II. Влияние семейно-родового быта

3. Гораздо больше, чем племенными различиями, развитие гражданского права обусловливалось другими особенностями общественного строя и прежде всего - родовым бытом.*(10)

В каждой из трех патрицианских триб числилось по ста родов; роды существовали также у плебеев. Родовой быт составлял, несомненно, древнейший элемент римского общественного строя и общественной жизни. В его первоначальном состоянии связь родичей основывалась, может быть, на происхождении их от общей родительницы (система родства по женской линии); кое-что из области позднейших нравов как бы намекает на это. Так, например, право обнимать замужнюю женщину (ius osculi) принадлежало не только ее родственникам по мужу, но и родственникам по отцу. Особенно характерно то обособленное положение, которое родичи (gentiles) занимали в праве относительно агнатов, т. е. родственников в позднейшем смысле. Тем не менее, древнейший Рим уже не знал чистого родового быта, где все связаны единством происхождения. Из союза кровного род, с развитием оседлости и земледелия, а также под влиянием военного быта, преобразовался постепенно в территориальный союз. В видах усиления родов и по другим причинам в их состав принимались чужеродцы. Воспоминание о единстве происхождения могло, по-прежнему, жить в родичах и казаться им основою их союза; на самом же деле такою основою служило уже общее место поселения и военно-политическое значение рода. Однако общее местожительство было способно еще долго поддерживать ту сомкнутость родичей, которую создало единство происхождения. Общее имя, принадлежавшее сородичам, служило внешним признаком их связи. Оно наследовалось в мужском поколении и приобреталось чужеродцами посредством усыновления их в роде. Раб, отпущенный на волю, получал родовое имя своего бывшего господина. Еще в конце республики и начале империи с именем соединялось особое значение. В эти времена назначение наследника и дарение происходили нередко под условием принятия наследником или одаряемым имени завещателя или дарителя, а присвоение чужого имени, само по себе, без других отягчающих обстоятельств влекло за собою строгое взыскание.*(11) В древнейшее время родовой союз охватывал все существование единичной личности. Все личные интересы сливались или соприкасались с родовыми интересами. У родичей - общий родовой культ, общий жертвенник, на котором в определенное время приносятся общие жертвы; после смерти родичи покоятся в общем родовом склепе. Военная служба и политическая деятельность соединяют родичей, ибо род составляет также военную единицу и в народном собрании (comitia curiata) граждане заседают по родам. Стыд и честь, горе и радость у родичей общие. Род помогает отдельным членам своим в беде; он приставляет опекунов к малолетним, назначает защитников (vindex) к неоплатным должникам, мстит убийце за погибель своих членов, охраняет интересы лиц, имевших несчастие попасть в плен, содействует их выкупу. а также выкупает из кабалы неоплатных должников. Род блюдет за поведением своих членов, наказывая недостойных изгнанием из своей среды или отлучением от жертвоприношений. Надо вникнуть во всю беспомощность положения древнего человека, отвергнутого своими близкими, чтобы попять ужасное значение и силу подобных наказаний. Из контроля, который каждый отдельный род имел над своими членами, выросла потом власть цензора - государственного представителя родового начала. - Весь описанный строй в эпоху его процветания предполагал обширное родовое имущество: движимое и недвижимое (ager gentilicius). Оно существовало, несомненно, на первых порах римского государства в наиболее темные для нас века царского периода.

В начале республиканского времени мы встречаемся лишь полуразвалинами первоначального родового быта. Однако я в это время они обширны и живучи еще настолько, что не допускают никакого сомнения в прошедшем могуществе родовой связи.

4. Родовая община, частный случай которой представляли римские "родовые поселы", т. е. роды, не составляла национально-римского явления. Точно также римская семья*(12) в своих существенных чертах принадлежит к числу учреждений, распространенных в истории. Только по недостатку исторического образования римские юристы могли в учреждениях своего семейственного права усматривать какое-то исключительное достояние римлян.*(13) Римский род уже в первую эпоху Рима находился на той ступени развития, на которой из него выделился ряд более мелких союзов. Таковы - семьи. Моногамическая семья была в первоначальном римском обществе наиболее мелким и наиболее замкнутым союзом. Ее основа - хозяйственная и религиозная. Каждая семья обитает в своем собственном доме. Этот дом - общее убежище для членов семьи, здесь каждый из них находится в наибольшей безопасности, здесь он в случае посягательства на его неприкосновенность наиболее восприимчив к оскорблению. Еще во времена императоров дозволялось мужу убить нарушителя его супружеской чести, если он заставал его в своем доме на месте преступления.*(14) Домашний очаг - средоточие фамильной религии. "Что",- восклицает Цицерон, "священнее дома каждого из граждан, что состоит под большею охраною религии? Здесь - алтари, здесь жертвенники, здесь пенаты, здесь совершаются таинства, поклонение богам и богослужение. Здесь убежище настолько священное, что всякое нарушение его непозволительно".*(15) Потому всякое насилие над гражданином в его доме, хотя бы с целью привода его в суд, воспрещалось. Главою семьи являлся отец (pater familias); он - домовладыка. Римская семья представляла ту фазу, в которой главенство родительницы сменилось главенством отца, счет родства по женской линии - счетом родства по мужской линии. Первая из этих двух систем, может быть, не была совершенно забыта еще в роде, но моногамическая семья выражала иное начало. Род воплощал идею происхождения, семья (fauiilia) - идею принадлежности. Глава семьи был господином ребенка не потому, что рождал его, но потому, что, по рождении, принимал его в свой дом. Такой именно смысл имел обряд подымания новорожденного с полу отцом.

5. Государство застало семейный союз окрепшим и замкнутым и на первых порах оставило его в неприкосновенности. Внутри семьи оно признало власть домовладыки безусловною. Другими словами, государство воздержалось от всякого вмешательства в распорядок внутренней семейной жизни. Это отношение государства к семье выразились в юридическом формулировании личной власти pater familiasa. В качестве члена государства выступает главным образом один домовладыка. В частной сфере он покрывает вполне своею личностью остальных членов семьи: он - господин своей жены (manus mariti), властитель над детьми (patria potestas) и кабальными (mancipium), не говоря о рабах, которые считаются за одно с вещами. Со смертью домовладыки его сыновья становятся свободными и самостоятельными; тогда они - домовладыки, хотя бы не были еще женаты и не имели потомства. Женщины же, теряя своего отца иди мужа, переходят под власть ближайших домочадцев (агнатов); они не могут быть свободными и состоят под вечною опекой. Независимо от какого-либо государственного авторитета домовладыка может распорядиться жизнью и свободою подвластного ему лица. На юридическом языке это выражалось так, что глава семьи, по отношению к подвластному, имеет право жизни и смерти (ius vitae ac necis), право продажи или, точнее, отдачи в заработок (ius vendendi), a также право отдачи в кабалу (в заработок) за преступления и проступки (noxae deditio). Впрочем юридические формулы определяют положение домовладыки крайне односторонне. Они указывают нам на полную независимость домовладыки от государственной власти; государственный суд не ведает семейных отношений. До из этого не следует вовсе, что глава семьи, действительно, безусловный ее властитель, что он не подчинен иным авторитетам, помимо государственного. Обычаи и нравы образовали власть домовладыки, они же направляли ее и в ее проявлениях. Под их влиянием она являлась не суровою (каковою может показаться, если судить лишь на основании одних юридических формул), но мягкою, в той степени, как это требовалось воззрениями и чувствами данного времени. Видимыми представителями такого контроля, его органами, служили родственники домовладыки. Без совета с ними он не предпринимал ни одного важного действия. При таком положении своем семья выступает за пределы гражданского права; это - учреждение из области права. Позднее она становится учреждением государственного права. Только немногие отношения из семейственного быта получают гражданскую защиту. Значение древнеримского семейственного строя для гражданского права сказывается по преимуществу в другом. Лишь pater faroilias, лицо независимое от поcторонней власти (persona sui iuris) являлся в качестве полноправного члена гражданского общества: лишь он мог иметь гражданские права. Подвластные лица (регsonae alieni iuris) не приобретали ничего для себя; все приобретенное ими принадлежало домовладыке. Они не были лишены возможности совершения юридических сделок, но сила их сделок относилась не к ним, а к их властелину: сделка, совершенная ими, рождала права и обязательства не для них, а для властелина. Таким образом своеобразная сторона в юридическом положении подвластных членов римской семьи состояла в том, что, не обладая правоспособностью, они владели дееспособностью. Сын, раб, кабальный участвовали в гражданском обороте от имени своего домовладыки. Они приобретали для пего права даже без его ведома и согласия; напротив обязательства устанавливались не иначе, как с его согласия. Поэтому, например, принять наследство сын и раб могли только с согласия домовладыки: наследство состояло из нераздельной массы прав и обязательств.*(16)

Было в обыкновении, что домовладыка дозволял своим домочадцам иметь особое имущество, приобретенное ими самими, или выделенное им из его собственного имущества. Юридически такое имущество, известное под именем пекулия (peculium), составляло собственность домовладыки. Но фактически на него смотрели, как на нечто обособленное. Рабы выкупали себя на волю, выплачивая господину из пекулия; по одному из преданий, пекулий Спурия Кассия, обвиненного в 268 г. в государственной измене, был конфискован в пользу богини Цереры.

6. В ближайшей связи с древнейшим семейным строем образовался своеобразный счет родства - по агнатству. Агнатами назывались, по отношению друг к другу, свободные лица, которые вместе состояли под одною общею властью их домовладыки (отца, деда, прадеда) до самой смерти этого последнего. Кроме того, агнаты домовладыки были агнатами для его жены и нисходящих. Агнатами, следовательно, могли быть братья и сестры, родные или по усыновлению, дядья с племянниками, двоюродные братья и сестры и т. д., если только их положение удовлетворяло вышеуказанному условию. Связь по усыновлению считалась одинаковою со связью по крови. Вступление в чужую семью (замужество, усыновление) сразу прерывало все связи с первоначальными агнатами и устанавливало новые агнатские связи. - Со смертью общего домовладыки, подвластные ему приобретали самостоятельность, но связь, воспитанная совместною жизнью под одним кровом, не исчезала. Зорко следили агнаты друг за другом, взаимно контролируя друг друга в распоряжениях по имуществу, которое составляло часть их общего семейного наследия. Агнатам принадлежала опека над женщиной их семьи, когда женщина оставалась без отца и без мужа; агнатам же предоставлялась опека над малолетними, попечительство над безумными и расточителями. Наконец, при отсутствии прямых наследников, агнаты выступали в качестве наследников по боковой линии.

7. Всякий выход из семьи и вместе с тем из состава агнатского союза рассматривался, как юридическое умаление личности. К сожалению, об этом предмете мы знаем только по учению позднейших юристов. Они называют capitig deminutio minima*(17) то умаление юридической личности (правоспособности), которое человек претерпевал, как скоро выходил из состава семьи. Всякий выход из семьи, хотя бы сопряженный с переходом в другую семью, составляет с. d. minima, пo определению Гая*(18), она наступает, когда человек сохраняет свободу и гражданство, но изменяет свое (семейное) положение. По определению Павла, при этом виде умаления личности человек теряет семью. С с. d. minima для лица, которое подверглось ей, прекращаются все отношения к агнатам и к сородичам, теряются все связи с патроном, с опекуном или опекаемым (tulela legitima), лицо теряет свое имущество и освобождается от долгов (за небольшими исключениями: некоторые легаты и сервитуты, приданое, obl. imturalis). Потерею cвязей с агнатами обусловливается потеря всех прав по древнему наследственному праву. Имп. Анастасий постановил впрочем, что с. d. minima, которую претерпевает сын, освобожденный из под отеческой власти (emancipatus), не теряет права опеки и попечительства над своими братьями и племянниками. Вышеописанное умаление личности наступает:

I. Когда лицо sui iuris поступает под семейную власть кого-либо, становясь чрез то лицом alieni iuris, Так бывает при усыновлении (arrogatio) и выходе самостоятельной женщины замуж с поступлением под власть мужа fconventio in manum) - случай, возможный лишь в позднейшем праве. К усыновителю (pater adoptivus) и к мужу (соегарtionatof) переходит все имущество усыновленного или женщины и они же отвечают, по преторскому эдикту, пред кредиторами лица, правоспособность которого умаляется. Кроме того, претор допустит иск даже против самого потерпевшего умаление в правоспособности;

2. Когда лицо аlieni iuris переходит из одной семьи в другую. Это случается при усыновлении (adoptio), выдаче дочери семейства в замужество ( передаче отцом или мужем другому лицу своей власти над детьми и женою;

3. Когда лицо alieni iuris становится лицом sui iuris. Сюда принадлежит случай освобождения сына или дочери из под родительской власти (emancipatio) или из кабалы (rnanumissio exmancipio). Отнесение этих случаев к сар. deminutio, равно как и случаев второй категории, представляет самый интересный пункт всего учения о с. d. minima. С первого взгляда он кажется нормальным. Странно признавать умаление правоспособности там, где, на вид, происходит лишь смена двух равных положений, или где низшее положение сменяется высшим, как при emancipatio. Но точка зрения римского юриста понятна, как отголосок древнейшего семейного быта. В этом быту только принадлежность человека к семье доставляла ему вполне прочное положение; выходя из семьи, человек терял такое положение и оказывался относительно беззащитным. Потому каждый выход из семьи справедливо причислялся к capitis deminutio.