3. О знаке в музыкальном языке

Итак, как мы видели, музыкальный язык обнаруживает при­знаки системного образования, хотя и, бесспорно, своеобразного, не во всем совпадающего с системностью вербального языка.

⁷ Бодуэн де Куртенэ И. А. Избранные труды по общему языко­знанию, т. 1. М„ 1962, с. 67.

99

Остается выяснить, является ли это образование системой зна­ков. Для этого прежде всего необходимо выявить нашу позицию в отношении понятия «знак», имеющего множество истолко­ваний.

Ныне изучение семантики искусства в любом из ее аспектов неминуемо влечет за собой рассмотрение (в той или иной сте­пени) проблем знака и значения. Надо, однако, заметить, что несмотря на оптимистические декларации эстетиков, взявших на вооружение понятие знаковой системы, и некоторые успехи структурной поэтики, семиотическая интерпретация искусства все еще наталкивается на серьезные трудности. Недаром в имеющихся (впрочем, весьма редких) попытках классификации видов «конкретных семиотик» искусство, по сути, остается пока в стороне. Ю. С. Степанов совершенно справедливо пишет: «Что касается так называемой семиотики искусства, то вряд ли мож­но говорить о существовании ее как особой самостоятельной от­расли семиотики, по крайней мере в настоящее время, когда недоказанным и непоказанным остается характер искусства и литературы как знаковых систем»⁸. Дело, однако, не только в том, чтобы показать и доказать наличие в искусстве вообще, и в музыке в частности, уровня знаковых структур. Важно опре­делить, являются ли они нормой, или же составляют исключе­ние, образуют ли самостоятельную систему, полностью обеспе­чивающую функции данного вида искусства, или входят в систе­мы иного типа. Далее встает вопрос о соответствующем семио­тическом методе анализа музыкального текста. Возможность или невозможность создания подобного метода и явится тем критерием, который поможет ответить на вопрос, имеются ли основания для квалификации музыки как знаковой системы.

В сущности, когда говорится об искусстве как знаковой сис­теме, имеются в виду два достаточно тривиальных факта, а именно: во-первых, то, что искусство информативно, то есть что-то «говорит», «сообщает», и, во-вторых, что оно «говорит», «сооб­щает» кому-то. И хотя такие выражения, как «художественная информация» или «художественная коммуникация», вошли в обиход сравнительно недавно, и то, и другое известны издревле. Поэтому понимание искусства в целом, и музыки как его разно­видности, в качестве семиотической системы, по сути, ничего не прибавляет к тому, что было известно о нем до появления и распространения новой терминологии. Семиотическая интерпре­тация искусства требует, прежде всего, ответа на вопрос о ха­рактере, структуре, функциях и отношениях знаков и значений в каждом из видов художественного творчества. Другими слова­ми, для того, чтобы утверждать, что искусство есть знаковая система, необходимо показать, что в искусстве уровень знаков не только существует, но выполняет конститутивные функции,

⁸ Степанов Ю. С. Семиотика. М., 1971, с. 26.

100

а сами знаки обладают постоянством исходных значений. Пока это не сделано, подобные утверждения остаются на уровне декларативных рассуждений. Здесь слово за индуктивным под­ходом. Нельзя не согласиться с С. А. Яновской, считавшей, что вопрос о значении «нужно решать не раз навсегда... а с по­мощью конкретного исследования того или иного языка (или группы языков)»⁹. Это вполне применимо к искусству, и к му­зыке в частности. Иными словами, истолкованию искусства как языка должны предшествовать конкретные исследования «языка искусства».

Указанные выше трудности с интерпретацией искусства в ка­честве знаковой системы связаны, во-первых, со спецификой каждого из его видов и, во-вторых, с современным состоянием семиотики как своего рода метанауки. Как не раз отмечалось в литературе, в настоящее время не существует единой общепри­нятой теории знака и значения¹⁰. О том же говорят и такие по­лярные точки зрения, какими являются, например, отождеств­ление знака и сигнала в кибернетике (и тот и другой трактуются как структуры, изоморфные объектам, в силу чего к знакам при­числяются и сенсорные ощущения, так называемые «гносеологи­ческие образы»)¹¹, с одной стороны, и жесткое различение знака и сигнала — с другой¹²; знаковое истолкование причинно-след­ственных связей¹³, или, напротив, исключение из числа знаков симптомов (знаков-признаков)¹⁴. Не существует пока единства взглядов и на природу лингвистического знака, в качестве кото­рого в различных теориях выступают разные лингвистические формы: лексемы, морфы, дифференциальные признаки фонем, словосочетания, предложения, высказывания, хотя, видимо, зна­чительная часть советских (да и не только советских) лингвис­тов считают знаком слово.

Еще большей пестротой отличаются теории значения. Под значением понимают различные компоненты знаковой ситуации:

⁹ Яновская С. А. Предисловие.— В кн.: Карнап Р. Значение и необходимость. М., 1959, с. 8.

¹⁰ В. А. Штофф пишет: «В настоящее время не существует одной-един­ственной теории значения, которая однозначно решала бы проблему значения «значения» (Штофф В. А. Знаковая модель как особый вид знаковой си­стемы.— В кн.: Проблема знака и значения. М., 1969, с. 123). Это же отмечал и Б. В. Бирюков (см.: Бирюков Б. В. О некоторых философско-методо­логических сторонах проблемы значения знаковых выражений.— Там же, с. 62).

¹¹ Там же, с. 62.

¹² Мартынов В. В. Семиотические методы описания естественных языков.— В кн.: Материалы конференции «Язык как знаковая система», М., 1967, с. 39—41.

¹³ См.: Знак.— В кн.: Философская энциклопедия, т. 2. М., 1962, с. 177— 180. Признание знаковой функции симптома можно найти в работах Б. В. Бирюкова, Д. П. Горского, И. С. Нарского и др.

¹⁴ См.: Мартынов В. В. Кибернетика, семиотика и лингвистика. Минск, 1966; Леонтьев А. А. Языковый знак как проблема психоло­гии.— В кн.: Материалы конференции «Язык как знаковая система».

101

предметную соотнесенность; отношения знака и десигната; мыс­ленный образ предмета; представления, ассоциируемые с пред­метом; способ употребления знака; принципы его соединения с другими знаками; способ введения и исключения знака; принцип эквивалентности высказываний (при условии перевода и взаим­ных перекодировок между разными языковыми системами или внутри одной); инвариант информации и др. Как верно писал В. А. Штофф, ни одна из отмеченных концепций «не может быть принята в силу того, что выбранный в качестве значения компо­нент знаковой ситуации объявляется единственной и исключи­тельной характеристикой значения»¹⁵. К этому следует добавить, что не наблюдается единства даже среди тех лингвистов, кото­рые сходятся в признании за словом функции знака¹⁶. «...В со­временной лингвистике нет общепринятого определения понятия значения слова»¹⁷,— подытоживает Б. В. Бирюков.

Споры вокруг проблемы знака и значения, безусловно, вы­званы стремительным расширением сферы семиотики, в частно­сти, сближением лингвистических и логико-семантических иссле­дований, связанной с этим разработкой искусственных логиче­ских языков, проблемами машинного перевода, включением в семиотические исследования «кибернетического» и «информа­ционного», а теперь и системно-структурного аспектов, и т. п. Каждая из научных дисциплин, каждое из направлений исследо­ваний, исходя из типа изучаемой им знаковой системы, вводило в обиход науки соответствующие подходы, методику, термино­логию. Поэтому, рассматривая проблему семантики какого-либо из искусств, было бы, как нам кажется, в высшей степени не­плодотворно иметь в виду весь спектр взглядов на природу зна­ка и значения. Напротив, методически верно, думается, отталки­ваться от какого-либо одного понимания этих явлений с тем, чтобы рассмотреть хотя бы отдельную, узкую часть общей проблемы.

Именно этот подход избран в данной статье. В этом смысле мы солидаризируемся с Б. В. Бирюковым, который пишет, что «при постановке „проблемы значения" естественно исходить из „традиционного" понимания знака (языкового выражения) как материального образования, указывающего на (выражающего, обозначающего) некоторый отличный от знака феномен... Это понимание знака, языкового выражения... может служить исход­ным пунктом дальнейшего анализа понятия значения, причем даже в тех случаях, когда этот анализ далеко уводит от тради­ционного представления об отношении „обозначающее — обозна-

¹⁵ Штофф В. А. Знаковая модель как особый вид знаковой системы.— В кн.: Проблема знака и значения, с. 124.

¹⁶ См.: Комлев Н. Г. Содержательная структура слова. М., 1969.

¹⁷ Бирюков Б. В. О некоторых философско-методологических сторонах проблемы значения знаковых выражений.— В кн.: Проблема знака и значе­ния, с. 62.

102

чаемое" (например, когда он сводит значение знака к правилам его применения или к правилам введения его в язык теории и исключения из него и т. п.)»¹⁸. Эта «ограничительная» исходная позиция может быть полезна и для нашей задачи — исследова­ния семантики «музыкальных выражений». В самом деле для того, чтобы, определить специфику музыкальной семантики, важ­но выяснить ее отличие по крайней мере от одного более или менее изученного вида значения. Этот подход является чисто тактическим шагом и не претендует на что-либо большее. Его цель — определить, в какой мере применимы (или неприменимы) к музыке традиционные понятия знака и значения. Все осталь­ное должны выяснить конкретные исследования.

В музыке, бесспорно, существует возможность для образова­ния структур, имеющих знаковую функцию. Таковы, например, лейтмотивы, закрепленные за тем или иным героем оперы, ба­лета или программно-инструментального произведения. К числу знаков относятся напевы-символы типа «Dies irae», мигрирую­щие интонационные формулы (die Wanderthemen), отдельные обороты с большей или меньшей фиксированностью выразитель­ного значения (например, интонации «стона», «шубертовская» секста)¹⁹. Другой тип музыкальных знаков составляют признаки некоторых жанров (например, бытовых). К числу знаковых структур относятся и кадансы. Наконец, имеются условия для возникновения структур типа знаков в рамках того или иного законченного авторского стиля. Образование сферы излюблен­ных сюжетов, тем, проблем, настроений ведет нередко к появле­нию стойких семантических стереотипов. Любопытно, что весьма сильную тенденцию к превращению в знак обнаруживают «об­разы зла». Вспомним «сигнальные образы» роковой неизбежно­сти у Чайковского; сферу инфернальных образов Рахманинова, репрезентируемую обычно при помощи гротесковой, обильно хроматизированной скерцозности; образы машинизированной смерти у Шостаковича, изображающиеся, как правило, с по­мощью маршевых ритмов и автоматического движения.

Как видим, возможности для образования знаковых структур в музыкальном искусстве действительно имеются. И все же зна­ки представляют собой здесь не правило, а исключение. Основ­ные семантические процессы совершаются в музыке иными путями.

Вместе с тем, мы должны констатировать, что, подобно дру­гим языкам, музыкальный язык образует дискретные структур­ные единицы, начиная от самых мелких и кончая крупными синтаксическими построениями. Данное, еще одно, сходство му­зыкального языка с вербальным и другими видами кодирующих

¹⁸ Бирюков Б. В. О некоторых философско-методологических сторо­нах проблемы значения знаковых выражений, с. 74.

¹⁹ См: Кон Ю. Г. О понятии «музыкальный язык».— В кн.: От Люлли до наших дней. М., 1969.

103

систем обусловлено тем обстоятельством, что передача любой информации связана с ее квантованием. Язык накладывает свою структуру на информацию, расчленяя ее на «порции», кванты и одновременно объединяя их в целостное сообщение. Музыкаль­ное произведение (впрочем, как и речь, но еще в большей сте­пени) воспринимается в виде непрерывного потока. Однако мы знаем, что этот поток членится на фазы, а последние дробятся на еще более мелкие составляющие. Причем это дробление про­изводится до тех пор, пока перед нами не возникает самая мел­кая структура, расчленение которой дает уже ряд не связанных между собой звуков.

Однако ни одна из этих структур не может быть названа знаком в полном смысле этого слова, ибо не имеет денотата. Не означает ли это, что понятие музыкального языка лишается права на существование? Ведь язык — это система знаков. Коль скоро знаков нет, то нет и языка! И все-таки существование не­которой порождающей системы музыкальных текстов вряд ли может вызывать сомнение. Выходит, что система, выполняющая функции языка, не обладает уровнем знака. Видимо, в этом и состоит ее специфика.

Уже один этот факт требует взглянуть на проблему знача­щей единицы под особым углом зрения. Если не всякая знача­щая единица является знаком, то, следовательно, знаковая си­туация — не единственный и не универсальный способ осуществ­ления семантических задач.

В связи с этим нам представляется полезным различить по­нятия «семиотическая система» и «знаковая система»²⁰. Первое должно быть шире второго и должно обозначать определенный класс систем, предназначенных для осуществления коммуника­тивных процессов различного рода. Знаковая система — это та­кая семиотическая система, которая использует для реализации семиотических задач структуры особого типа — знаки. Именно поэтому вербальный язык (и его функциональные эквиваленты) есть знаковая семиотическая система. Музыкальный же язык является незнаковой семиотической системой.

Остается выяснить, каким способом он осуществляет свои семантические задачи.