Привязанность и межличностные ориентации

Пересматриваются и модифицируются ли в ходе развития психические модели ранних отношений? Действительно ли проблемы доверия и надежности образуют ядро представлений о межличностных отношениях, которые остаются неизменными, несмотря на все жизненные перемены? Согласуется ли представление о том, что человек обладает единой межличностной ориентацией, со значительной вариабельностью поведения человека в разных типах отношений? Одна из заслуг Боулби заключается в том, что его теория стимулировала эмпирическое исследование этих трудных вопросов. В исследованиях, посвященных этой проблеме, межличностные ориентации взрослых людей в значительной мере анализируются с позиции положений теории привязанности. В этом плане особого упоминания заслуживают работы представленных ниже авторов.

     Хазан и Шейвер полагают, что романтическая любовь - это процесс привязанности. Опыт романтической любви взрослых людей может иметь три оттенка в соответствии с тремя типами привязанности: надежной, избегающей и амбивалентной (Hazan & Shaver, 1987; Shaver & Hazan, 1993). Связь между типом привязанности и романтическими отношениями проявляется в том, как человек характеризует себя в этих отношениях. Взрослые с надежной привязанностью описывают себя примерно следующим образом: "Я легко сближаюсь с людьми и меня не беспокоит моя зависимость от них" или "Меня редко волнует, что меня бросят или что я слишком привяжусь к кому-либо". Люди с избегающей привязанностью могут утверждать примерно следующее: "Меня смущают слишком тесные отношения с людьми", "Мне трудно им полностью доверять, позволяя себе зависеть от них" или "Я нервничаю, когда отношения становятся слишком близкими, и часто любимый человек требует от меня большей близости и открытости, чем я способен дать". Амбивалентные люди могут утверждать: "Мне кажется, что другие не хотят сближаться настолько, насколько мне бы хотелось" или "Я часто беспокоюсь о том, что любимый человек в действительности меня не любит или хочет меня бросить". Надежный тип привязанности связан с большим доверием к любимым людям, в то время как избегающие люди меньше всего готовы простить недостатки любимому человеку, а амбивалентные испытывают чрезмерно глубокую привязанность. Кроме того, разные типы привязанности связаны с разными представлениями о любви и разными воспоминаниями о детских отношениях в соответствии с теорией привязанности (Hazan & Shaver, 1987; Shaver & Hazan, 1993

 Как отмечают Шейвер и Хазан (Shaver & Hazan, 1993), исследования подтверждают гипотезу о том, что у каждого человека есть доминирующая межличностная ориентация, отражающаяся на аффективном опыте и удовлетворенности отношениями. Избегающий стиль приводит к отрицанию потребности в привязанности, неспособности сосредоточиться на чувствах, неспособности к самораскрытию и эмоциональной отстраненности; эти факторы препятствуют наслаждению близкими отношениями и мешают принимать помощь других людей в стрессовых ситуациях. Амбивалентный стиль связан с чрезмерной озабоченностью возможностью потерь и расставаний, а также с частым проявлением досады, страха, ревности и чрезмерной зависимости. Надежный стиль предполагает прямо противоположные переживания; у людей с надежным стилем межличностные отношения способствуют улучшению представлений о собственной ценности. Как и следовало ожидать, руководствуясь теорией привязанности, проявление надежного/ненадежных межличностных стилей достаточно стабильно в лонгитюдном плане, даже когда межличностные стили оцениваются на протяжении продолжительных периодов как с помощью методов самоотчета, так и с привлечением наблюдателей (например, Klohnen & Bera, 1998). Ненадежные стили тесно связаны с событиями детства, препятствовавшими развитию родительских отношений. Например, избегающие женщины чаще были воспитаны без одного родителя или без братьев и сестер. По сравнению с такими женщинами женщины с надежной привязанностью более удовлетворены своими отношениями, более уверенны в себе, более склонны доверять людям, менее - занимать оборонительную позицию, они менее уязвимы по отношению к стрессу.      В исследованиях Бартоломью (Bartholomew, 1990) также проверяется основанная на теории Боулби гипотеза о том, что преобладающий стиль привязанности влияет на все межличностные отношения. Бартоломью считает, что индивидуальные различия в стиле привязанности отражают два типа рабочих моделей, связанных с собственным Я и с другими людьми. Представления человека о себе и о других могут колебаться от позитивных до негативных (Bartholomew, 1990, 1993; Bartholomew & Horowitz, 1991). В отличие от других исследователей Бартоломью предлагает выделять не три, а четыре типа привязанности у взрослых, определяемых матрицей 2 ґ 2: позитивного/негативного отношения к себе и позитивного/негативного отношения к другим. Разграничиваются два типа избегающих людей: боязливый (боится близости из-за негативного отношения к себе и к другим) и отвергающий (отстраненность, самозащита вследствие сочетания позитивного отношения к себе и негативного отношения к другим). Надежность (позитивное отношение к себе и к другим) связана с близкими отношениями, сохраняющими личную автономию, а обеспокоенность (негативное отношение к себе, позитивное отношение к другим) сходна с описанным ранее амбивалентным стилем, связанным с переживаниями по поводу принятия другими людьми. Эта схема может рассматриваться с точки зрения двух осей координат, выделенных эмпирическим путем: надежности и обеспокоенности. Надежный и боязливый типы находятся на противоположных концах оси надежности. Амбивалентный и отвергающий типы находятся на противоположных концах оси обеспокоенности. Опросник отношений (Relatioship Questionnaire) (Bartholomew & Horowitz, 1991) (составленный на основе работ Hazan & Shaver, 1987) позволяет оценить стили отношения, при этом человека просят указать, в какой мере он похож на описанные прототипы каждого из четырех типов. Характер людей редко полностью укладываются в рамки одного типа; часто у человека проявляются элементы разных стилей, а стили меняются в зависимости от контекста. Тем не менее при анализе индивидуальных различий по данным самоотчетов подтверждено наличие четырех разных стилей, характеризующих вариации в популяции (Bartholomew, 1990; Bartholomew & Horowitz, 1991; Diehl, Elnick, Bourbeau, & Labouvie-Vief, 1998).      С момента появления первых работ (Hazan & Shaver, 1987; Bartholomew, 1990) проводится все больше исследований привязанности взрослых, разрабатываются новые методики для оценки различных стилей привязанности (см. Farley, Waller, & Brennan, 2000). Стили рассматриваются как с позиции категорий, когда люди относят себя к тому или иному типу (исходя из того, что одни стили привязанности взаимноисключают друг друга), так и с позиции параметров, когда испытуемые заполняют опросники, включающие различные параметры вариаций (Brennan & Shaver, 1995; Collins & Read, 1994; Feeney, Noller, & Hanrahan, 1994; Griffin & Bartholomew, 1994). Эти разработки позволяют исследователям соотнести различные паттерны привязанности с рядом личностных, средовых и социально-демографических переменных.

В свете популярности пятифакторной модели индивидуальных различий Шейвер и Бреннан (Shaver & Brennan, 1992) исследовали связь между пятью факторами Личностного показателя NEO (NEO Personality Index - NEO-PI) и тремя стилями привязанности (надежным, амбивалентным и избегающим). Привязанность оценивалась двумя способами: категориальным методом, когда испытуемого просили отнести себя к тому или иному типу; и параметрическим методом, когда испытуемого просили указать, насколько (по 7-балльной шкале) типичен для него каждый из стилей. Экстраверсия, дружелюбие и сознательность оказались позитивно, хотя и слабо, связанными с надежной привязанностью. Испытуемые с надежной привязанностью были менее невротичны и более экстравертированны, чем испытуемые с ненадежным типом привязанности, а также более дружелюбны, чем испытуемые с избегающим типом привязанности. Аналогичные результаты были получены при использовании модели четырех категорий (Carver, 1997), сходной с моделью Бартоломью (Bartholomew, 1990), но с применением других показателей привязанности и пятифакторной модели. Было обнаружено, что надежная привязанность связана с более высоким уровнем экстраверсии, дружелюбия и сознательности. Обеспокоенность и боязливость сочетается с более выраженной невротичностью и интроверсией. Люди с отвергающими тенденциями оказались менее дружелюбными.

 Микельсон, Кесслер и Шейвер (Mickelson, Kessler, & Shaver, 1997) изучили связь между надежной, избегающей и тревожной привязанностью, с одной стороны, и социально-демографическими параметрами (например, пол, возраст, образование, раса, доход, семейное положение), личностными особенностями, психопатологией, неблагоприятными обстоятельствами детства и родительскими представлениями - с другой. В этом исследовании участвовала большая, национально репрезентативная выборка взрослых американцев. Распределение стилей привязанности оказалось следующим: 59 % надежной, 25 избегающей и 11 % тревожной. Лица с надежной привязанностью чаще оказывались представительницами женского пола, более зрелого возраста, состоящие в браке, белые, хорошо образованные и финансово обеспеченные. Самооценка, внутренний локус контроля, экстраверсия и открытость оказались позитивно связанными с надежной привязанностью и отрицательно связанными - с двумя типами ненадежной привязанности. И напротив, плохое настроение, тревожность и поведенческие расстройства были позитивно связаны с ненадежной привязанностью и негативно - с надежной привязанностью. Большинство негативных обстоятельств детства (включая конфликты в семье, пренебрежение и жестокое обращение со стороны родителей) оказались негативно связанными с надежной привязанностью и позитивно связанными - с тревожными и избегающими тенденциями. Родительское принятие оказалось позитивным прогностическим фактором в отношении надежной привязанности и негативно коррелировало с обоими типами ненадежной привязанности.

Взгляд на личность как на целенаправленную, саморегулирующую систему, а не просто как на совокупность глобальных диспозиционных тенденций позволяет увидеть потенциальные связи между паттернами привязанности и специфическими аффективными, когнитивными и мотивационными механизмами. Паттерны привязанности включают в себя когнитивно-эмоциональные и поведенческие стратегии. Эти стратегии следует рассматривать как часть механизмов, участвующих в координации фукционирования целостной личностной системы. Таким образом, мы полагаем, что на ранних этапах развития паттерны привязанности вносят свой вклад в формирование механизмов саморегуляции. На протяжении всей жизни эти механизмы саморегуляции определяют выбор определенных отношений и успешность в поддержании межличностных отношений и в преодолении личностного стресса. В действительности исследовательские данные свидетельствуют о том, что связь между представлениями женщин о привязанности и их адаптацией к такому стрессовому событию, как аборт частично опосредована представлениями о собственной эффективности при преодолении этого события (Cozzarelli, Sumer, & Major, 1998). То есть можно считать, что опыт привязанности связан с теми же процессами (вниманием, регуляцией и выражением эмоций, приписыванием значений, символической коммуникацией, самооценкой и т. д.), посредством которых человек справляется с другими аспектами жизни. Устойчивые когнитивные и аффективные структуры - результат организации этих процессов, опосредуют влияние раннего опыта привязанности на различные межличностные отношения.

 Аналогично, попытки улучшить отношения между детьми и родителями должны основываться на четких знаниях о связях паттернов привязанности с конкретными психическими структурами. Особого внимания заслуживает связь между элементами Я-системы и привязанностью. Рассмотрим данные о позитивной связи между надежной привязанностью и глобальным восприятием самоценности. Эта эмпирическая связь может отражать влияние опыта привязанности на целый ряд компонентов Я-системы, а не только на самоуважение. При оценке стилей привязанности в соответствии с прототипическими описаниями (Hazan & Shaver, 1987) было обнаружено, что подростки с надежным типом привязанности по сравнению с подростками, имеющими ненадежную привязанность (избегающую либо тревожно-амбивалентную), обладают более уравновешенными, сложными и согласованными Я-структурами (Mikulincer, 1995). Бреннан и Моррис (Brennen & Morris, 1997), оценивая стили привязанности в соответствии с моделью четырех категорий Бартоломью (Bartholomew, 1990), различают симпатию к себе и знание себя. Они обнаружили, что у лиц с надежной и отвергающей привязанностью более высокие показатели симпатии к себе и знания себя. Но если надежная привязанность связана с симпатией к себе сильнее, чем со знанием себя, то отвергающая привязанность сильнее связана со знанием себя. Боязливость и обеспокоенность оказались более тесно связанными с низкими показателями симпатии к себе, чем с низкими показателями знания себя.      Чтобы понять, как представления о привязанности влияют на когнитивные структуры, фильтрующие и придающие определенную окраску межличностному опыту, стили привязанности были соотнесены с доступностью воспоминаний, стратегиями переработки информации и регуляцией эмоций. В первом исследовании было обнаружено, что лица с надежной привязанностью имеют сравнительно низкий уровень тревожности и умеренно выраженную склонность к защите. Они легче вспоминали неприятные события в своей жизни, чем лица с избегающей привязанностью. В отличие от остальных людей лица с надежной привязанностью не переносят эмоциональный тон с доминантной негативной эмоции на недоминантные эмоции. Тревожно-амбивалентные люди, напротив, более тревожны, менее склонны к защитному поведению и легче остальных вспоминают неприятные моменты своей жизни. Эти воспоминания оказались связанными с весьма глубокими негативными эмоциями. У лиц с избегающей привязанностью были выявлены другие когнитивно-аффективные паттерны. У них отмечались умеренно высокий уровень тревожности, высокий уровень защитного поведения, трудности вспоминания неприятных событий и наименьшая эмоциональная насыщенность этих воспоминаний (Mikulincer & Orbach, 1995).

Во втором исследовании было обнаружено, что такие аспекты переработки информации, как поиск информации и интеграция в рамках когнитивных структур, позитивно связаны с надежной привязанностью. Таким образом, "надежность привязанности имеет когнитивную грань, которую образуют активный поиск информации, открытость новой информации и гибкость когнитивной структуры, что, по-видимому, улучшает способность к преодолению трудностей и адаптации к сложному, изменяющемуся миру" (Mikulincer, 1997, p. 1226). В дальнейших исследованиях было обнаружено, что лица с надежной привязанностью по сравнению с лицами с ненадежной привязанностью (избегающей и амбивалентной) более способны к функциональному преодолению гнева и враждебности. Испытывая гнев, они более рациональны и конструктивны. Они менее склонны приписывать злой умысел другим людям, придерживаются более конструктивных целей в плане сохранения отношений с людьми, вызвавшими гнев, и предвидят более позитивный исход (Mikulincer, 1998a). Было также обнаружено, что стили привязанности тесно связаны с самооценкой (Mikulincer, 1998b) и воспринимаемым сходством с другими людьми (Mikulincer, Orbach, & Iavnieli, 1998), при этом и самооценка, и воспринимаемое сходство рассматриваются как стратегические вариации эмоциональной регуляции. Лица с надежной привязанностью отличаются позитивным отношением к себе и более точно оценивают свое сходство с другими людьми. Лица с избегающей привязанностью демонстрируют компенсаторное позитивное отношение к себе и недооценивают свое сходство с другими людьми, а лица с амбивалентной привязанностью проявляют негативное отношение к себе и переоценивают свое сходство с другими людьми.

Коллинз и Рид (Collins & Read, 1994) трактуют паттерны привязанности как часть системы когнитивных и мотивационных процессов, влияющих на межличностные отношения. Они рассматривают представления о привязанности как доступные когнитивные конструкты, которые автоматически активируются в ответ на релевантные привязанности события. Будучи активированными, эти когнитивные структуры влияют на процессы переработки информации (внимание, память, атрибуцию) и паттерны эмоционального реагирования. Эти когнитивные структуры начинают действовать в строго определенных межличностных ситуациях. Коллинз (Collins, 1996) полагает, что в ситуациях, нерелевантных привязанности, например когда испытуемые сталкиваются с воображаемым партнером или гипотетическими межличностными событиями, представления о привязанности не имеют прогностической силы. Они позволяют прогнозировать социально-когнитивные феномены лишь в ситуациях, подразумевающих участие реального человека, с которым имеются романтические отношения. Лица с надежной привязанностью дают более благовидные объяснения поведению другого человека, и реже предвидят конфликт, чем обе группы лиц с ненадежной привязанностью (избегающей и обеспокоенной).

Болдуин (Boldwin, 1992, 1999) более глубоко анализирует психические репрезентации, лежащие в основе феноменов привязанности. Он разграничивает наличие и доступность знаний, то есть обладает ли человек знаниями и ярки ли эти знания (см. главу 9). Любой человек может обладать знаниями, представляющими два или три различных стиля привязанности, хотя одна когнитивная структура будет доминировать или быть "постоянно доступной" (Higgins, 1997). Из этого следует важный вывод о том, что когнитивное стимулирование той или иной репрезентации может приводить к изменению стиля привязанности. Болдуин с коллегами стимулировали соответствующие репрезентации, прося испытуемых визуализовать своего знакомого, к которому у него надежное, избегающее или тревожно-амбивалентное отношение. В другом исследовании испытуемые оценивали привлекательность лиц противоположного пола, характеристики которых отражали три стиля привязанности. Стимулирование надежных отношений повышало привлекательность лиц с надежным стилем. Эта социально-когнитивная позиция противоречит представлению о том, что каждый человек обладает стабильной ориентацией в межличностных отношениях, обусловленной наличием психической репрезентации определенного типа. Напротив, люди могут обладать различными представлениями, хранящимися на разных уровнях доступности, что приводит к "вариабельности ориентации привязанности, специфической для конкретных отношений" (Baldwin, Keelen, Fehr, Enns, & Koh-Rangarajoo, 1996, p. 107). Изменение привязанности - не редкость, о чем свидетельствуют полученные в лонгитюдных исследованиях показатели уровня изменения стиля привязанности - 30-40% (Baldwin & Fehr, 1995; Kirkpatrick & Hazan, 1994).      Гибкость стиля привязанности может сама по себе быть важным параметром индивидуальных различий, поскольку люди в разной степени склонны к изменению стиля привязанности. Колебания стиля привязанности могут быть связаны с ненадежностью привязанности, а также с другими факторами уязвимости, на что указывают результаты двухлетнего лонгитюдного исследования молодых женщин. Было обнаружено, что 30 % женщин с психопатологией в анамнезе особенно предрасположены к нестабильности стиля привязанности (Davila, Burge, & Hammen, 1997). Однако вполне вероятно, что изменения привязанности также отражают изменения внешних обстоятельств. Каждый стиль лучше согласуется со специфическими контекстами, задачами и встречами.

Эти исследования, подтверждающие плодотворность идей Боулби, напоминают нам и о том, что межличностные стили могут претерпевать изменения. Их результаты привели к расширению исходной теории с учетом того, что паттерны привязанности представляют собой когнитивные системы, способные изменяться в процессе развития и от контекста к контексту. Мы отметили эту человеческую потенцию к изменению в главе 1, приводя примеры - их также анализирует Каган (Kagan, 1998b) - того, как отдельные люди и группы людей, имея неблагоприятный опыт привязанности в раннем детстве, во взрослой жизни смогли построить полноценные межличностные отношения. Человеческую способность к изменению и росту иллюстрирует достижение этими людьми личностной гармонии, несмотря на неблагоприятный опыт ранней привязанности.

В настоящее время нет каких-либо данных, указывающих на возможность участия специфических систем мозга в поиске привязанности ребенком и отзывчивости матери. Стили привязанности еще не были убедительно соотнесены с каким-либо генетическим источником вариабельности. Таким образом, "жесткие биологические" объяснения привязанности отсутствуют (Turkheimer, 1998). Тот факт, что паттерны привязанности могут изменяться на протяжении жизни и от одного межличностного контекста к другому, и то, что надежной опорой ребенку может служить не только мать, свидетельствует о значительной адаптивности человека перед лицом изменяющихся социальных условий. Последние достижения в области изучения проблемы привязанности позволяют наметить перспективные направления исследования.      Необходимо лучше понять, как общие социокультурные и внутрикультурные различия влияют на фенотипическое проявление привязанности и ее преемственность на протяжении всей жизни и между поколениями. Кроме того, необходимо выяснить, можно ли найти истоки доверия и надежных отношений с друзьями, членами семьи и знакомыми в стилях привязанности, или они отражают самостоятельный межличностный план. Важно было бы более точно установить, отражают межличностные стили (выявленные в процессе беседы или с помощью методов самоотчета) актуальное состояние человека или межличностные отношения.

Наконец, большего внимания заслуживают связи между опытом привязанности и другими когнитивно-поведенческими факторами, важными для социального развития и адаптации. Подходящим претендентом на исследование в этом плане является просоциальное поведение (Graziano & Eisenberg, 1997). Предварительные результаты подтверждают наличие связи между просоциальным поведением и надежной привязанностью. Лица, склонные к просоциальному поведению, имеют более надежную привязанность, чем индивидуалисты и люди с тенденцией к конкурированию (Van Lange, Otten, De Bruin, & Joireman, 1997). Как отмечалось ранее, еще один подходящий претендент на изучение - представления о собственной эффективности (Cozzarelli et al., 1998) в той мере, в какой они являются важными детерминантами просоциального поведения и полноценных межличностных отношений (Bandura, 1997).