Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Шер.doc
Скачиваний:
58
Добавлен:
25.11.2018
Размер:
1.82 Mб
Скачать

8.1.5. Информационные барьеры

Новые возможности взаимодействия при помощи голосовых сигналов, жестов и мимики постепенно расширяли внешний канал связи и, по-видимому, к концу эпохи мустье были исчерпаны. Наступил первый в доистории информационный барьер - барьер общения. Преодолеть его смогла только качественно новая информационная система - членораздельная речь. Но, по-видимому, сначала в процессе естественного отбора высшие приматы приобрели уникальное для природы средство расширения негенетического канала передачи информации - жест. Как писал А. Леруа-Гуран, «рука, освобождающая слово» (Leroi-Gourhan, 1965: 40). Освобождение передних конечностей от опорных функций способствовало не только их превращению в руки, но и появлению так называемой «кинетической» речи - коммуникативных сигналов-жестов, которых практически нет у животных. Пока невозможно сказать, обладали ли первые жесты и мимика определенным значением или это были те же естественные реакции в расширенном репертуаре. Наряду с умением имитировать звуки животных иных видов это новое средство обмена информацией привело к появлению членораздельной речи.

Растущая роль звуковой сигнализации требовала большей дифференциации звуков. Морфологические изменения голосового аппарата примерно за 400 тысячелетий эволюции (считается, что развитие речи длилось с 500 по 100 тыс. лет тому назад - Lieberman, 1989: 391-392) закрепились в генотипе и стали наследственными. Наряду с полным выпрямлением спины и шеи произошло существенное изменение формы гортани и резонирующих полостей носоглотки.

В. И. Абаев придерживается иного мнения. Он считает, что звуки-сигналы у обезьян «могут выражать не только те или иные эмоции (боль, страх, гнев, удовольствие), но и реакцию на определенные ситуации, предупреждение об опасности, призыв и т.п.» (Абаев, 1993: 15). Однако все перечисленные здесь типы реакций по существу являются откликами на те ж биологические раздражители, только названные иными словами. Все указанные В. И. Абаевым реакции можно наблюдать, например, в поведении кур, гусей и многих четвероногих. На самом же деле речь, по-видимому, должна идти не об изменениях в характере реакций и сопровождающих их сигналов. Оптимальные условия выживания требовали, чтобы Природа « постаралась» максимально законсервировать эти функции- Поэтому сигнализация у животных и язык человека - это информационные системы разного уровня, существующие параллельно. Первую, строго говоря, нельзя называть знаковой системой. И сейчас у людей наряду с развитым языком остались звуковые и моторные непроизвольные реакции на внезапную опасность, боль, удовольствие и т.п. В связи с такой генетической консервацией в живой природе ни внутренний, ни внешний каналы передачи информации не могут самопроизвольно увеличивать свою пропускную способность.

В. И. Абаев дальше пишет: «Параллельно стали формироваться и отрабатываться звуковые комплексы принципиально нового назначения: они были опознавательными знаками отдельных коллективов, объективированным самосознанием и самоутверждением. Иными словами, они несли уже не биологическую, а социальную службу. Биологическая эволюция завершилась, началась социальная эволюция, Первая человеческая мысль, осветившая, как молния, мрак животного существования, была мысль о коллективном «мы», «наше». И то, что можно назвать первыми словами, родилось из усилий выразить эту мысль» (Абаев, 1995: 13). Первая часть этого утверждения - о параллельности новых звуковых комплексов представляется бесспорной. Однако вторая часть - то, что первые мысли были связаны с принадлежностью к коллективу, а первые слова были местоимениями, - более чем сомнительна.

 

==139

Далее, вполне обоснованно включая язык, пение, музыку, изобразительное искусство в «один нарождающийся синкретический комплекс», В. И. Абаев, видимо отдавая дань своему учителю Н. Я. Марру, называет этот синкретический комплекс примитивной идеологической надстройкой (Абаев, 1995:17). Главная идея В.И. Абаева: «происхождение языка - проблема не биологическая, даже не антропологическая, а социологическая. Антропогенез в нашем понимании - это прежде всего социогенез» (Абаев, 1995:19). Разумеется, социальный аспект отрицать невозможно, без него нет коммуникации. Но достаточно вспомнить, что без соответствующих морфологических изменений голосового аппарата - гортани и носоглотки, появление речи - инструмента озвучивания языка было бы невозможно. Следовательно, была бы невозможна и обратная связь между речью, мышлением и языком. Поэтому преувеличивать какую-то одну сторону этого многогранного и сложного явления - значит, идти по линии ее неоправданного упрощения.

Для закрепления морфологических изменений в организме требуются сотни и тысячи лет. Освоение новых слов происходит несоизмеримо быстрее. Ребенок в норме тратит на это не более четырех-пяти лет, в шесть-семь лет уже говорит почти вполне грамматически правильно. Новые слова входили в употребление со скоростью, немыслимой для темпов биологической эволюции. По существу человек вырвался из рамок биологической эволюции благодаря речи. Почти три миллиона лет до этого гоминиды оббивали камни и пользовались ими, т.е. «трудились», по традиционным представлениям многих теоретиков. Однако никакого заметного прогресса ни в технологии, ни в сознании такая деятельность не приносила, и прежде всего потому, что не работал (или работал очень слабо) внешний, внебиологический канал передачи информации от предков к потомкам. Потомки, в лучшем случае, успевали научиться тому, что делали их предки.

Речь коренным образом преобразила ситуацию. Речь «позволила быстро обучаться, накапливать знания и передавать их следующим поколениям во всевозрастающем объеме. Внегенетическая передача новой информации стала значить больше, чем генетическая» (Дольник, 1994: 193). С речью резко увеличилась пропускная способность канала негенетической наследственности, и это положило начало опережающему развитию новых поколений. Если в эпоху мустье в развитии вида Homo и появились какие-то зачатки социальной эволюции, то они, в лучшем случае, развивались как бы параллельно с эволюцией биологической. В верхнем палеолите началось небывалое до этого ускорение за счет передачи информации по каналу социальной наследственности, за которой биологическая эволюция уже не могла поспевать. После того, как в механизм формирования ноосферы включился совершенно новый элемент - слово, оно стало одновременно мощным стимулом и средством аналитической мысли, взаимодействующим с характерным для неандертальца потоком нерасчлененного образного сознания. С этого времени темпы социальной эволюции стали нарастать.

Изменение темпов развития можно проиллюстрировать следующими цифрами (ср. Льюис, 1964: 57) - табл. 4.

Таблица 4.

Ускорение темпов социальной эволюции

Период

 

Продолжительность

 

Нижний палеолит Средний палеолит Верхний палеолит

 

3 х 106 лет 1 х 105 лет 3 х 104 лет

 

 

 

К оглавлению

==140

Каждый последующий период оказывается почти на порядок короче предыдущего.

По мере нарастания количества осмысленных слов рано или поздно должны были созреть условия для нового информационного барьера. Предшествующий барьер, преодоленный речью, был еще в каком-то смысле доисторическим. Это был переход от животного состояния к человеческому. Следующий информационный барьер - барьер памяти - был первым информационным барьером в истории современного человека.

Природные возможности запоминания слов не были безграничными. Косвенным свидетельством «поиска» природой способа преодоления этого барьера служит мозг неандертальца, который превосходил по объему мозг современного человека. «Позднемустьерские гоминиды характеризуются преимущественно увеличением размеров мозгового черепа» (Бунак, 1966: 287). Сначала эволюция шла путем экстенсивного наращивания массы мозга (объем черепной полости палеоантропа из пещеры Шанидар 1610 куб. см, ребенка 9 лет из Тешик-Таша - 1490 куб. см.), но вскоре наступил предел физических возможностей. Шейные мышцы уже не могли свободно удерживать утяжеленную голову. Достигнув максимума, возможного при экстенсивном увеличении массы мозга, естественный отбор привел развитие вида неандертальца к эволюционному тупику, выйти из которого уже не удалось. Тем временем вперед вышел африканский «дальний родственник» неандертальца - Человек Разумный, который отличался от своего собрата прежде всего строением носоглотки (Arensburg, 1989; Lieberman, 1989) и большей потенцией к реструктуризации головного мозга (Eccles, 1992: 97-125).

Задача наращивания объема памяти была решена не увеличением объема, а более прогрессивным путем. В результате мозг, несколько уменьшившись в массе, стал активно меняться по своей структуре. Заложенная еще в мозге животных тенденция к развитию межполушарной асимметрии, получила новое ускорение за счет формирования локальных центров, управляющих теми или иными функциями высшей нервной деятельности. Барьер памяти, по-видимому, был преодолен в два приема и двумя разными путями - внутренним и внешним. Происходило ли это преодоление параллельно или последовательно, взаимосвязанно или независимо, сказать трудно. A priori представляется, что на уровне высших психических функций взаимосвязь была.