5.6. Основания мистицизма.

Заслуживает внимания исследование оснований мистицизма, ибо мощное развитие науки сейчас сочетается с его широким распространением. Считается, что «мистическое сознание, будь то мысли или чувства, всегда включает веру в непосредственную связь человека со сверхъестественным, веру в чудо»⁴⁴⁹. Поэтому перед наукой стоит проблема выявления оснований мистицизма, чтобы снять связанные с ним предрассудки и устаревшие стереотипы и обнаружить его реальный смысл. Данная проблема актуализирована тем, что сейчас наблюдается значительный интерес самой науки к древневосточному мистицизму, содержащего в себе идеи и подходы, созвучные научным поискам⁴⁵⁰. Привлекают ученых в мистицизме то, что в нем ярко выражены иррационализм, интуитивизм, намеренная парадоксальность, невозможность выразить творческое постижение мира на языке понятий, что присуще самому научному творчеству. Не случайно, сейчас растет интерес к метафоре, свойственной мистицизму и поэзии, со стороны теории познания, логики, когнитивной психологии, языкознания, начаты исследования метафор, используемых в физике элементарных частиц, астрономии, математике и генетике⁴⁵¹. Метафора в контексте даосизма, буддизма, индуизма - это «невероятное» слово: «слово без слов», которое связана с молчанием и выражает неисчерпаемость мира. Последний в мистицизме предстает как «безличный абсолют», чье «восприятие» в процессе медитации приводит к особому состоянию сознания, свободного от оков различного рода стереотипов.

Согласно адептам мистицизма, чтобы познать и пережить абсолют, необходима длительная духовная подготовка посредством практики нравственного самосовершенствования, аскетизма, молитв и т. д. Практика мистического мышления неразрывно связана с той или иной системой психофизических упражнений (дхъяна и йога в индийских системах мистики, «умное делание» православных монахов), которые включают гипнотическое сосредоточение ума (медитация) на простейших фигурах (янтры и мандалы в индийской традиции, христианские символы), сочетаниях слов (мантры индуизма, «молитва Иисусова» в православии, тысячекратно повторяемые восклицания в католицизме) и т.д. В некоторых системах мистики медитация осуществляется при помощи определенных поз и регуляции дыхания (йога, и пр.) либо в результате бешеной пляски дервишей и воздействия музыки, приводящих адепта мистицизма в состояние экстаза. «Музыка и танцы такого рода, — пишет специалист по музыкальной этнографии А. Даниелу, — исполняются не только так называемыми «примитивными», но и цивилизованными народами. Именно для последних подобные музыка и танцы — один из способов вырваться из смирительной рубашки, надетой на них социальными установлениями, возможность самоутверждения личности, которая считает себя принесенной в жертву требованиям окружающих людей и ощущает «возрождение» и духовный подъем, лишь непосредственно приобщившись к таинственному миру духов»⁴⁵². В процессе исполнения экстатических танцев наступает момент, когда движения танцующих становятся автоматическими, бессознательными, происходит ускорение и внезапное изменение ритма, что вызывает состояние транса. «Характерные приемы этих танцев одинаковы повсюду: и в Индии, и на Ближнем Востоке, и в Африке»⁴⁵³. В данном случае основания мистицизма практически таковы же, что у шаманизма – не случайно, древние шаманско-оргиастические культы являются самым древним историческим аналогом и прообразом мистицизма.

Так называемое мистическое состояние сознания как особое состояние сознания характеризуется пассивностью психического аппарата человека, ибо происходит отсечение воздействий внешнего мира и выключение индивида из течения «обычного времени» («горизонтальное время»). Здесь речь идет о старой идее «иного времени» («вертикального времени»), благодаря которому бытие человека выходит за рамки «обычного времени». Ярче всего эта идея выражается в поэзии (искусство и религия с ее мистицизмом выросли из первобытного синкретического сознания), где поэтическое мгновение сложно, ибо в нем содержится бесчисленное число «одновременностей» («вертикальное время»). В любом поэтическом произведении имеется «вертикальное время» в отличие от обычного, «горизонтального времени», причем поэтическое мгновение также амбивалентно: это объемное мгновение⁴⁵⁴. Человек же, выключенный из потока «горизонтального времени» и погруженный в пучину «вертикального времени», может достигнуть «автосинхронной референции внутри самого себя»⁴⁵⁵.

Эффект синхронизации событий психического мира человека может быть вызван также влиянием произведений других видов и жанров искусства (музыка, танец, пение и т. д.). Необходимо учитывать и то, что в мистическом экстазе психика индивида, стремящегося к «единению» со «сверхъестественным» (с «единым целым»), достигает такого состояния, когда личность человека полностью редуцируется и он «схватывает» весь мир, постигая его сущность. Данный подход к миру выработан в рамках восточного мышления, ориентированного на постижение трансцендентного, «потустороннего абсолюта», характерны нелинейность, принцип синхронности (корреляции), одновременности уровней единого и единичного, отсутствие причинно-следственной связи, отношение типа «одно во всем и все в одном»⁴⁵⁶.

Такого рода тип мышления (характеризующийся целостным подходом к миру) так или иначе присутствует в современной квантовой механике. Ведь каждая микрочастица связана с мировым целым «несиловым взаимодействием», т. е. связана по принципу корреляции. Лабораторные эксперименты подтверждают справедливость принципа корреляции или принципа акаузальной связи между фотонами, электронами и нейтронами⁴⁵⁷. Таким образом, одной из точек пересечения физики и психологии является принцип «синхронной», акаузальной связи, выработанный восточным мышлением.

Различного рода теории западной психологии и философии — фрейдизм, неофрейдизм, «релятивистская квантовая психология» и др. — особое внимание обращают на проблемы многослойности психики, измененных состояний сознания человека, которых можно достичь в результате приема психоделиков, использования методов медитации и иных систем психорегуляции. Когда человек достигает измененного состояния сознания в трансе или экстазе, тогда у него возникает иллюзия пространства, которую можно назвать «трансперсональной реальностью». Эта особая иллюзорная «реальность» бесконечна и безгранична, ее характеризует «выход за пределы вербальных понятий, пространства — времени, протяженности и ощущающего субъекта или единства индивида»⁴⁵⁸.

Человек, находящийся в трансе, имеет дело с «трансперсональной реальностью» и фактически оперирует особым, специфическим языком, на что и обратили внимание все западные герменевтики (М. Хайдеггер, Г.-Г. Гадамер и др.). Речь идет о предполагаемом языке будущего — языке предпонимания, который присущ животным, детям и который может стать языком общения в космосе. Перед нами вполне реальная форма общения, находящаяся на грани поэтического воображения. Выход же за эту грань и приводит к религиозно-мистическому истолкованию «трансперсональной реальности», которая лежит в основе отношения человека и коллектива к миру, является пределом бытия и источником развития творческих потенций человека, дает возможность для духовной самотрансформации индивидуума. Иными словами, мистицизм имеет как физиологические, так и психологические основания, что требует своего дальнейшего исследования.