§ 2. Идеологическая и правовая база политических репрессий

Политические репрессии обычно связывают со Сталиным. Ныне достаточно неопровержимых доказательств того, что они предполагались Марксом и Энгельсом, а начались при «злодейски гениальном Ленине» (А.Н. Потресов). Красный террор в 1917—1923 гг. поглотил 1 , 7 млн жертв¹⁸. При Сталине репрессии достигли апогея, но они продолжались, хотя и в меньшей и видоизмененной форме, во времена Хрущева, Брежнева, Андропова и даже Горбачева. Знающий политическую кухню советской власти изнутри А.Н. Яковлев пишет: «За 70 лет большевистского режима менялись формы репрессий, но причины и суть произвола оставались неизменными. Режим, лидеры господствующей верхушки шли на любые преступления против человечности во имя укрепления моновласти, моноидеологии и монособственности»¹⁹. Репрессии связаны не столько с именами генеральных секретарей руководящей партии, сколько с самой изначально насильственной природой социализма.

К. Маркс и Ф. Энгельс, провозгласив в «Манифесте Коммунистической партии» достижение своих целей путем «насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя», предвидели возможность чудовищного насилия. «Мне думается, — писал Ф. Энгельс И. Вейдемейеру, — что в одно прекрасное утро наша партия вследствие беспомощности и вялости всех остальных партий вынуждена будет встать у власти... Мы будем вынуждены проводить коммунистические опыты и делать скачки, о которых мы сами отлично знаем, насколько они несвоевременны. При этом мы потеряем головы... наступит реакция и, прежде чем мир будет в состоянии дать историческую оценку подобным событиям, нас станут считать не только чудовищами, на что нам было бы наплевать, но и дураками, что уже гораздо хуже. Трудно представить себе другую перспективу...»²⁰.

Насильственная природа социализма закономерно вела руководителей партии к массовым политическим репрессиям в любой стране мира, где ему удавалось закрепиться. Ибо социализм (коммунизм), как искусственно насаждаемая система, мог выжить только в таком беспощадном варианте. «Катехизис революционера», написанный М.А. Бакуниным, изначально содержал правила насилия: «1. В революционере все поглощено «единственной страстью — революцией». 2. Он разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, приличием, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. 3. Он знает одну науку — науку разрушения. 4. Нравственно для него все то, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что помешает ему»²¹.

Исторически «выдавливаемые» отступления от этих «правил» в постсталинский период также закономерно вели к саморазрушению системы в целом. Жизнь показала правоту русского философа С.А. Левицкого, считавшего задолго до крушения социализма в нашей стране, что «коммунизм не способен к подлинной эволюции, он не может разрешить подлинные свободы. Ибо коммунизм и свобода вещи... несовместимые»²². Даже М. Горький, несмотря на многолетнюю личную дружбу с В.И. Лениным, после победы революции предупреждал: «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия»²³.

Политическое насилие в революционной России с самого начала направлялось из центра через призывы, указания, декреты и директивы. Большинство их никогда не публиковалось. Они стали доступными после Указа Президента РФ от 23 июня 1992 г. «О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека», т.е. с документов, ставших основаниями для уголовного и административного порядка осуществления этих репрессий, организации репрессивных органов, порядка исполнения и мест отбывания наказания, применения принудительного труда, ограничения прав, помещения в психиатрические учреждения и многих других вопросов²⁴.

Проследим отдельные тенденции репрессивного правотворчества.

Было принято считать, что первым документом, учреждающим революционные трибуналы для борьбы с контрреволюцией, был Декрет о суде № 1 от 24 ноября 1917 г. На самом деле это не так. 19 ноября 1917 г. Наркоматом юстиции была уже издана подробная инструкция «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения их заседаний». Но и эта инструкция лишь констатировала то, что рождалось из стихии «революционной справедливости». В ней предписывалось при назначении наказания руководствоваться не законами, а «обстоятельствами дела и велениями революционной совести». Это и положило начало практике подмены репрессивными органами законодательных учреждений и издания важнейших правовых норм в виде закрытых ведомственных актов.

28 ноября 1917 г. по декрету СНК члены партии кадетов «как партии врагов народа» подлежали аресту и суду революционных трибуналов, а 5 сентября 1918 г. этот же исполнительный орган, отменив решение Всероссийского съезда Советов, ввел смертную казнь и объявил о красном терроре. В эти годы создается самый страшный репрессивный орган — ВЧК, которому было предоставлено «право непосредственной расправы для пресечения преступлений», изоляции классовых врагов в концентрационные лагеря, расстрела всех лиц, причастных к вражеским организациям.

Выступая перед сотрудниками ВЧК, Ленин говорил: «Для нас важно, что ЧК осуществляют непосредственно диктатуру пролетариата, и в этом отношении их роль неоценима. Иного пути к освобождению масс, кроме подавления путем насилия эксплуататоров, нет»²⁵. В 1922 г. ВЧК была упразднена, а ее функции переданы НКВД, а затем Г П У , в декрете о котором от 16 октября 1922 г. ему предоставлялось «право внесудебной расправы вплоть до расстрела в отношении всех лиц, взятых с поличным» (?). Правовую логику документа понять трудно: если «виновные» взяты, зачем их без суда расстреливать?

Еще до принятия УК РСФСР 1922 г. началось преследование «церковников». В начале марта этого года Ленин написал Каменеву: «Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору...» А спустя несколько дней, в «строго секретном» письме Ленин писал Молотову: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией (выделено автором. — ВЛ.)..". Далее последовало решение Политбюро ЦК ВКП(б): «...Внести раскол в духовенство, проявляя в этом отношении решительную инициативу и взяв под защиту тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия». В ходе изъятия церковных ценностей произошло 1 414 кровавых инцидентов. Погибли в столкновениях или расстреляны по приговору суда 691 священник, 1962 монаха, 3447 монахинь, 29 епископов и большое число мирян²⁶. О числе погибших мирян никаких сведений нет. А в июне 1922 г. Л. Троцкий направил в Политбюро секретную записку, в которой настаивал на том, что необходимо «вести серьезный и внимательный учет поэтам, писателям, художникам и пр. Каждый поэт должен иметь свое досье, где собраны биографические сведения

О нем, его нынешние связи, литературные, политические и др.». Политбюро одобрило предложение Троцкого. 23 мая 1922 г. ведомственные (НКЮ) Руководящие начала по уголовному праву были заменены первым УК РСФСР, в главе I Особенной части которого были впервые даны понятие контрреволюционных преступлений и их перечень (ст. 57—73). Близко к ним примыкала глава III УК, в семи статьях которой предусматривались мыслимые и немыслимые преступления «церковников» (так они именовались в статистике ГПУ). Под контрреволюционным преступлением понималось всякое действие, направленное на свержение завоеваний пролетарской революции. Такой широкий и неопределенный подход дополнялся возможностью объективного вменения (ст. 58, 66, 68, 69, 73), приданием некоторым нормам обратной силы (ст. 67), применением уголовно-правовых санкций при недоказанности контрреволюционных действий (ст. 73), расплывчатостью диспозиций конкретных составов, что позволяло репрессировать любого неугодного человека.

В анализируемом кодексе впервые были сформулированы четыре статьи по антисоветской пропаганде и агитации, распространению ложных слухов, могущих вызвать общественную панику, возбудить недоверие к власти или дискредитировать ее. Санкции — до высшей меры наказания. При недоказанности контрреволюционности означенных действий уголовное наказание не исключалось, только понижалось. С введением данных норм началась организованная массовая расправа за инакомыслие. Как бы потом ни менялась уголовная ответственность за него, все основные положения УК РСФСР 1922 г. оставались действующими до сентября 1989 г., когда из УК РСФСР 1960 г. были исключены ст. 70 (антисоветская агитация и пропаганда) и 190¹ (распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй). Последняя статья по УК 1922 г. означала, что при недоказанности контрреволюционности наказание не исключается, а понижается.

Принятие Уголовного кодекса не устранило применение уголовных наказаний в административном порядке. Через два месяца после его введения ВЦИК издал Декрет об административной высылке. В это время под непосредственным руководством Ленина была осуществлена насильственная административная высылка за границу и в северные губернии цвета российской и мировой науки — Н. Бердяева, С. Франка, Н. Лосского, С. Булгакова, Ф. Степуна, Б. Вышеславцева, И. Лапшина, И. Ильина, С. Трубецкого, П. Сорокина, Г. Флоровского, В. Мякотина, ректора Московского университета И. Новикова, ректора Петербургского университета Л. Карсавина и многих других. Список философов был почти целиком составлен лично Лениным²⁷. Точных данных о числе депортированных нет. Предполагается, что оно приближается к 300²⁸. Причина одна — нежелание слышать оппонентов. Троцкий в одном из интервью так и сказал: «Мы выслали этих людей потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно»²⁹.

Спустя еще два месяца институт высылки расширяется и ужесточается. Комиссии при НКВД было предоставлено право в административном порядке не только высылать, но и заключать социально опасных лиц в лагерь принудительных работ. После образования СССР в 1922 г. и принятия Конституции 1924 г. этот институт в соответствии с Основными началами уголовного законодательства СССР и союзных республик распространялся на всю территорию Союза. Формально он просуществовал до 1946 г., когда после принятия новых положений о судопроизводстве Пленум Верховного Суда СССР постановил, что ссылка и высылка могут применяться только при осуждении виновного по приговору суда. Фактически он действовал до 1989 г. Вспомним хотя бы ссылку академика А.Д. Сахарова.

Самыми массовыми были административные ссылки и высылки на поселение кулаков и членов их семей, неугодных народов, военнопленных и перемещенных лиц.

Активная борьба с кулачеством началась в 1929 г. 2 февраля 1930 г. в приказе ОГПУ № 44/21 говорилось: в целях наиболее организованного проведения ликвидации кулачества как врага сплошной коллективизации по нему должен быть нанесен сокрушительный удар. Истребление и выселение кулаков были проведены оперативно и с перевыполнением: число жертв превысило 20 млн человек³⁰. ЦК ВКП(б) и СНК СССР в своей инструкции от 8 мая 1933 г. № П—6028 цинично констатировали: «Мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях, задевающих, как известно, не только кулаков, но и единоличников и часть колхозников». Ограничения с выселенных кулаков были сняты лишь в 1954 г. Постановлением Совета Министров СССР № 1738—789 сс. Обосновывая насилие над кулаком и середняком, Сталин еще в 1928 г. говорил: «Середняк как думает? Он думает: хорошо, если бы заплатили больше, но тут дело темное. Петруху посадили, Ванюшку посадили, — могут и меня посадить. Нет уж, лучше я продам хлеб. С Советской властью нельзя не считаться»³¹.

Вторым массовым выселением было изгнание со своих земель немцев, чеченцев, калмыков, ингушей, балкар, карачаевцев, греков, крымских татар, турок-месхетинцев и др. По признакам национальной принадлежности политическим репрессиям подверглись целиком около 15 народов и этнических групп. Частично же подверглись еще около 55 народов и народностей. Общее число репрессированных составляет 5 , 2 — 5 , 5 млн человек³². В с е они были выселены на шесть лет: по указам Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 г. (немцы), от 27 декабря 1943 г. (калмыки), от 30 июня 1945 г. (крымские татары), по постановлениям ГКО от 18 августа 1945 г., СМ СССР от 29 мая 1949 г. и другим нормативным актам. В соответствии с Указом Президиума ВС СССР от 9 октября 1951 г. министр госбезопасности в своем приказе от 24 октября 1951 г. № 00776 потребовал объявить под расписку немцам, чеченцам, калмыкам, ингушам, балкарам, карачаевцам, грекам и крымским татарам, что они оставлены на спецпоселении навечно. Исправление этих злоупотреблений растянулось с 1954 г. до настоящего времени.

Третьей волной административных спецпоселенцев были репатриированные военнослужащие и гражданские лица, попавшие в плен или окружение или находившиеся на временно оккупированной территории. По политическим мотивам их необоснованно осуждали за государственные, воинские и иные преступления, без суда направляли в «штурмовые батальоны», в ссылку, высылку, подвергали проверке в сборно-пересыльных, специальных и проверочно-фильтрационных лагерях, в специальных запасных частях, «рабочих батальонах», привлекали к принудительному труду, прикрепляли к предприятиям с особо тяжелыми условиями труда, подвергали иным лишениям и ограничениям прав и свобод. Все они, как правило, направлялись на те или иные спецпоселения на основе постановлений ГКО от 25 февраля 1945 г. № 7590 сс, от 21 марта № 7897 с, от 18 августа № 9871 с, СНК СССР от 21 декабря 1945 г. № 3241-950 сс, СМ СССР от 29 марта 1946 г. № 691-271 сс практически без всякого доказывания их вины.

Согласно официальным сводкам Уполномоченного СНК (СМ) СССР по делам репатриации³³ от 10 апреля 1945 г. число советских граждан, насильственно увезенных фашистами, составляло 4 109 304 человека, а по состоянию на 1 октября 1951 г. за границей на положении перемещенных лиц оставалось свыше 450 тыс. человек, которые боялись своей страны. Реабилитация плененных произошла лишь в 1995 г., накануне пятидесятилетия п о б е д ы в Великой Отечественной войне. Абсолютное большинство жертв не дожили до этих дней. Они ушли из жизни «предателями».

Вернемся к правовым актам 20-х гг. Конституция СССР 1924 г. на основе ГПУ РСФСР образовала ОГПУ СССР. В этом же году ЦИК СССР расширил его полномочия. Наряду с коллегией ОГПУ, имеющей судебные функции, образовывалось Особое совещание, которому предоставлялось право административных высылок, ссылок, заключения в концлагерь. Шло расширение и уголовно-правовой базы репрессивной деятельности. В 1926 г. был принят новый УК РСФСР, а затем и уголовные кодексы других союзных республик. Особенная часть УК РСФСР открывалась, как и в прежнем кодексе, главой о контрреволюционных преступлениях (ст. 58 со значками от 1 до 18). Понятие этих деяний было расширено, допускалось прямое объективное вменение. Существенно расширялась уголовная ответственность за антисоветскую агитацию и пропаганду, добавлялись составы: призывы к неповиновению властям, использование религиозных предрассудков в контрреволюционных целях и др. Криминализировались последние островки свободы слова и мнений.

27 февраля 1927 г. ЦИК СССР утвердил общесоюзное Положение о преступлениях государственных (контрреволюционных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления). Оно было включено в УК РСФСР под ст. 58 и 59 с соответствующими значками. Это же было сделано и в других союзных республиках. Борьба с контрреволюционными деяниями в стране унифицировалась. 8 июня 1934 г. ЦИК СССР дополнил упомянутое Положение статьями 58-1а—58-1г. В них впервые была установлена уголовная ответственность для членов семей изменников родины в виде лишения избирательных прав и ссылки в отдаленные местности на 5 лет. В 1942 г. ГКО в своих совершенно секретных постановлениях от 24 июня и 11 октября расширил применение данного института. Начальник Главного управления военных трибуналов в своей верноподданнической директиве от 26 октября 1942 г. № 00486 требовал от военных трибуналов «в целях ускорения репрессирования членов семей» немедленно направлять необходимые документы по месту нахождения родственников осужденного.

1 декабря 1934 г. Постановлением ЦИК и СНК СССР были внесены существенные изменения в уголовно-процессуальное законодательство. По делам о террористических организациях и терактах следствие должно заканчиваться до 10 дней, обвинительное заключение вручать обвиняемому за сутки до суда, дела слушать без участия сторон, кассационное обжалование и помилование не допускать, приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно. Таким образом, время разбирательства от подозрения, ложного доноса или прямого указания начальства до расстрела нежелательного лица сжималось в несколько суток.

10 июля 1934 г. был образован общесоюзный НКВД, в который вошло ОГПУ. При НКВД учреждались прежние внесудебные органы. По его приказу 25 мая 1935 г. в республиках, краях и областях были организованы новые «тройки», позднее (надо было успевать!) и «двойки», которые рассматривали судьбу репрессированных по спискам. Повышенный в должности с заместителя до Генерального прокурора СССР А.Я. Вышинский издал в 1935 г. директиву, расширяющую уголовную ответственность. Он предписывал выступления, одобряющие теракты, квалифицировать в зависимости от обстоятельств как антисоветскую агитацию и пропаганду, как организационную контрреволюционную деятельность, как покушение на теракт. Он потребовал, чтобы подсудность дел о контрреволюционных преступлениях в отношении группы лиц относилась к спецколлегиям, а в отношении одиночных и групповых дел, «по которым нет достаточных доказательств» (?) — к Особому совещанию.

14 сентября 1937 г. ЦИК СССР распространил упрощенный порядок рассмотрения дел о терактах практически на все контрреволюционные преступления. За отступление от этого порядка сотрудники репрессивных органов жестоко наказывались, в том числе и по статьям о контрреволюционных преступлениях. Расследовать дела об этих деяниях за 10 дней было невозможно. Они шились белыми нитками, с применением пыток, насилия, подлога, обмана и других злоупотреблений. Действующий в то время институт аналогии позволял репрессивным органам того времени (НКВД, прокуратура, НКЮ, Верховный Суд), учитывая политический «ветер», по своему усмотрению (примером может служить упомянутая выше директива Вышинского) толковать как контрреволюционные любые умышленные или неосторожные действия и бездействия. Оставляем за рамками главы многочисленные акты репрессивных ведомств, которые, соревнуясь между собой в преданности режиму, детально нормировали расправу над собственным народом.

Исследуя тенденции репрессивного нормотворчества, невольно приходишь к выводу о том, что к 1937 г. б ы л создан хорошо отлаженный, оперативно и эффективно действующий репрессивный механизм, который позволял «законно» расправляться с любым нежелательным лицом и превращать любое явление или событие, бросающие малейшую тень на власть, в контрреволюционное преступление, подлежащее беспощадному подавлению.

Политические колебания в стране так или иначе отражались на «головном» репрессивном органе ВЧК—ОГПУ—НКВД и т.д. 18 марта 1946 г. с преобразованием СНК в Совет Министров НКВД был разделен на МВД и МГБ, которое вскоре было преобразовано в еще более мощную самостоятельную структуру политического сыска и расправы — КГБ, ставший государством в государстве и обладавший неограниченными полномочиями и возможностями. Серьезные попытки реформировать его, оставив за ним действительную государственную безопасность, стали предприниматься лишь после августовского путча 1991 г. Однако первые решения по его дезинтеграции и деидеологизации показались властям недостаточными.

В связи с этим в Указе Президента РФ от 21 декабря 1993 г. «Об у п -разднении Министерства безопасности Российской Федерации и создании Федеральной службы контрразведки Российской Федерации» было констатировано, что «система ВЧК—ОГПУ—НКВД—МГБ—КГБ—МБ оказалась нереформируемой», что структуры политического сыска лишь законсервированы и легко могут быть воссозданы, что на фоне происходящих в России демократических преобразований существующая система безопасности изжила себя и является сдерживающим фактором проведения политических и экономических реформ³⁴. Приведенные обвинения серьезны, но они, скорее всего, справедливы лишь частично. Основными мотивами были синдром преувеличенного страха новых российских властей перед полуразрушенным КГБ, чувство мести за прежние ущемления и наказание за непослушание.

Здесь не обойтись без отступления, которое, может быть, поможет более правильно оценить одну из причин ослабления социального контроля за коррупцией, организованной преступностью и за преступлениями против безопасности государства в России не только по объективным, но и субъективным обстоятельствам.

Вряд ли наши реформы зависели от вывесок службы безопасности, которые существуют и укрепляются во всех государствах мира. И это не прихоть властей, а жестокая необходимость нашего времени. Переименование МБ в ФСК с лишением последней необходимой дееспособности было проведено совсем не по соображениям национальной безопасности, а после вооруженных «разборок» между Президентом РФ и Верховным Советом РФ, в которых некоторые спецслужбы, наученные горьким опытом прежней политизации, не проявили особой готовности с оружием в руках участвовать в этой политической борьбе, а значит, и не продемонстрировали солдатскую преданность президенту.

С 1991 г. служба безопасности не по профессиональным, а по политическим мотивам преобразовывалась (разваливалась) пятикратно. В. Бакатин, назначенный председателем КГБ еще в дни августовского путча 1991 г., так и пишет: «Организация, которую мне предстало возглавить, чтобы разрушить...»³⁵. Ее обвиняли во всех грехах ВЧК — КГБ, хотя абсолютное большинство сотрудников службы безопасности 90-х гг. не были причастны к репрессиям 20—50-х гг., а также к путчам 1991 и 1993 гг. Политические перетряски не могли не нанести ущерб профессиональному уровню службы. Всякий раз с водой выплескивали и ребенка.

При преобразовании МБ в ФСК в 1993 г., например, были ликвидированы следственный аппарат службы безопасности и другие необходимые структуры, хотя измена Родине (государственная измена — по новому УК), шпионаж и другие преступления против государства не только не исчезли, но и увеличились в этот период. Не прошло и года, как жизнь заставила создавать их заново, неся соответствующее бремя расходов при нашем нищенском бюджете и поиска ушедших профессионалов. А еще через полгода (3 апреля 1995 г.) Россия вынуждена была принять новый Федеральный закон «О Федеральной службе безопасности», который восстановил многие прежние направления ее деятельности, в том числе и адекватное название — ФСБ. Но квалифицированные кадры ушли. Их знания, опыт и информированность были высоко оценены, но уже не государством.

Под руководство ФСБ возвращена Пограничная служба, решаются и другие вопросы по консолидации деятельности спецслужб. И монолитность, и разобщенность их представляют опасность. Необходима золотая середина. Расследование терактов 11 сентября 2001 г. в США показало, что спецслужбы страны разобщены, их действия были несогласованными, что позволило нескольким группам террористов совершить одновременно ряд терактов. В ответ на это в США, как отмечалось выше, в 2002 г. было создано Министерство безопасности, включившее более 20 ведомств с численностью структуры министерства 170 тыс. человек. Принимаемые в США жесткие меры обоснованно критикуются, но необходимость усиления спецслужб, координации их деятельности и повышения эффективности борьбы с терроризмом ни у кого не вызывает сомнения³⁶. В декабре 2004 г. в США принято новое решение об объединении всех разведывательных структур в единое ведомство. Если бы такая реорганизация проводилась у нас, то соответствующие круги и в России, и за рубежом начали бы настоящую информационную войну о наступлении тоталитаризма.

Деятельность спецслужб не должна служить политической ориентации высших должностных лиц или избранных партий. Это представляет опасность не только при коммунистическом режиме. Там, где в деятельность спецслужб вмешивается политика, целью которой являются не организация и защита общества, а борьба за власть или ее удержание любым путем, трудно избавиться от злоупотреблений сотрудников этих структур по политическим мотивам. Проблема заключена не столько в спецслужбах, сколько в самом политическом руководстве.