§ 39. Ассоциация как принцип пассивного генезиса

Универсальный принцип пассивного генезиса для конституции всех тех предметов, которые в конечном итоге предшествуют активным образованиям, есть принцип ассоциации. Ассоциация безусловно при­надлежит к интенциональным проблемам, что можно дескриптивно продемонстрировать в отношении ее первичных форм, и в своих интенциональных функ­циях подчинена сущностным законам, исходя из ко­торых должна быть понята всякая пассивная консти­туция — и конституция переживаний как предметов имманентного времени, и конституция всех реальных природных предметов, принадлежащих объективно­му пространственно-временному миру. Ассоциация есть фундаментальное понятие трансценден­тальной феноменологии (как в психологической параллели оно является фундаментальным для чисто йнтенциональной психологии). Старое понятие ассо­циации и ассоциативных законов, хотя оно со времен Юма применялось, как правило, для описания взаимо­связей чисто психической жизни, представляет собой лишь натуралистическое искажение подлинно интен-ционального понятия. В феноменологии, очень по­здно нашедшей подступы к исследованию ассоциации, это понятие получает совершенно новый облик и по-новому определяется в отношении своих основных форм, к которым относится, например, чувственная конфигурация в совместном или последовательном существовании. Приверженцу традиционных взглядов это покажется странным, хотя с феноменологической точки зрения очевидно, что ассоциация это не просто знак подчиненности комплексных психических дан­ных эмпирическим законам, — если прибегнуть к ста­рому сравнению, что-то вроде внутрипсихической гра­витации, — но в высшей степени объемлющий термин, указывающий на подчиненность конституции чисто­го ego интенциональным сущностным законам, царство врожденного априори, без которого не мыслимо, следовательно, никакое ego как таковое. Только благо­даря генетической феноменологии ego может быть понято как бесконечная, скрепленная в единстве уни­версального генезиса взаимосвязь сопринадлежащих ему продуктов синтеза, — на различных уровнях, ко­торые должны полностью соответствовать неизмен­ной универсальной форме временности, поскольку она сама основывается на постоянно текущем пассив­ном и всеобъемлющем универсальном синтезе, кото­рый с необходимостью вбирает в себя все новое. Эта многоуровневая структура сохраняется в развитом ego как неизменная формальная система апперцепции и, тем самым, как система конституированных предмет-ностей, в том числе и объективного универсума, обла­дающего устойчивой онтологической структурой, при­чем это ее сохранение есть лишь одна из форм генезиса. С учетом всего этого, отдельный факт всегда иррационален и возможен лишь благодаря принадле­жащей ему, как эгологическому факту, формальной системе априорности. При этом не следует, однако, упускать из виду, что факт с его иррациональностью сам является структурным понятием в системе конк­ретного априори.

§ 40. Переход к проблеме трансцендентального идеализма

После сведения феноменологической проблемати­ки к общей проблеме единой статической и генетичес­кой конституции предметностей возможного созна­ния кажется, что феноменология может быть по праву охарактеризована и как трансцендентальная те­ория познания. Сопоставим в этом отношении транс­цендентальную теорию познания с традиционной.

В последней основной проблемой является про­блема трансцендентности. Традиционная теорияпознания, даже если она, как в эмпиризме, опирается на обычную психологию, не желает быть всего лишь психологией познания, но стремится прояснить его принципиальную возможность. Ее проблема возника­ет перед ней в естественной установке и в этой же установке рассматривается в дальнейшем. Я нахо­жу себя как человека в мире, иЪритом как познаю­щего этот мир, включающий и меня самого, в опыте и в науке. Теперь я говорю себе: все, что есть для меня, есть, как таковое, благодаря моему познающему со­знанию, есть для меня познанное в моем опыте, по-мысленное в моем мышлении, теоретически разви­тое в моей теории, усмотренное в моем усмотрении. Признавая интенциональность вслед за Брентано, можно сказать: интенциональность как фундамен­тальное свойство моей психической жизни есть ре­альное, принадлежащее мне как человеку, равно как и любому другому человеку в отношении его чисто психической внутренней жизни, свойство, которое уже сам Брентано поместил в центр эмпирической психологии человека. Речь от первого лица, которая ведется в начале, остается естественной речью от первого лица; она удерживает себя и все дальнейшее рассмотрение проблемы на почве данности мира. И теперь становится совершенно ясно: все, что суще­ствует и имеет значимость для меня, для человека, существует и имеет значимость в собственной жиз­ни сознания, пребывающего у себя самого во всяком осознании мира и во всяком научном познании. Все различия, которые я устанавливаю между подлин­ным и ошибочным опытом, а в самом опыте — меж­ду бытием и видимостью, имеют место в пределах сферы моего сознания, как и в том случае, когда я на более высоком уровне провожу различия между ос­нованным и не основанным на усмотрениях мыш­лением, а также между априорной необходимостью и противоречивостью, между эмпирически истин­ным и эмпирически ложным. Действительный с очевидностью, мыслимый с необходимостью, противо­речивый, мыслимый в возможности, вероятный и т. д. — все это характеристики того или иного интен-ционального предмета, возникающие в собственной сфере моего сознания. Любое обоснование, любое удостоверение истины и бытия осуществляется це­ликом и полностью во мне, и его результатом стано­вится та или иная характеристика, принадлежащая cogitatum моего cogito.

В этом видится теперь важная проблема. Понятно, что в сфере своего сознания благодаря взаимосвязан­ной мотивации, определяющей мою жизнь, я нахожу те или иные достоверности и даже очевидности, ко­торые невозможно обойти. Но каким образом вся эта игра, происходящая в имманентной жизни сознания, может получить объективное значение? Как может очевидность (clara et distincta perceptio) претендовать на нечто большее, нежели быть одной из принадле­жащих моему сознанию характеристик? Если оставить в стороне, быть может, вовсе не столь уж безразлич­ное воздержание от признания бытийной значимос­ти мира, то перед нами встает декартова проблема, решить которую должна была божественная veracitas.