших должностей. Лукулл не захотел воспользоваться другим средством, чтобы добиться командования армией в войне против Митридата.

Поскольку мир так устроен и люди, правящие вместо монархов и от их имени, очень часто оказываются людьми

==369

неспособными, порочными, звания и чины которых делают их еще менее склонными выполнять свои долг, то народ из-за испытываемого им гнета и плохого обращения с ним смотрит с презрением и страхом на тех, кого монарх пытается использовать для блага своего государства; и так как все это дает повод к недоверию и ненависти, народ и те, кто правит им от имени государя, считают друг друга врагами и поэтому стараются вредить друг другу, в результате чего счастливое государство становится жалким, и ему не остается ничего иного, как погибнуть, подобно телу, части которого вместо того, чтобы действовать согласно, разрушают друг друга.

Теперь нетрудно увидеть, что именно вызывает ограничение свободы высказывания мнений. Подобно тому как плохой управляющий боится, что обнаружится его неумение вести дела и его злоупотребления данной ему властью, так и руководители различных коллегий опасаются, как бы у государя в конце концов не открылись глаза и он не увидел бы, что они, пользуясь его снисходительностью, толкают его в пропасть, которая рано или поздно окажется для него гибельной; государи же в свою очередь боятся, что народ наконец найдет законные основания выйти из повиновения, ибо они первыми разорвали узы, связывающие их с народом.

Мы видим также, что приближенные государей, стремясь вкрасться мало-помалу к ним в доверие и достичь таким образом должностей, о которых они мечтают, стараются с детства внушить своим государям мысли, от которых они уже никогда не смогут избавиться, дабы извлечь из них впоследствии выгоду. Эти мысли почти всегда оказываются действенными и вызывают пагубные последствия, которые были замышлены заранее, если только у монархов не открываются наконец глаза и они не начинают искать сами, чем можно принести пользу своему государству.

Следовательно, совершенно ясно, что, предоставляя людям полную свободу высказываний, государи или те, - кто правит вместо них, рискуют изобличить себя в невежестве, злом умысле и других пороках и что, будь они добродетельными, им не было бы никакого смысла запрещать высказывание мнений.

Бесспорно, что, раз монархи не могут быть совершенными, значит, у них есть недостатки, ибо отсутствие совершенства неизбежно влечет за собою существование

==370

какого-либо недостатка; несомненно также, что при полной свободе высказывания мнений многие люди с определенным складом ума не преминули бы либо по злому умыслу, либо из зависти, либо из других соображений предать гласности все недостатки монархов, а подобные посягательства на государей способны лишь уменьшить их авторитет в глазах их подданных. Я согласен с этим, но, с другой стороны, если хорошие качества монарха преобладают над дурными, у него найдется немало справедливых и преданных государству подданных, которые, противопоставляя хорошие качества монарха его недостаткам, смогли бы предотвратить те пагубные последствия, которых можно страшиться в противном случае. Для того чтобы ребенок возненавидел своего отца, нужно, чтобы отец дал повод к этому. То же самое относится к власть имущим. Подданные вполне естественно склонны уважать своего государя. Если государь теряет уважение своих подданных, значит, он не сумел его сохранить. Королю Пруссии, например, нет нужды бояться, что подданные перестанут любить я уважать его ¹⁰.

Впрочем, страх государей перед тем, что в один прекрасный день их недостатки будут разоблачены, может сослужить им хорошую службу, поскольку благодаря этому страху они станут больше остерегаться пороков и сделаются добродетельнее, а это в свою очередь принесет двойную пользу: государи станут более пригодными для управления государством и будут давать меньше поводов для осуждения язвительным умам.

Итак, по-видимому, основные мотивы ограничения свободы высказывания мнений - это невежество, страх увидеть разоблаченными свои недостатки и как естественное следствие этого - боязнь, что невозможно будет больше деспотично управлять государством, а также склонность строить иллюзии.

Добавим еще одну причину - лень. Давно минули те времена персов, когда молодые люди из самых зажиточных семей получали замечательное воспитание, делающее их мужественными, одинаково закаляющее их тело и дух. Теперь изнеживающее воспитание считается привилегией великих мира сего, а труд предназначается для тех, кого называют простым народом.

В результате такого воспитания и появляются те, кого называют именитыми, важными господами, знатными вельможами и т.п., - люди, совершенно непригодные

==371

для занимаемых ими должностей, неспособные выполнить самое пустячное дело, в то время как они предназначаются или предназначались для великих свершений. Король, о котором я только что говорил, возможно, единственное исключение из весьма общего правила; удивительно возросшая власть этого монарха - значительное следствие его отличия почти от всех прочих государей.

Если мы внимательно посмотрим теперь, что же неизбежно влечет за собою лень, то мы без труда увидим следующее: люди, которые благодаря своему происхождению, интригам или чьему-либо покровительству сумели добиться высокого общественного положения, но не в состоянии сделаться достойными его или недостаточно великодушны, чтобы уступить свое место тем, кто больше, чем они, заслуживает его; люди, которые из-за естественного самолюбия боятся потерять то уважение, которое простой народ питает к их высокому рангу, вынуждены использовать все средства, чтобы укрепить слепую веру народа в их превосходство и препятствовать всему, что может поколебать эту веру или уничтожить ее совсем. А чтобы достичь этой цели, нет ничего лучше, как ограничить свободу высказывания мнений, ибо, с одной стороны, это спасет их от унижения увидеть обнародованными свои недостатки, а с другой стороны, всегда хватает льстецов, приписывающих им те добродетели, которые они должны были бы иметь, но которых они, к сожалению, лишены.

Если вы возьмете на себя труд поразмыслить надо всем сказанным здесь и подумать о той заинтересованности, которую церковники могут иметь и проявляют в вопросе об ограничении свободы высказывания мнений, то вы без труда убедитесь, что невежество, честолюбие и лень - основные мотивы такого ограничения.

Собрав воедино все сказанное нами в этой главе, посмотрим, какие выводы отсюда можно сделать.

Нет никакого сомнения, что народ способен добровольно и безропотно повиноваться в том случае, если он убежден, что им хорошо управляют и что те, кому поручена забота о нем, стремятся только к его благу и не собираются его обманывать. Следовательно, совершенно необходимо, чтобы люди, которым доверено управление государством, обществом и т.д., стремились внушить своим подданным подобную убежденность, без которой

==372

им нечего от них ждать, кроме ненависти, враждебности, ропота и, наконец, бунта. Но может ли человек добиться всего этого, если он не в состоянии доказать свою правоту и необходимость действовать именно так, а не иначе, а также свое право подчинять других людей своей воле и проявлять над ними свою власть? Естественно, что для достижения своей цели мы удаляем все возникающие на нашем пути препятствия. Это совсем простая истина. Когда речь идет об управлении государством, недостаточно только обладания властью, необходимо еще, чтобы те, кто обязан следовать чужой воле, были уверены, что ими управляют по законам справедливости и что люди, стоящие над ними, достойны того, чтобы держать в руках бразды правления. Но как достичь этого, если народ свободен и может доказать, что им плохо руководят, что те, кто стоят у кормила власти, ничего не понимают в делах государства и стремятся скорее к собственной выгоде, нежели к общественной пользе; если какой-нибудь возмутитель спокойствия, выполняя свою прихоть, может убедить и народ и государя в том, что их обманывают люди, заслуживающие не благосклонного к себе отношения, а возмущения? Как достичь этого, если одни, люди одержимы желанием деспотично властвовать над другими людьми; если они стремятся сохранить за собой должности, которые они получили благодаря своему происхождению, случаю или интригам, а лень мешает им стать пригодными для них, в то время как другие люди, более достойные занимать эти должности, но менее склонные домогаться их с помощью интриг, остаются не у дел? Как завоевать доверие подданных, столь необходимое для безопасности правителей, если не препятствовать им свободно высказываться о способностях, недостатках и действиях власть имущих? Тогда и только тогда правители смогут смело отстаивать свою узурпированную власть над умами людей слабых и заурядных и заставить их думать, будто даже наносимые им смертельные удары совершенно необходимы для их блага. Правильность всего сказанного не вызывает сомнений, ибо нетрудно увидеть, что свобода высказывания мнений ограничивается тем больше, чем более тираническим становится управление государством и чем больше оно основывается на силе, а не на праве. <Существует ли что-либо более тираническое и отвратительное, чем трибуналы инквизиции, которые, позоря религию и все человечество,

==373

предают в руки светской власти невинных, приговоренных негодяями, между тем как эти же судьи, поддерживаемые законами разных стран, дают полное отпущение грехов людям, совершившим самые различные преступления> *. Разве имели бы поддержку трибуналы инквизиции, если бы папизм не позаботился о том, чтобы запретить любые высказывания об их плутнях?

Все эти соображения получают еще большее подтверждение, когда те, кто не имеет ни права, ни возможности подчинять себе других людей, тем не менее претендуют на это. Поскольку повиновение может быть основано лишь на том, что люди, стремящиеся к власти, превосходят других людей своими способностями и хорошими качествами, то совершенно ясно, что деспотизм терпит крушение, как только становится понятно, что тот, кто кичится своей властью, не достоин ее и не способен к управлению государством, или же когда обнаруживается, что доводы, в силу которых одни люди обязаны повиноваться другим, столь же ошибочны, сколь мало обоснованы.

Не будем же удивляться желанию руководителей церквей ограничить свободу высказывания мнений. Указанные нами причины подобных их стремлений столь основательны и бесспорны, что, только не обладая ни здравым смыслом, ни способностью рассуждать, можно не видеть той необходимости, которая толкает их на это. К сожалению, однако, эти руководители не признаются, что их действия определяются этими мотивами, и выдвигают другие, которые нельзя не поднять на смех. Хотелось бы мне, чтобы они были так же искренни, как искренен я в этой работе, не имеющей иной цели, кроме общественной пользы; я никоим образом не собираюсь здесь смеяться над настоящими теологами, которых я уважаю так, как должно и можно уважать ученых, посвятивших себя самому полезному и необходимому из человеческих знаний.

Я был бы очень рад, если бы меня убедили, что я ошибаюсь, и показали бы мне ложность моих предположений, указав на истинные причины ограничения свободы.

----------------------------------------------------------------------------------

* Barb. Disc. Sur la perm. Des Loix¹¹.

==374

Впрочем, я не требую так много. Я был бы доволен, если бы мне доказали, что возможны иные мотивы ограничения свободы.

Но если причины и мотивы ограничения свободы высказывания мнений таковы, как я предполагаю, то могут ли здравомыслящие люди оказывать уважение правителям, так злоупотребляющим своей властью? Могут ли они любить и слушаться их? Какими глазами должны они на них смотреть? Пусть читатель сам судит об этом. С меня довольно и того, что я указал источник, из которого может проистекать подобное ожесточение против свободного высказывания людьми своих мнений, и я замечу лишь следующее: эти причины показывают, что единственным их следствием может быть огромный вред для всего общества, для всего рода человеческого и для поисков истины, которые должны быть нам так дороги.

Я не собираюсь отрицать, что для блага государства иногда необходимо, чтобы свобода высказывания мнений была ограничена. Вполне вероятно, что злоупотребление этой свободой часто вызывало необходимость ее ограничения. Какие только пасквили, например, ни распространялись в республике, каких только речей мы ни слышали как против своих собственных государей, так и против иностранных! Эти речи могут служить если не законным основанием, то по крайней мере предлогом для открытого запрета, как мы это наблюдали не один раз, хотя было бы правильнее просто пренебречь этими произведениями нескольких безумцев, что свидетельствовало бы о величии души правителя, как это прекрасно доказано естественным и человеческим правом. Но достигают ли желанного результата все эти суровые запреты? Разве в тех странах, где перо пользуется наименьшей свободой, не появляются произведения, которые не могли бы быть более смелыми, даже если бы царила полная свобода? Я повторяю: вполне вероятно, что монархи иногда считают себя обязанными ограничить свободу высказывания мнений. Но, несмотря на все это, едва ли можно меня убедить, что злоупотребление свободой и есть истинная причина ее ограничения; я больше склонен думать, что те, кто стремится ее ограничить, пользуются этим предлогом для достижения только своих целей.

Скажем просто: даже если злоупотребление свободой есть истинная причина ее ограничения, то ведь это злоупотребление можно усмотреть только в том, что высказывание мнений сопровождается иногда непристойными

==375

выражениями, ибо любое исследование того, что верно, а что нет, проведенное с должным уважением к людям, о которых идет речь, никогда не может причинить им вреда, каковы бы ни были изучаемые факты. Итак, раз злоупотребление свободой никак не связано с поисками истины и выражается только в том, что авторы иных сочинений прибегают порой к несдержанным выражениям, значит, следует более сурово наказывать тех, кто в пылу слепой страсти позволяет себе забыться до такой степени, но нельзя переносить при этом свою злость на всех авторов вообще. Совершенно ясно, что люди, употребляющие несдержанные выражения, не могут в силу этого иметь целью общественную пользу, а тот, кто просто выражает свои мысли, не может иметь никаких иных целей, насколько нам вообще позволено судить о человеческих поступках в сфере морали, ибо здесь может играть огромную роль и тщеславие, и желание блеснуть, и некоторое литературное честолюбие человека. Но если осуждать авторов за подобные недостатки, сколько их не выдержало бы жесткого наказания! А это приводит меня к мысли, что злоупотребление свободой высказывания мнений - лишь предлог для ее ограничения, ведь на пути размышлений о религии не встают подобные помехи, однако свобода мнений в области религии ограничивается не меньше, чем в политике. Если бы меня вынудили назвать истинную причину ограничения свободы мнений и сделать это с искренностью, естественной для человека, считающего данное качество одной из важнейших добродетелей, то, признаюсь, я назвал бы ту же самую причину, на которую указал один голландский писатель в своих рассуждениях о запрещении спектаклей в Голландии и в особенности о запрещении театра в Амстердаме. По словам моего друга, написавшего мне об этом, голландский писатель рассказывал следующее: <Когда-то в нашей стране не было никаких театров и все ограничивалось несколькими обществами, показывавшими время от времени какую-нибудь пьесу, в которой нравы изображались в их настоящем виде и где автор осмеливался свободно высмеивать крупные недостатки власть имущих. Эти пьесы немало способствовали тому, что народ понял все происходящее вокруг, и внушили ему отвращение к монархии, сыгравшее огромную роль во время восстания против испанского короля. Очевидно, говорит он, сегодня власть имущие боятся открыть

==376

народу истину и хотят предоставить всему идти своим чередом, не разрешая смеяться над собой, ибо церковники добились запрета пьес, способных внушить зрителям храбрость и укрепить в них республиканский дух>. Тот же самый мой друг, голландец по происхождению, написавший мне обо всем, что я сейчас рассказываю, добавляет в своем письме: кто будет отрицать, что замечательные произведения г-на ван Хаарена немало способствовали счастливому событию - возвращению моей родине ее прежней конституции, незаметно подготовили к этому умы? Ибо, продолжает он, если нет никакого сомнения в том, что народ прибегнул к поддержке принца Оранского ¹² как единственному средству из-за недостатков в управлении государством, то точно так же несомненно и то, что указание на эти недостатки послужило мощным толчком для данного события. Вот отрадные результаты свободы мнений, которые не замедлят сказаться, если ею пользоваться так, как это делал замечательный голландский писатель и как должен это делать каждый человек. Пока монарх управляет своим народом по справедливости, пока истины на нашей стороне, нам нечего бояться. Любые нападки на нас тех, кто отважится на это, будут абсолютно тщетными.

Признайтесь же откровенно, и по этому признанию можно будет судить, честный ли вы человек, что причинами того, что одни люди стремятся запретить другим свободно высказывать свои мнения, могут быть только тирания, лень и страх быть уличенным в злом умысле или невежестве. Но если таковы мотивы, побуждающие одних людей ограничить свободу мнений других людей или вовсе лишить их этой свободы, то что обязаны делать те, кого вдохновляет любовь к истине и кто стремится лишь к одному - открыть людям, глаза? Должны ли они слепо подчиняться несправедливым притязаниям праздных и властных правителей? Обязаны ли они смириться с игом, которое пытаются им навязать? Разве не позволительно им восстать против несправедливостей и обороняться от попыток превратить их в гнусных людей? Кого можно здесь назвать извергами общества?

В самом деле, разве все эти напыщенные речи, с помощью которых теологи пытаются восстановить простонародье против атеистов, не обнаруживают низость и жестокость их душ? Такие речи могут внушить народу только ненависть и жестокость и способны лишь

==377

подорвать основы того, что мы пытаемся здесь так горячо защитить.

Итак, только дурные принципы способны склонить людей к ограничению свободы высказывания мнений. Благо общества этого не требует. Никто не имеет права ограничивать свободу мнений, тем более что это не приносит никаких результатов. Вот и все, что нужно, я полагаю, для доказательства того, что каждому человеку необходимо предоставить возможность свободно высказывать свои мнения.

==378