1.5. Современные коммуникационно-мультимедийные концепты

Радио, кино, телевидение, компьютерную технику можно считать способами усовершенствования возможностей, заложенных в традиционной книге.

Первая попытка сопоставить книгу с новейшими аудиовизуальными формами способа социальной массовой коммуникации, предпринятая канадским социологом М. Маклюэном, привела его к утверждению, что «галактика Гутенберга» катится к закату и что книга утрачивает свой приоритет и действенность перед ними. Утверждение Маклюэна потому неверно, что поспешно. Он, как и многие другие, категорию «книга» отождествляет с материальной, предметной формой ее проявления – книжным изданием – и понимает книгу как носитель информации, а не как способ коммуникации, т.е. процесс и результат этого процесса в их единстве. Если книга только носитель информации, то она действительно в чем-то проигрывает при сопоставлении с новейшими носителями: кино- и фотопленкой, магнитной лентой, магнитным и оптическим диском и др.

Пессимистическая концепция М. Маклюэна была подвергнута критике в отечественной и зарубежной литературе, в том числе в упомянутой выше работе М. Червинского. Последний в затекстовых авторских примечаниях сообщает, что М. Маклюэн со временем сменил точку зрения, высказанную в своих более ранних работах, и «недавно удивил всех, и тех, кто считал, что согласен с ним, и тех, кто стоял на противоположных позициях. В нескольких интервью ... он утверждает, что до сих пор его не понимали. Он говорит теперь, что всегда был объективным исследователем, изучавшим свойства средств передачи информации, и не признавал никакого преимущества за аудиовизуальными средствами по сравнению с речью и письмом. По его утверждению, скорее верно обратное: по сути дела, он отдает предпочтение речи (в том числе письменной) как средству, без которого культура понесла бы ущерб в сфере рационализации. В настоящее время нас захлестывает аудиовизуальная стихия, но она таит в себе угрозу для культуры. Эти утверждения Маклюэна следует рассматривать как свидетельства того, что автор "Галактики Гутенберга" одумался».

Более спокойно и оптимистично относятся другие западные ученые к современному положению и перспективам развития книги, сопоставляя ее с возникшими на ее основе формами способа массовой коммуникации, обосновывая коммуникационный подход к трактовке книги. Показательна в этом смысле работа профессора Боннского университета Г. Грундмана «О необходимости и возможности существования общего книговедения», в основной своей части переведенная на русский язык. Статья чрезвычайно содержательна в историографическом плане, поскольку автор дает большой фактологический материал, раскрывающий с широким хронологическим охватом теоретические взгляды отдельных ученых и основные направления книговедческих исследований в ФРГ.

Намечая собственный, коммуникационный подход к пониманию книги и опираясь на некоторые немецкие специальные работы в смежных с книговедением областях, Г. Грундман пишет: «В настоящее время книгу, журнал, газету, театр, радио, телевидение, а также грамзапись и запись на магнитную ленту относят к средствам коммуникации. Создатели литературных, музыкальных сочинений или произведений изобразительного искусства могут использовать для распространения своих творений одно или несколько из перечисленных средств. Выбор определяется целью, которая в свою очередь может определяться экономическими соображениями. Каждое из этих средств имеет свою историю, социологию, психологию, технику и экономику. Издавна назревало намерение изучить эти средства, сделать каждое из них или всю совокупность их предметом отдельных исследований или целой научной дисциплиной; и, действительно, со временем возникли дисциплинарные комплексы проблем, связанных со средствами коммуникации. В настоящее время еще чувствуется отсутствие четкой классификации и разумного размещения отдельных видов коммуникации в системе наук».

На основе дальнейших рассуждений Г. Грундман дает определение книги в коммуникационном аспекте: «... книгу можно определить как средство накопления сведений и средство коммуникации, которое выступает в качестве связанного с эпохой носителя информации. В связи с этим понятно, что рационализация средств коммуникации совсем не обязательно связана с какой-либо новой формой книги». Однако сущностного анализа книги как средства коммуникации работа Г. Грудмана не содержит. Пафос ее направлен на конструирование книговедения как учебной дисциплины в системе библиотечного и книготоргового образования и на разработку схемы классификации литературы по вопросам, имеющим отношение к книге.

Коммуникационно-социологический и вместе с тем утилитарно-библиографический (библиометрический) подход к трактовке книги и науки о ней с еще большей отчетливостью выражен в работах французского теоретика и практика библиографической статистики Робера Эстиваля, особенно в первом томе монографии «La bibliologie» (1978). Это одна из немногих в западной книговедческой литературе работ общетеоретического, методологического характера, содержащая постановку и самое обобщенное решение отдельных проблем, которые можно квалифицировать как проблемы общего книговедения.

Теоретические рассуждения Р. Эстиваля выстраиваются в достаточно последовательную концепцию. Не все положения ее можно поддержать, но нельзя не отдать должного и способу постановки, и способу решения теоретических вопросов. Монография и другие его работы наглядно иллюстрируют сформулированную во введении объективную историческую закономерность формирования обобщенного книговедческого знания, что потребность в общей теории осознается не только в специальных книговедческих дисциплинах. Отсутствие общей теории заставляет даже тех исследователей, которые занимаются частными, конкретными теоретическими вопросами, конструировать сначала общетеоретические концепты, с позиций которых можно обоснованно решить конкретные вопросы. При этом предмет конкретного исследования довлеет и в общетеоретических посылках. Но общую теорию нельзя разработать попутно с исследованием конкретной книговедческой проблемы.

Во введении к первому тому «La bibliologie» P. Эстиваль пишет, что долгое время занимался историей методов библиографии Франции. Это заставило его разрабатывать новые методы библиографической статистики, иную систему измерения, новые подходы к исследованию письменных документов и вывело на общетеоретические проблемы, на осознание потребности в новой науке о книге. И такая наука, по его убеждению, не должна быть описательной, как это было прежде. Р. Эстиваль отмечает, что в теоретических разработках опирается на исследования, проводимые в СССР, Польше, Венгрии, Канаде.

Задавшись вопросом об объекте библиометрии, Эстиваль с неизбежностью должен был раскрыть содержание этого объекта. Обобщая предшествующий опыт определения книги как объекта науки, Р. Эстиваль статистически обследовал 73 дефиниции XIX-XX вв. из французских энциклопедических и справочных изданий, дал их сводку, выявил ключевые слова (печатное издание, рукопись, собрание, том, тиражирование, размножение).

На основании частоты их употребления он пришел к выводу о том, что авторы дефиниций «всякий раз настаивают главным образом либо на самом документе, либо на его материальной форме», что всеобщего определения книги нет, а есть «много трактовок, которые зависят от исторических эпох и конкретных условий. Трактовки отражают индивидуальные мысли автора и состояние науки в его время», разные авторы «выделяют и подчеркивают тот или иной признак в книге: означающее, интеллектуальное содержание сообщения или способа коммуникации... В тех определениях, где подчеркивается означаемое, объект, экономические аспекты, книга как продукт производства или же затрагиваются отношения между обществом, образованием и книгой, – это делается для того, чтобы проанализировать... социальные аспекты цивилизации».

Сегодня, по мнению Р. Эстиваля, более всего необходим, развивается и перспективен историко-социологический подход к трактовке книги. Неудовлетворительность обследованных определений приводит его «к попытке расширить и дополнить анализ определения книги аспектами социально-экономическими и политическими, с одной стороны, демографическими и географическими – с другой». В этой попытке Р. Эстиваль предлагает два уровня определения книги: лингвистическое – «минимальное» и социально-политическое – «максимальное». Согласно минимальному, книга есть передача мысли техническими средствами на некотором материальном носителе.

Поскольку минимальное определение явно недостаточно, Р. Эстиваль считает необходимым «рассмотреть книгу как средство коммуникации. Минимальное определение нужно ввести в некоторый социальный контекст. Для того чтобы существовало некоторое письменное сообщение, принимающее различные формы во времени, в нем должна быть необходимость. Сообщение идет от продуцирующего к воспринимающему, и поэтому необходим учет их психологии, потребности в письменной коммуникации. Это зависит в свою очередь от культуры, от политики образования, которую проводит государство, т.е. от существующих политических сил, а значит от социальной, экономической, демографической, географической ситуации. Отсюда книга и ее различные формы, которые она может принимать, понимается как средство, используемое авторами и читателями для удовлетворения потребностей в письменной коммуникации во времени и в пространстве. Сами же эти потребности являются выражением существующих социальных и политических сил, а именно: политики в области культуры и образования того класса, который стоит у власти. Эти потребности удовлетворяются средствами производства и распределения написанных и репродуцированных документов».

Рассуждения Р. Эстиваля чрезвычайно интересны, обнаруживают его подход к пониманию книги как явления, обусловленного многими факторами – социальными, экономическими, идеологическими, историческими, политическими, географическими, этнографическими, культурными. По уровню методологичность и теоретичности постановки проблем эти рассуждения, казалось бы, лежат непосредственно в предмете общего книговедения. Однако ответа на вопрос, что такое книга, Р. Эстиваль не дает, сущность книги не рассматривает. И прежде всего потому, что ему в соответствии с конкретной научной проблемой, которую он решает, и не нужен этот ответ. Р. Эстиваль определяет объект библиографической статистики (или библиометрии), которая и практически и теоретически занимается уже вышедшим книжным изданием, т.е. материализованным результатом организации письменного произведения (его контекста и текста) в книжное издание.

Осознавая, однако, недостаточность минимальных определений, т.е. кратких дефиниций, фиксирующих лишь материальные признаки книги, понимая, что книга – явление социальное, общественное, Р. Эстиваль безгранично расширяет понятие «книга», дополняя определение перечислением факторов, влияющих на ее появление, и тем самым перемещая познающее внимание исследователя с книги на ее внешнюю среду. Книга в работе Р. Эстиваля рассматривается не как сущность, а как функция перечисленных факторов.

Есть в работах Р. Эстиваля рациональная попытка сопоставить книгу как средство удовлетворения общественной потребности в письменной коммуникации с другими формами способа массовой коммуникации – аудиовизуальными. Но их сходство и различия не раскрываются. И опять-таки потому, что задача у Р. Эстиваля иная: определить, назвать объект библиологии, каковым он считает любой письменный текст, документ, передающий мысль посредством техники и письма на некотором носителе некоторыми средствами, отличающимися от устной речи и от аудиовизуальных средств. Именно поэтому на протяжении всей монографии термины «livre» – «biblio» – «I'ecrit» используются как синонимы и обозначение одного из видов документа, который определяется Эстивалем как «то, что написано, напечатано – основное средство фиксированной документации. Сюда же относятся диски, фильмы».

И поскольку книга – один из видов документа, библиология – часть документалистики. А так как в рассуждениях о книге акценты перемещены у Р. Эстиваля на факторы, обусловливающие появление и распространение книги, в конструируемой им библиологии появляются дисциплины, соответствующие этим факторам. В названиях дисциплин отражаются те аспекты, в которых можно изучать книгу как важнейший фактор общественной жизни, расширяется круг уже сложившихся научных дисциплин, средствами которых можно исследовать функционирование книги в обществе. Однако эти исследования лежат в предмете соответствующих наук, а не книговедения, хотя и могут обогатить книговедение готовым экономическим, географическим, педагогическим, социологическим, демографическим знанием.

Таким образом, исследований, целью которых было бы изучение и раскрытие сущности книги как объективного явления социальной действительности, нет, несмотря на то что во многих из них обозначены нетрадиционные для классического книговедения подходы, трактовки книги и науки о ней.