3.4. Книговедческая полемика начала 30-х гг.

Возрастающая роль книги в советском обществе предопределила основное направление развития общей теории книговедения. Главное внимание уделялось выявлению сущности книги, ее социальной природы и классовой роли в классовом обществе, интерпретации этих проблем с позиций исторического и диалектического материализма. И это было качественным сдвигом в развитии общей теории книговедения второй половины 20-х – начала 30-х гг.

Основным содержанием процесса развития советского книговедения было сосредоточение усилий именно на идеологических вопросах методологии науки. Однако реально процесс этот протекал в форме резкой, уничтожающей критики «старого» книговедения и критики этой критики, доведенной до вульгарного социологизирования, до формализма, до полного ниспровержения прежних теоретических достижений.

Пафос большинства публикаций начала 30-х гг., выступлений и докладов в книговедческих обществах и организациях, дискуссии «На книговедческом фронте», организованной в октябре 1931 г. Комиссией по теории книговедения и истории книги Музея книги, документа и письма, Совещания по книговедению заключался в истребляющем отрицании традиционного книговедения. Но и сами отрицатели подверглись столь же уничтожающей критике.

Однако и те и другие дальше отрицания взглядов прежних теоретиков и постановки вопросов и проблем не пошли. Законченной, непротиворечивой концепции в этих работах нет. И даже правильные, продуктивные положения и отдельные тезисы теряются в полемическом материале, в уничтожающей научный смысл терминологии.

В начале 30-х гг. были закрыты Библиографическое и Библиологическое общества, Научно-исследовательские институты книговедения (Ленинград, Киев).

В 1930 г. на базе Музея палеографии Академии наук был создан Музей книги, документа и письма (вскоре переименованный в Институт книги, документа и письма), ставший в эти годы ведущим научным книговедческим центром. В 1935 г. Институт был преобразован в сектор вспомогательных исторических дисциплин Института истории АН СССР.

Наиболее значительные теоретические работы института опубликованы в пяти выпусках «Трудов Института книги, документа и письма» и принадлежат Павлу Наумовичу Беркову и Игорю Всеволодовичу Новосадскому – сотрудникам Комиссии по теории книговедения и истории книги.

Интересные мысли содержатся в докладах и публикациях одного из самых неистовых критиков той поры И.В. Новосадского. Не утратила не только исторического, но в каком-то отношении и теоретического значения его статья «Теория книговедения и марксизм».

И.В. Новосадский высказал (хотя не развил ни здесь, ни в последующих работах) плодотворную и принципиально новую идею о книге как способе организации произведения в «издание». Отмечая недостатки в теоретической позиции М.И. Щелкунова относительно интерпретации содержания понятия «книга», И.В. Новосадский утверждает: «Книга есть не простая, механическая, точная и непосредственная передача фактов и мыслей автора, как думает Щелкунов, а определенная организация произведений того или иного писателя, определяемая социальным и классовым характером книги». И далее продолжает: «Главное отличие книги не в непосредственной и точной передаче мыслей автора, а в определенной организации содержания книги, в ее внутреннем идеологическом оформлении с целью воздействовать на читателя в определенном направлении – возможно в обратном, чем этого желает автор». К сожалению, эта идея потерялась в пылу полемики тех лет, и только в современных историографических работах появились единичные упоминания и ссылки на статью.

И.В. Новосадский одним из первых в советском книговедении начал развивать функциональную концепцию науки о книге. Функциональная концепция возродилась в работах современных ученых, а функциональный метод в 70-е гг. обосновывался как универсальный и основной книговедческий метод.

Однако ни в этой статье, ни в других работах он не предложил хоть сколько-нибудь стройной системы. В попытках сконструировать состав книговедения И.В. Новосадский еще более эклектичен, чем критикуемые им авторы.

Во многом сходные позиции занимал и писавший в те годы по вопросам методологии истории книги, впоследствии известный более как литературовед, профессор, член-корреспондент АН СССР П.Н. Берков, утверждавший с еще большей прямолинейностью: «Основным в книге является то, что она представляет известным образом материализованную, овеществленную (в виде каменной доски, папируса, пергамента или бумажной рукописной или печатной книги) общественную идеологию, и – более точно – классовую идеологию определенного класса в определенный момент его социального бытия. Эта идеология материально закрепляется через условное обозначение – письмена, которые выработались в практике социальной жизни данной классовой группировки». Отождествление книги с идеологией столь же односторонне и не выявляет сущности книги, как и отождествление ее с литературным произведением или вещью, предметом, как это было у М.И. Щелкунова.

Хронологически статья П.Н. Беркова «Предмет и объем истории книги как науки» была последней в 20-30-е гг., в которой затрагивались вопросы общей теории книговедения. В ней практически впервые делается попытка обосновать историю книги как книговедческую дисциплину, имеющую объект, предмет, границы, метод исследования, формулируются основополагающие позиции в подходе к историческому изучению книги. Опираясь на ленинские высказывания, на ряд партийных документов, П.Н. Берков утверждает, что «руководящим принципом при изучении прошлого книги должно быть установление того, что в руках господствующих классов книга была орудием угнетения, а в руках борющегося с господствующим классом класса угнетенного – средством борьбы, просвещения, организации и т.д.».

П.Н. Берков впервые в советском книговедении затрагивает такую важную проблему, как периодизация истории книги, показав, что методологической основой ее является периодизация гражданской истории, конкретизированная спецификой книги как объекта историко-книговедческих исследований. Однако заблуждение П.Н. Беркова, ставившего знак равенства между книгой и идеологией, делает тезис о периодизации голословным, потому что специфика книги при таком определении исчезает, равно как и специфика книговедческой дисциплины «история книги».

Несмотря на абсолютизацию идеологического фактора, работы И.В. Новосадского и П.Н. Беркова имели и имеют положительное значение для науки о книге, потому что сам подход к выявлению сущности книги, к конструированию объекта, предмета, методов, состава и структуры книговедения в них был правильным. Ошибочность конкретных решений явилась следствием вульгарного социологизирования, что привело в конечном счете к свертыванию во второй половине 30-х гг. теоретических книговедческих исследований.