8.1.3. Фазовые переходы

Не только изобразительная деятельность не имеет явных следов эмбрионального развития. Членораздельная речь (не как набор звуков, а как набор звуковых знаков, т. е. как естественный язык) тоже появляется как бы на пустом месте, «из ничего». Хотя точнее было бы сказать, что процесс формирования органов, способных к полноценной артикуляции, проходил без каких-либо материальных следов, сохранившихся до нашего времени. Редчайшая находка - подъязычная кость от скелета «неандерталоида» из Кебары - сохранилась чудом, ибо такие хрящеподобные кости разлагаются вслед за мягкими тканями. То же можно сказать и о музыке как о неголосовом воспроизведении звуковых образов. Она тоже не имеет никаких следов предшествующей, «эмбриональной» стадии в своей эволюции. И еще много других особенностей человеческого поведения - как врожденных, так и приобретенных - не имеют видимых следов предыстории в жизни эволюционных предков современного человека и появились как бы без промежуточных стадий вызревания. Например, плач со слезами, потеря волосяного покрова на большей части тела, овладение огнем, тепловая обработка пищи, посуда из глины, ткачество, плавка металлических руд и т.д. Охотничья ловушка, которая, по выражению Ю.Липса, была «первой машиной», лук и стрела, колесо, понятийное мышление тоже не имели истоков и промежуточных фаз ни в биологической, ни в исторической эволюции вида Homo. Подобных внезапных качественно новых состояний человеческого сознания и его культуры (фазовых переходов) в истории много. Все они являются результатом не длительного эволюционного вызревания в недрах культуры, а качественно новыми ступенями развития.

К отдельным из перечисленных достижений культуры при желании можно подобрать соответствующие «прообразы» в природе, которые могли служить некими первичными импульсами для сознания древнейшего человека: извержения вулканов, наводнения, грозы, молнии и лесные пожары, ураганы и т.п. Можно, на первый взгляд, увидеть некую предтечу речи, музыке, танцам и архитектуре, на-

 

==136

пример , в дифференциации голосовых звуков у животных, в пении птиц, в брачных танцах у тех и других, в строительном инстинкте и т.п.

Однако, во-первых, все эти аналогии могут считаться истоками только на первый взгляд. На самом же деле между зачатками таких форм поведения у животных и соответствующими видами деятельности у людей лежит непреодолимая грань. Животные и птицы издают одни и те же звуки, исполняют одни и те же брачные танцы, строят одни и те же соты, норы, хатки, гнезда, и все это заложено генетически и повторяется из поколения в поколение. У людей рисуют, поют и играют на музыкальных инструментах, а также танцуют далеко не все, а очень незначительное меньшинство, и те, кто играет, поет и танцует, делают это по-разному, то же касается и всех остальных искусств.

Иногда говорят о рельефных или плоскостных природных объектах, которые в результате выветривания или иных процессов приобретают случайное внешнее сходство с человеком, зверем и т.п. Якобы они могли дать импульс к подражательным изобразительным действиям. Но если дело только в имитации, то тогда изобразительная деятельность должна была возникнуть не только у человека и раньше, чем у человека, у многих видов животных, способных к имитативным действиям. Ведь если очень настойчиво учить обезьян рисованию (см. ниже), а скворцов - речи, у них такая имитация иногда получается.

Поиски естественно-исторических истоков искусства показывают, что в целом можно говорить о двух типах таких истоков: внешних, как бы явных, но по существу механистических, и внутренних, скрытых, но, как представляется, вполне естественных. К первым относятся, прежде всего, пение, танцы и строительное искусство, хорошо видимые в инстинктивных действиях животных и птиц, у которых тоже есть «пение», брачные танцы и инстинкт сооружения сот, гнезд, нор и иных жилищ. Иногда они достигают таких «высот», что даже исследователипрофессионалы склоняются к гипотезам о сознательном или, по крайней мере, немотивированном биологическими раздражителями поведении (Лавик-Гудолл, 1974; Богатырева, Богатырев, 1993 и др.).

Есть также попытки увидеть «индивидуальность почерка» в изображениях, «нарисованных» обезьянами и их подобие рисункам маленьких детей (Кэрригер, 1969). Если в сходстве с детским рисунком (точнее, с младенческим), безусловно, есть предмет для научного анализа, то «индивидуальный почерк» обезьяны следует отнести к издержкам современного искусствоведения. На самом деле ни изобразительные искусства, ни музыка (на основе неголосовых звуков) не имеют явных природных корней не только на первый взгляд, но и при более пристальном поиске. К тому же и «очевидные» корни тоже обманчивы. Ни животные, ни птицы не могут произвольно менять структуру своей песни или рекомбинировать элементы брачного танца. Случаи изменения песни или танца у птиц или иных животных, выросших в среде другого вида, это тоже не произвольное изменение, а навязанное средой.

Между тем в природе есть вполне реальные эволюционные предшественники и искусства и языка, но для этого нужно рассматривать изобразительную деятельность и другие искусства не как некую загадочную и неуловимую субстанцию, а как информационные процессы, чем они на самом деле и являются по своей физической природе. Информационные процессы существовали в природе задолго до человека и существуют сейчас, независимо от человека.