8.3.2. Творчество неандертальца

По результатам изучения эндокранов можно считать, что неандерталец морфологически уже вполне «созрел» для раздельного восприятия и переработки целостной визуальной информации и отдельных, еще не вполне дифференцированных звуковых и иных сигналов. Он воспринимал окружающий мир в виде ярких зрительных и эмоциональных образов, и в этом смысле он был вполне «готов» к изобразительной деятельности. Однако для практической реализации потенциальной способности к созданию изображений одной «готовности» мало.

Любое фигуративное изображение является совокупностью линий, цветных пятен, точек и тому подобных дискретных элементов, которые вместе создают целостный образ. Между тем процесс создания целостного образа, в данном случае неважно - плоского или объемного, возможен только путем «наращивания» и соединения между собой дискретных элементов (штрихи, мазки, выбоины, детали объемной фигуры). Для этого человек должен обладать способностью сначала мысленным взором расчленить целостный образ на дискретные элементы (на линии, пятна, точки и т.п.), а затем так воспроизвести и расположить эти элементы на плоскости или в объеме, чтобы вновь получился целостный образ. Причем все это должно происходить без осознания каждого отдельного действия, а в едином, целостном и непрерывном акте творчества.

На первый взгляд, это кажется достаточно тривиальным, но в действительности все оказывается не так просто. А. Р. Лурия приводит рисунки взрослой женщины из отдаленного узбекского кишлака и пятилетнего ребенка, созданные именно путем наращивания или, как он пишет, «нанизывания» деталей (Выготский, Лурия, 1992: 145). Только после словесных пояснений, мобилизуя все ресурсы воображения, можно даже не догадаться, а домыслить, что хотели изобразить рисовавшие (рис. 27).

 

==156

Рис 27. Слева рисунок взрослой женщины, изобразившей всадника на лошади. Справа рисунок мальчика 5 лет, изобразившего льва (по: Выготский, Лурия, 1992: 145).

Иными словами, чтобы создать зрительный образ, воспроизведение его деталей необходимо, но недостаточно. В палеолитическом и более позднем первобытном искусстве очень много примеров, так называемых «парциальных» изображений, когда минимальным количеством штрихов, линий или пятен, к тому же воспроизводящих не полную фигуру, а только ее часть, создается целостный образ. В отличие от только что приведенных рисунков в них намного меньше деталей, но тем не менее образ есть и распознается мгновенно без каких-либо пояснений.

Из этого следует, что для более или менее свободного владения изобразительным инструментом к образному восприятию мира правым полушарием должно было добавиться активное взаимодействие с левым полушарием, благодаря которому достигается точность действий руки (правой в норме) и осознание структуры изображаемого объекта (например, невидимые детали). Кроме того, нужно, по крайней мере, еще одно условие: должен заработать моторный механизм воспроизведения образной информации. Иными словами, в сознании неандертальца должны были функционировать специализированные связи между зрением, межполушарным обменом и действиями руки. Был ли неандерталец способен к такой деятельности?

Прямого ответа на этот вопрос пока, к сожалению, нет. Но есть косвенный ответ или, вернее, доказательство «от противного». Мы уже отмечали, что природные способности к изобразительному творчеству - явление редкое. В отличие от него, трудовая деятельность - явление массовое. Допустим, что высшая нервная система неандертальца достигла такого уровня развития, что у него уже локализовались функции правого и левого полушарий, уже наладился межполушарный обмен информацией и уже закрепились связи между левым полушарием и точными функциями руки (правой в норме). То, что среди неандертальцев были правши, ус-

 

==157

тановлено (Семенов, 1961), но установлено также и то, что процент амбидекстров среди них намного превышал современную норму (Тот, 1987; о левшенеандертальце см. также: Koffmann, 1994: 32-42; 1995: 56-66). Могли ли все эти прогрессивные качества не отразиться и на каменной индустрии? Разумеется, не могли. А между тем общеизвестно, что даже в Восточном Средиземноморье, там, где обитал так называемый «прогрессивный неандерталец», мустьерская индустрия практически остановилась на уровне леваллуазской техники и оставалась в этом качестве более 15 тысячелетий (Solecki, 1963: 179-193; 1971: 252-265). Следовательно, механизм связей между мозгом и рукой в то время еще до конца не сложился.

Уже давно, почти 50 лет назад, были отмечены и описаны морфологические различия мозга европейского («типичного») и палестинского («атипичного» или «прогрессивного») неандертальца именно в сторону уменьшения объема и усложнения структуры тех частей мозга последнего, которые ведают морфологической приспособленностью руки к тонким и точным действиям (Якимов, 1951: 84; 1966: 79-83; Леонтьев, 1963: 75-76). Дж. Экклс предполагает, что постепенное развитие предлобных частей коры и, возможно, некоторых частей теменных и височных долей головного мозга дало возможность более эффективного использования задатков, уже сложившихся у гоминидов. Глазодвигательная система уже достигла своего полного развития, но разрозненные потенциальные возможности не реализовались до тех пор, пока предлобные и теменные области не связали их в единую систему, как у Homo sapiens sapiens (Eccles, 1992: 187).

Представленные выше доводы и соображения позволяют думать, что для успешного рисования неандертальцу уже хватало образного мышления и воображения, хватало точных действий руки, но не хватало того уровня межполушарной дифференциации, при котором образное мышление, воображение и рука действуют в единой системе и способны воспроизводить образы, запечатленные визуальной памятью правого полушария.