8.1.2. Внезапность или постепенное вызревание?

Почти все исследователи первобытного искусства, в том числе и те, кто отстаивает альтернативные гипотезы, сходятся в одном: искусство не могло возникнуть внезапно, «из ничего». Самые ранние образцы живописи, графики и пластики порождают у наблюдателя впечатление об уже давно сформировавшейся изобразительной деятельности. «...Подчеркивая своеобразную зрелость раннеориньякских памятников, можно сказать, что мы имеем «дитя без матери». Не зная ни его рода, ни племени, мы встречаемся с сюжетным творчеством уже в достаточно сложившемся состоянии. Загадкой остается не только его длительное эмбриональное становление, но и младенчество. Подпочву этого развития следует искать в неандертальской среде мустьерской эпохи. Другого выбора археологическое прошлое человечества нам не оставляет» (Столяр, 1985 :122). В то время, когда А. Д. Столяр писал эти строки, еще не была открыта пещера Шове, где искусство раннего ориньяка оказалось чуть ли не самым «зрелым» из всей верхнепалеолитической живописи, которую мы сегодня знаем.

Я. Елинек отмечает, что древнейшие произведения искусства «появляются внезапно, будучи при этом слишком совершенными в техническом и художественном отношении, чтобы их можно было рассматривать как первые, несмелые опыты человека». Он считает, что первые художественные опыты палеоантропов до нас не дошли, поскольку наносились на предметы из нестойких материалов. «Органические материалы, такие как дерево, кора, кожа и т.д., которые, несомненно, играли огромную роль как в материальной культуре, так и в художественном творчестве первобытного человека, в большинстве своем не сохранились. Обнаружение значительных количеств красной краски в культурных слоях мустьерского времени также недвусмысленно говорит о том, что позднепалеолитическому искусству вне всякого сомнения предшествовало довольно продолжительное развитие» (Елинек, 1983: 465). Иными словами, Я. Елинек развивает ту же идею: очень трудно себе представить, чтобы до верхнего палеолита изобразительного искусства не было, а потом оно возникло, как бы из ничего без какого-либо «эмбрионального» развития и сразу, полное совершенства, яркими красками выплеснулось на стены пещер или воплотилось в блестящих произведениях мелкой и крупной пластики. Но так считают не все. Среди археологов-палеолитоведов (особенно тех, кто непосредственно не занимается проблемами искусства) есть и такие, кто не видит особой проблемы в том, что искусство появляется внезапно в начале верхнего палеолита (Праслов, 1991: 47).

Представление о том, что искусство появилось внезапно, «из ничего», иногда называют внеисторичным. При этом как-то упускается из виду, что «из ничего»

 

==135

- это всего-навсего метафора и что в данном случае речь идет об особой внезапности. Не искусство появилось внезапно. Внезапно появились произведения искусства, материализованные следы, остатки изобразительной деятельности - живопись, графика, пластика. Причем и в этой внезапности есть особая специфика, при которой время как бы «сжимается»: при нынешних методах датировки палеолитических находок тысяча лет в ту или иную сторону особого значения не имеет. Конечно, можно, как Я. Елинек и многие его единомышленники, предполагать, что во время «эмбрионального» развития использовались нестойкие материалы, которые до нас не дошли, но все это, во-первых, не более чем умозрительные предположения и, во-вторых, они не объясняют самого явления.

Живопись, графика, пластика - это уже результат того, что у человека появилась способность к изобразительной деятельности. Появилась некая новая форма поведения, обусловленного очень многими предпосылками и причинами, среди которых важнейшее место занимает комплекс психофизиологических особенностей. Если искать истоки искусства только среди археологических материалов, то, как уже отмечалось выше, можно ничего и не найти, потому что прежде чем материализоваться на стенах пещер, скал и в виде пластических фигур, искусство должно было созреть в сознании человека. Если бы удалось ретроспективно проследить за этим созреванием, опираясь на археологические наблюдения и принимая во внимание особенности психики высших обезьян и человека, может быть, тогда стала бы более понятной и видимая внезапность или, говоря точнее, некий фазовый переход от одного состояния сознания к другому.