§ 10.0 Памяти

Всякое суждение есть сравнение между собой двух идей, которые душа умеет отличить друг от друга. Но так как в каждую данную минуту она может созерцать лишь одну идею, то, когда я захочу сравнить вторую идею с первой, если я не обладаю памятью, я эту первую больше не нахожу. Поэтому справедливость требует воздать должное памяти, которую столько хулили: если нет памяти, то нет и суждения. Ни речь, ни знание предметов, ни внутреннее ощущение нашего собственного существования не могут, конечно, пребывать в нас без наличия памяти. Стоит только забыть то, что было известно, и уже кажется, что ты возник из какого-то небытия, не знаешь, что уже существовал раньше и будешь продолжать существовать еще некоторое время. Вепфер рассказывает об одном больном, потерявшем сами идеи о вещах и не имевшем никаких отчетливых восприятий: этот больной принимал ручку ложки за ее углубление. Он рассказывает также о другом, который никогда не мог закончить фразу, забывая ее начало до того, как он ее оканчивал. Он приводит случай с третьим, который вследствие потери памяти разучился складывать слоги и читать²³. Ламот упоминает об одном человеке, который разучился издавать звуки и говорить. При некоторых мозговых заболеваниях нередко можно видеть больных, не обращающих внимания на голод и жажду. Бонне²⁴ сообщает множество подобных примеров. Одним словом, человек, потерявший совсем память, превратился бы в мыслящий атом, если только вообще возможно мыслить без памяти; не зная самого себя, он не знал бы того, что с ним происходит, и не вспоминал бы ни о чем.

Причина памяти столь же механического характера, как и она сама. Она, по-видимому, зависит от того, что телесные впечатления мозга, являющиеся следующими друг за другом отпечатками (traces) идей, оказываются смежными, а потому душа не может обнаружить ни одного из этих, отпечатков, или идей, не вспомнив других, имеющих обыкновение выступать с ним вместе. Это совершенно верно в отношении того, чему мы научаемся в молодости. Стих или одно только слово часто напоминают то, что сперва никак не можешь вспомнить. Это явление доказывает, что идеи имеют отдельные территории, но расположенные в определенном порядке. Ибо для того, чтобы новое движение - например, начало стихотворения или

==96

звук, действующий на наши уши, - тотчас же передало свое впечатление части мозга, сходной с той, в которой находится первый след того, что ищешь, т.е. той именно части мозговой ткани, в которой скрывается память или отпечаток следующих стихов, и представило бы душе продолжение первичной идеи или первых слов, необходимо, чтобы новые идеи приносились, следуя неизменному закону, в то самое место, в котором раньше были уже запечатлены другие идеи того же самого характера. В самом деле, если бы все это происходило иным способом, то дерево, у подножия которого было совершено воровство, конечно, не больше напоминало бы о воре, чем любой другой предмет. Эта истина подтверждается тем фактом, что некоторые мозговые заболевания уничтожают одно какое-нибудь чувство, не затрагивая других. Выше цитированный хирург²⁵ видел человека, потерявшего чувство осязания от удара в голову. Хильданус рассказывает о человеке, которого сотрясение мозга сделало слепым. Я видел одну даму, которой по выздоровлении от апоплексии понадобилось больше года для восстановления памяти: ей пришлось вспоминать алфавит и начатки знания, которые постепенно увеличивались и росли, до известной степени параллельно с укреплением ослабевшие волокон мозга, которые вследствие своей крайней слабости могли раньше лишь задерживать и останавливать идеи. Отец Мабийон был весьма ограниченным человеком; болезнь развила в нем ум, проницательность и способность к наукам. Вот поистине счастливая болезнь, на которую многим людям выгодно было бы променять свое здоровье! Слепые довольно часто отличаются большой памятью: окружающие их предметы не в силах отвлекать их, внимание и размышление стоят им небольшого напряжения; отсюда вытекает, что если долго и тщательно присматриваться к каждой стороне предмета, то идеи станут более устойчивыми и менее беглыми. Г-н де Ламот, член французской Академии, диктовал подряд на память свою трагедию <Инеса де Кастро>²⁶. Какую обширную память надо иметь, чтобы сохранять в ней две тысячи стихов, в полном порядке проходящих перед душой по требованию воли! Как удается ничего не перепутать в этом своеобразном хаосе! О Паскале рассказывали еще более удивительные вещи, а именно, что он никогда не забывал ничего из того, чему когда-либо научился. Впрочем, думают - и с некоторым основанием, так как это факт, - что те, у кого хорошая память,

==97

обыкновенно не отличаются способностью к самостоятельному суждению, как врачи не отличаются склонностью к религии, так как у них мозговая ткань настолько полна прежних идей, что новые лишь с трудом могут найти себе там определенное место, - я имею в виду те идеи-<матери>, если позволено будет так выразиться, которые могут судить о других путем сравнения и дедуктивно выводят третью идею из комбинации двух первых. Но кто отличался большей способностью к самостоятельному мышлению, умом и памятью, чем две названные знаменитости?

Из всего сказанного по вопросу о памяти мы можем заключить, что память есть способность души, состоящая в постоянных видоизменениях движения животных духов, возбуждаемых впечатлениями от предметов, которые сильно или очень часто действовали на чувства, и, таким образом, эти видоизменения вызывают в душе те же самые ощущения в тех же условиях места и времени, которые сопровождали их в момент, когда они получили их через посредство органов чувств.

Когда мы чувствуем, что раньше уже имели идею, подобную той, какая в настоящее время приходит в голову, мы называем такое ощущение памятью; и эта же идея в согласии с нашей волей или без нее неизбежно пробуждается в случае определенного состояния мозга или благодаря внутренней причине, подобной той, которая породила ее раньше, или благодаря другой, в каком-нибудь отношении родственной с ней идее.