§ 2. Проблемы криминализации организационной деятельности в россии

В условиях тотального контроля с мафиозными предприятиями (если они не были учреждены самой КПСС или ее вельможными представителями) как-то справлялись. Во время перестройки они стали заполнять новые экономические и политические ниши. В июле 1988 г. в «Литературной газете» был опубликован диалог А. Гурова и Ю. Щекотихина «Лев прыгнул!»²⁸³, громко известивший о «прыжке» организованной преступности в СССР. Два месяца спустя в подборке откликов на него один из знающих дело заключенных писал: «Лев действительно прыгнул, но обойма вашего (читай, государственного) пистолета на этот раз оказалась пуста»²⁸⁴. И это было горькой правдой.

Российское государство не было готово к борьбе с растущей организованной преступностью. А специалисты юридической науки криминального цикла долго не находили общий язык. В эти годы разрыв между реалистичными криминологами и некоторыми специалистами уголовного права и уголовного процесса, очарованными «победой либерализма над тоталитаризмом», еще больше усугубился. Однако нельзя сказать, что до публикации в «Литературной газете» трезво мыслящие российские ученые и практики не изучали организованную преступность. В 80-е гг. эта проблема исследовалась и обсуждалась на конференциях и «круглых столах»²⁸⁵. В МВД СССР было организовано подразделение по борьбе с организованной преступностью. Но публикация «Лев прыгнул!» на страницах популярной в те годы газеты привлекла внимание не только специалистов.

В отсутствие законодательных норм и статистических данных многим казалось, что организованная преступность в СССР — миф, созданный консерваторами для запугивания. А.И. Алексеев, отличающийся образной речью, на одном из собраний криминологов сказал печально крылатую фразу: «В нашей стране ничего не может быть организованного, в том числе и преступности». Реальность оказалась без юмора. Организованная преступность наступала. И уже в конце 80-х — начале 90-х гг. при Верховном Совете РСФСР стали разрабатываться проекты законов о борьбе с ней. Но расстрел этого представительного органа 4 октября 1993 г. по приказу Президента РФ Б. Ельцина остановил работу.

В Государственной Думе в 1995 г. находились три проекта Федерального закона «О борьбе с организованной преступностью», два из которых были опубликованы²⁸⁶. Не вникая в их различия, укажем, что все они, в том числе обобщенный вариант, принятый Государственной Думой в июле и отклоненный в октябре 1995 г. Советом Федерации «ввиду неприемлемости отдельных положений»²⁸⁷, определяют организованную преступность как создание организованных преступных формирований трех уровней (преступных групп, преступных организаций и преступных сообществ) и их преступную деятельность. В проекте предусматривались уголовная ответственность за создание преступной организации и преступного сообщества, руководство ими и участие в них, другие специальные составы преступлений, связанные с организованной преступностью, особенности некоторых уголовно-правовых институтов, а также система органов, осуществляющих борьбу с организованной преступностью, их особая компетенция, оперативно-розыскные меры и другие важные вопросы, которые принципиально не расходились с международными рекомендациями.

22 ноября 1995 г. Федеральный закон «О борьбе с организованной преступностью» был вновь принят Государственной Думой и 9 декабря одобрен Советом Федерации, но 22 декабря отклонен Президентом РФ по мотивам возможного нарушения прав человека при его применении.

Закон опубликован²⁸⁸, и каждый может оценить его в плане возможного дискреционного нарушения прав человека правоохранителями. Кроме того, они, как и любые правонарушители, могут попирать и попирают права человека независимо от того, что в законе написано.

Аргумент «возможность нарушения прав человека при его применении» обоснованно, а часто и демагогически, в целях блокирования того или иного нежелательного для соответствующих (часто криминальных) слоев населения законопроекта, приводится не только в нашей стране. Его можно использовать для проваливания любого значимого закона о борьбе с преступностью, ибо эта деятельность в той или иной мере строится на ограничении прав человека. Задержание, арест, лишение свободы, обыск, выемка, подписка о невыезде, контроль почтовой корреспонденции, телефонных разговоров и т.д. по сути своей есть грубое нарушение прав человека. Но эти нарушения осуществляются в рамках дозволенного законом и обусловлены объективной необходимостью. Без этих нарушений не может быть сколько-нибудь успешной борьбы с преступностью.

Поиск золотой середины в соблюдении прав человека в отношении лиц, совершивших преступления, и эффективности социально-правового контроля над преступностью — проблема архисложная, требующая тонкого, вдумчивого подхода. При этом следует помнить, что преступность — одна из наиболее общественно опасных, вероломных и исключительно массовых форм посягательства на фундаментальные права и свободы человека и гражданина. С учетом этого соотношение свободы и безопасности в современном криминальном мире становится проблемой еще более острой. Причем так уж сложилось, особенно в нашей стране, где так называемые правозащитники²⁸⁹ совершенно не озабочены массовыми кровавыми преступлениями организованных преступников как тяжким нарушением прав человека. Но при выявлении ими малейших нарушений прав этих преступников они поднимают мировой скандал. Права организованных преступников должны соблюдаться, но почему игнорируются права потерпевших?

Любое объективно необходимое ограничение прав человека, возможное в процессе оперативной и уголовно-процессуальной деятельности, можно обезопасить четкими нормативными гарантиями. Именно в этом направлении, на наш взгляд, должен осуществляться поиск золотой середины, а не в полном отбрасывании крайне нужных законов под демагогической (но отнюдь не реальной) озабоченностью соблюдения прав человека²⁹⁰. С позиций сегодняшнего осознания ситуации в стране в 1995 г. абсолютно очевидно, что президентская «семья», последовательно и настойчиво отвергая законы о борьбе с организованной преступностью, коррупцией и отмыванием «грязных» денег перед очередными президентскими выборами, защищала не права простого человека, а собственные интересы институциональной организованной преступности и коррупции.

В том же 1995 г. Государственной Думой был принят один из вариантов УК. Судя по опубликованному проекту УК²⁹¹, составители кодекса вначале не принимали предложения о криминализации организационной деятельности в целях борьбы с организованной преступностью, но под давлением реалий и общественного мнения вынуждены были их учесть, хотя и в усеченно-фрагментарном виде. Однако и этот проект стал законом после повторного прохождения в Федеральном Собрании РФ лишь в июне 1996 г.

Итак, после почти десятилетних споров ученых, практиков и законодателей в Общей части УК РФ (ст. 35) были впервые сформулированы понятия организованной группы и преступного сообщества (преступной организации), а в его Особенной части (ст. 210) криминализированы создание преступного сообщества (преступной организации) для совершения тяжких или особо тяжких преступлений, а равно руководство таким сообществом (организацией) или входящими в него структурными подразделениями, а также создание объединения организаторов, руководителей или иных представителей организованных групп в целях разработки планов и условий для совершения тяжких и особо тяжких преступлений. Уголовная ответственность также предусмотрена за участие в преступном сообществе (преступной организации) либо в объединении организаторов, руководителей или иных представителей организованных групп. Квалифицирующим составом является совершение тех же деяний лицом с использованием своего служебного положения.

Кроме этого, в 64 статьях (позже были введены шесть новых статей) Особенной части совершение преступления организованной группой предусмотрено в качестве квалифицирующих составов, а при привлечении к уголовной ответственности по другим статьям, согласно п. «в» ч. 1 ст. 63, — в качестве отягчающего обстоятельства. В дополнение к ст. 210 УК РФ еще в восьми статьях (ст. 208 — организация незаконного вооруженного формирования или участие в нем; ст. 209 — бандитизм; ст. 232 — организация либо содержание притонов для потребления наркотических средств или психотропных веществ; ст. 239 — организация объединения, посягающего на личность и права граждан; ст. 241 — организация занятия проституцией) предусмотрена уголовная ответственность за специфическую организационную деятельность. В конце 2003 г. в эту группу норм были введены еще две статьи: ст. 282¹ — организация экстремистского сообщества и ст. 282² — организация деятельности экстремистской организации, а в декабре 2004 г. ст. 322¹ — организация незаконной миграции. По состоянию на середину 2005 г. в УК РФ имеется уже 10 статей, предусматривающих уголовную ответственность за организационную общественную деятельность. И этот процесс криминализации будет продолжаться. Он обусловлен ростом организованности преступности и появлением для нее новых доходных видов деятельности.

Сопоставление «замороженного» проекта Федерального закона «О борьбе с организованной преступностью» и норм УК РФ об ответственности за организационную деятельность свидетельствует о существенных различиях, но их анализ не входит в нашу задачу. Важно отметить другое: факт выхода законодателя на нормы о борьбе с организованной преступностью, что является движением в реалистическом направлении, позволяет рассматривать организованную преступность на основе права. Только в этом случае можно бороться с ней, только в этом случае возможно ее более или менее адекватное статистическое отслеживание, только в этом случае можно приблизиться к ее реальному пониманию, осознанию и дальнейшему совершенствованию этой борьбы.

Непростительно медленное осознание опасностей организованной преступности в России является одним из доказательств хронического отставания уголовно-правового контроля от криминальных реалий. Аналогичные процессы происходили и в других странах, но законодатели были более реалистичными и мобильными. В Италии, где опасность организованной преступности давно адекватно осознана, среди криминологов бытует выражение: «Подобно тому как мафия или является ассоциацией, или ее нет вообще, так и борьба с мафией — это или борьба с ее ассоциативной структурой, или борьбы нет»²⁹². Но эта простая истина оказалась труднопостижимой для многих отечественных криминалистов.

С момента открытого объявления о «прыжке» организованной преступности прошло много лет. Отечественная мафия блестяще использовала правовой вакуум, укрепилась внутри страны и за ее пределами. А российские специалисты уголовного права, процесса и криминологии вместе с законодателями и политиками только что пришли к соглашению о борьбе с ней. Противоречивых толкований было много, но остановимся лишь на одном, как нам кажется, главном: можно или нет было бороться с организованной преступностью на основе уголовного и процессуального законодательства 60-х гг.?

Одни считали, можно. Опираясь на теорию классической школы уголовного права XVIII в., симпатии к романтической демократии и антипатии к низким социологическим и статистическим реалиям, они полагали, что организованная преступность в значительной мере является выдумкой беспомощных правоохранительных органов, которые, не умея ловить преступников, требуют для себя специальных законов и особых полномочий; что все преступления, совершаемые организованной преступностью, были предусмотрены в действующем уголовном законодательстве; что институт соучастия позволял привлечь к уголовной ответственности и организаторов; что криминализация организационной деятельности является ненужной и опасной. Аналогичную позицию ныне занимают некоторые юристы по поводу возможного принятия комплексного закона о борьбе с коррупцией.

Другие доказывали, что нельзя, так как при любой работе правоохранительных органов от уголовной ответственности уходят организаторы и руководители преступных сообществ, которые, «чтя уголовный кодекс», стремятся непосредственно не совершать и не организовывать конкретные преступления, предусмотренные в действующем законодательстве. Правоохранительные органы о многих из них знают, но привлечь их к уголовной ответственности не могут, так как составов преступлений за создание преступных группировок и руководство ими не было. Крестные отцы, таким образом, выпадали из института соучастия, в связи с чем преступные сообщества не теряли управляемость, обладали исключительной жизнеспособностью и свойством быстрого восстановления потерь «шестерок». Число квалифицированных маргиналов из Вооруженных Сил, правоохранительных органов и спортивных обществ растет, и некоторые из них вынуждены идти на работу к мафии.

Глубокого аналитического обсуждения противоположных позиций так и не получилось, хотя было много «круглых столов», семинаров, публикаций и исследований²⁹³. Криминологическая ассоциация предпринимала серьезные попытки открыто обсудить эту проблему²⁹⁴. Их оппоненты чаще всего уходили от ее серьезного обсуждения, ссылаясь на то, что организованная преступность — проблема якобы криминологическая, а не уголовно-правовая. И это, пожалуй, был самый мягкий и дипломатичный аргумент. В устных выступлениях звучало и другое. Криминологов упрекали в недемократичности и незнании элементарных канонов уголовного права, которые преподносились как незыблемые, Богом данные заповеди.

И.М. Гальперин назвал мифом «недостаточность» действующего законодательства в борьбе с организованной преступностью и не допускал возможности отделения организационной деятельности руководителей преступного формирования от совершения конкретных преступлений конкретными организаторами и исполнителями²⁹⁵.

А.В. Наумов, рецензируя материалы одного из «круглых столов» по организованной преступности, в которых были и сомнительные предложения, отстаивал примерно ту же позицию, дополнив ее аргументацию печальным опытом прошлого, в частности высказываниями А.Я. Вышинского об общей преступной деятельности и соучастии в широком смысле слова: «Участие в группе, осуществляющей преступное действие, может влечь за собой ответственность участника этой группы даже в том случае, если сам он к этим преступным действиям непосредственного отношения не имел и согласия на их совершение не давал... Участник преступной группы должен быть признан ответственным за всякое конкретное преступление, если оно вытекает из общей преступной деятельности». Приводя эту цитату, Наумов пишет: «Вот он — ключ к решению проблемы — «общая преступная деятельность». Преступлений как таковых может и не быть, а «деятельность» будет»²⁹⁶. И этот аргумент он использует для критики предложений о криминализации организационной деятельности. Аналогичные доказательства приводились и при отклонении закона о борьбе с организованной преступностью.

К этому нельзя не прислушаться, но рассмотрим глубже аргументацию. Во-первых, наивно полагать, что сталинские репрессии определялись уголовным законом или речами Вышинского. Все было наоборот. Во-вторых, высказывания Вышинского не имеют прямого отношения к сути предложений криминологов. Введение конкретной уголовной ответственности за создание преступной организации, руководство ею и участие в ней не имеют ничего схожего с «общей преступной деятельностью» или с ответственностью за «чужую вину», как говорили другие оппоненты. Каждый организатор, руководитель или участник преступного формирования и конкретные организаторы и исполнители других преступлений несут ответственность за свои действия в рамках субъективного вменения и действующего института соучастия.

Сказанное, однако, не принималось во внимание. Поэтому много лет одни пугали общество наглеющей мафией, а другие — возможным возвращением 1937 г. Ни то, ни другое к пониманию реальной организованной преступности, к криминологической и уголовно-правовой науке не имеет серьезного отношения.

Противников криминализации организационной преступной деятельности оказалось больше, чем публикаций об этом. Многие из них являются видными учеными. Письменно или устно они демонстрировали приверженность и лояльность новой демократической идеологии и боязнь возврата к прошлому. На памяти некоторых из них результаты применения ст. 58 УК РСФСР (1926 г.) и в 90-е гг. уже бездействующей, но не исключенной ст. 72 УК РСФСР 1960 г. об уголовной ответственности за организационную деятельность, направленную на совершение особо опасных преступлений, а равно участие в антисоветской организации.

Статья 58" УК РСФСР (1926 г.) гласила: «Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений (контрреволюционных преступлений. — B Л.), а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой...» Эта статья предусматривала расстрел за совершение организационной деятельности по политическим, антисоветским, мотивам. Оценка этих мотивов производилась по своим политическим побуждениям. Статья 58" оставила самый большой кровавый след в репрессивной деятельности 2 0 — 50-х гг. Именно это деяние обычно вменялось в вину политически неугодным лицам (партийным, советским, военным и общественным деятелям, поэтам, писателям, ученым и другим, которые ныне реабилитированы) за их якобы организационную деятельность против советской власти. На этой основе в общественном мнении выработалась своеобразная «аллергия» к криминализации организационной деятельности. Поэтому в России долгое время не вводилась уголовная ответственность за общественно опасную организационную деятельность.

В принципе же криминализация организационной деятельности не является новшеством и для общеуголовных деяний.

Кроме ст. 72 в УК РСФСР (1960 г.) было еще семь статей, предусматривающих уголовную ответственность за организацию преступных образований и участие в них: банд (ст. 77), преступных группировок в ИТУ (ст. 77'), незаконных вооруженных формирований (ст. 77²), массовых беспорядков (ст. 79), объединений, посягающих на личность и права граждан (ст. 143'), азартных игр (ст. 208¹), притонов (ст. 226¹). Президент Российской Федерации вносил проект об уголовной ответственности за организацию фашистских объединений и групп (ст. 74²). Попутно заметим, что абсолютное большинство перечисленных статей имело значки, свидетельствовавшие о том, что эти нормы были внесены позже принятия УК РСФСР. И, как правило, не случайно. Жизнь заставила.

Ученые западных стран, объективно, а не мифологически представляющие демократию и не по газетам знающие организованную преступность в своих странах, не разделяют позицию либерального отношения к организованной преступности и прямо писали, что в России нет необходимого законодательства для борьбы с этим явлением. Американец С. Хендельман, например, полагал, что теневая экономика и всепроникающая коррупция в СССР создавали благоприятную почву для организованной преступности, но ее развитие сдерживалось партийным и государственным контролем. Крах КПСС и советского государства разрушил систему социального контроля и систему уголовного правосудия. Новые условия, для которых характерны практически полное отсутствие законов о борьбе с организованной преступностью и низкая эффективность экономической системы, стали благоприятной средой для развития организованной преступности. Для перехода к рыночной экономике не было также разработано четкой системы регулирования. Российская Федерация приступила к созданию рынка свободной торговли, не имея законодательных норм и положений, необходимых для обеспечения его целостности, действенности и эффективности²⁹⁷.

Этоже подтвердили две серьезные разработки 1997 и2000 г., проведенные Центром стратегических и международных исследований под руководством бывшего директора ЦРУ США У. Вебстера о российской организованной преступности и коррупции²⁹⁸. Авторы рассматривают Россию как государство криминальных синдикатов, где имеются большие трудности законодательного, организационного, экономического и политического характера борьбы с организованной преступностью и взаимосвязанной с ней коррупцией. При всей политизированности и тенденциозности этих исследований, в которых четко прослеживается стремление авторов показать Россию только с отрицательной стороны и еще более усилить ее реальный негатив, в них сделаны важные выводы, которые следовало бы проанализировать российской законодательной, исполнительной и судебной власти, а также Генеральной прокуратуре РФ и другим правоохранительным органам.

В США, Италии и многих европейских странах вопросы правового и организационного обеспечения борьбы с организованной преступностью и коррупцией более полно отражают криминальные реалии²⁹⁹. Чего не скажешь о нашей стране.

Уголовное законодательство, на наш взгляд, должно быть прагматичным. Оно не выполнит своего назначения в современном динамично меняющемся мире, если его догматизировать или политизировать. Прагматизм и здравый смысл трудно приживаются в российской социальной и юридической науке и практике. Поверхностное представление о действительном социально-правовом контроле, на котором держится демократия развитых стран, неспособность законодательной, исполнительной и судебной власти в России учредить и поддерживать правовой порядок способствовали образованию в нашей действительности беспрецедентной «предпринимательской» ниши, где интенсивно формируется новая криминальная элита, для которой руководство и управление преступной средой стали высокоприбыльной и абсолютно безопасной (если не считать внутренних разборок) сферой приложения своих интеллектуальных и профессиональных способностей.

Между социологическими и криминологическими данными, с одной стороны, и уголовным правом (законодательством) — с другой, если они не идеологизированы, не политизированы и не догматизированы, не может быть непримиримых противоречий. Когда социология и криминология, объективно (!) отражая реальность, свидетельствуют о каком-то новом общественно опасном явлении, которое не контролируется действующим законодательством и не вписывается в привычные уголовно-правовые схемы, прагматическая уголовно-правовая наука и законодатель, если они действительно озабочены общественной безопасностью, на вызовы криминальной реальности должны адекватно, своевременно и цивилизованно реагировать. Давно известно, что правовые отношения не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа. Они коренятся в материальных жизненных отношениях³⁰⁰. Уголовно-правовой догматизм и консерватизм полезны лишь в рамках объективно отражаемой ими общественно опасной реальности.

Но если наука, в данном случае уголовно-правовая, отдаляется от эмпирически установленных фактов и начинает развиваться в автономном режиме, апеллируя не к действительной, а только к писаной реальности (законам, комментариям, сочинениям), то она неизбежно попадает в мир абстрактных понятий и представлений, которые могут быть изящны и притягательны (как коммунизм в XIX в.), но утопичны, непрактичны и даже вредны. В этом вопросе, видимо, можно вспомнить слова А.С. Пушкина: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман»³⁰¹.

Социально-правовой и криминологический подходы изучения проблемы организованной преступности и коррупции предполагали анализ реальных условий жизни, которая складывается на основе действующих норм права. Ее нельзя познать на основе изучения писаной реальности по законам, отдельным приговорам и статьям в журналах. Чисто логическое мышление не приносит знания эмпирического мира. Серьезная наука начинается с измерения. Нужно изучать фактическую реальность на основе массовых статистических и социологических тенденций и закономерностей. В этом случае необходим выход за пределы догмы права к политическим, экономическим, социальным, организационным и прочим реалиям, которые формируются под воздействием той или иной отрасли права. Между догматической и социологической позициями нет китайской стены. Объект исследования один и специализация одна. Мудрый А.А. Герцензон при втором рождении криминологии в 60-е гг. XX в. писал, что нельзя отделять уголовное право от криминологии, одно замкнется на догматике, а другая оторвется от права. Не послушали. Процесс суверенизации везде опасен. Известно, что многие «уголовники» не терпят криминологии и социологии своей отрасли права, поскольку они требуют более широкого подхода. Но ведь социология уголовного права — это часть самого уголовного права, внутренне ему присущая.

Своевременное обращение к ней не вызвало бы десятилетнего схоластического политизированного спора на тему, миф или реальность организованная преступность. Более того, в капиталистических странах она к этому времени уже была и даже процветала.

Директор ФБР США Луис Дж. Фри, побывавший в Москве в июле 1 9 9 4 г., сказал, что Россия очень быстро осознала опасность организованной преступности, на что Америке понадобилось 50 лет. Так ли это?

Организованная преступность в США в 20—60-е гг. развивалась и приобретала опыт намного медленнее, чем это делается сейчас. Но в это время в стране уже действовали законы о борьбе с рэкетом (1946 г.), о контроле над наркотиками (1956 г.), о контроле над преступностью и безопасности на улицах (1968 г.), об ответственности за неуплату налогов, которые прямо или косвенно были направлены на борьбу с организованной преступностью. Шло относительно быстрое осознание новых опасностей американцами. В 1970 г. это осознание генерализировалось. Был создан Национальный совет по организованной преступности и принят закон о контроле над ней. Цель закона, сформулированная в его введении, состояла «в попытке искоренения организованной преступности в Соединенных Штатах путем усиления правовых средств в процессе сбора доказательств, путем установления новых уголовных запретов и применения усиленных санкций и новых мер правовой защиты для борьбы с незаконными действиями тех, кто занимается организованной преступностью».

Президент США Р. Никсон тогда определил: «Организованная преступность в США имеет три цели: эксплуатацию, коррупцию и уничтожение. То, что она не может эксплуатировать непосредственно, подвергается коррупции; то, что непосредственно не поддается коррупции, подвергается уничто-жению»³⁰². Он призвал ликвидировать ее, как злокачественную опухоль. Не получилось. Следующим шагом было принятие закона о постоянно действующем преступном предприятии (ССЕ), направленного против лиц, участвующих в крупномасштабной торговле наркотиками (1970 г.).

Судебное толкование Конституции США не разрешало законодательному органу запрещать само членство в какой-либо организационной структуре. Криминальная реальность заставила искать адекватные меры на вызовы времени в рамках Конституции. И они были найдены в Законе 1978 г. о рэкетированных и коррумпированных организациях (RICO), где в качестве преступления рассматривается участие какого-либо лица в делах предприятия в форме рэкетирской деятельности, а сама она в упомянутом законе охватывает практически все виды серьезной преступной деятельности, запрещенной федеральными законами и законами штатов.

Согласно основным понятиям закона RICO, под предприятием имелись в виду отдельное лицо, партнерство, корпорация, ассоциация, объединение без прав юридического лица, группа лиц, фактически действующих совместно. К преступным деяниям, связанным с организованной преступной деятельностью, отнесены преступления по уголовному праву штатов (убийство, похищение людей с целью выкупа, поджог, ограбление, преступления, связанные с наркотиками, эксплуатация азартных игр, вымогательство, взяточничество, непристойное поведение); преступления по федеральному уголовному праву: преступления, связанные с наркотиками, преступления по Закону Хоббса (вымогательство и грабеж), мошенничество с использованием почты (телеграфа), гангстерское ростовщичество, взяточничество, фальшивомонетничество, вооруженное ограбление грузовиков (воздушное пиратство), профсоюзный рэкет, отмывание денег, операции с валютой, тайный ввоз иностранцев, убийство по найму, перевозка похищенного имущества из одного штата в другой, мошеннические операции с ценными бумагами, торговля «белыми рабынями» (проституция).

Наряду с этим изменялись многие ранее действующие нормы: федеральный обвинитель получил право осуществлять уголовное преследование за деяния, которые являются преступлениями по уголовному праву штатов; расширены пределы конфискации в гражданско-правовом и уголовном порядке; установлены виды нарушений Закона RICO (вложение денег, полученных от совершения организованных преступлений, в предприятие, осуществляющее сношения между штатами или с иностранными государствами, приобретение доли в таком предприятии посредством организованной преступной деятельности, участие в ведении дел таких предприятий посредством организованной преступной деятельности); сговор лиц с намерением нарушить Закон RICO или попытка такого нарушения были признаны оконченным преступлением.

Судебное преследование должностных лиц федерального уровня, как пишет С. Конлон, осуществляется по законам о взятках, о денежном вознаграждении в связи с конфликтом интересов, за действия в качестве агентов иностранных государств, за сговор совершить преступление, за мошенничество при голосовании, за покровительство, по закону о предвыборных кампаниях, за растрату или кражу федеральной собственности, за мошенничество, за налоговое мошенничество. Несколько меньший перечень законов распространяется на должностных лиц местного уровня. С. Конлон приводит пример операции «Грейлорд» в графстве Кук, проведенной прокуратурой США, ФБР и службой внутренних доходов, в результате которой по Закону RICO были осуждены 15 судей и 49 юристов, а также привлечены к дисциплинарной ответственности 103 судьи, лишены прав адвокатской практики 66 человек и временно отстранены от работы 25 человек³⁰³.

Кроме Закона RICO борьбы с организованной преступностью касаются законы о всестороннем контроле над преступностью (1984 г.), об ответственности об отмывании денег (1986 г.), о борьбе со злоупотреблением наркотиками и контроле над ними (1987 г.), о контроле над насильственной преступностью (1994 г.) и др.

В дополнение к этим законам в уголовном законодательстве США с 1909 г. (с уточнением в 1948 г.) действуют нормы об общем преступном сговоре и о сговоре с целью занятия торговлей наркотиками. Американская концепция сговора преступной организации была положена, например, в основу Нюрнбергского процесса. Ее автор Меррей С. Бернэйс писал, что, если руководствоваться «ранее действовавшими понятиями и процессуальными нормами, мы никогда не сможем арестовать и осудить не только всех важных преступников стран оси, но даже сколько-нибудь значительное их количество»³⁰⁴. Беспрецедентная концепция сговора преступной организации, обставленная юридическими гарантиями, после продолжительных споров союзников была принята. И это послужило правовым выходом из очень сложной международной ситуации.

Остановившись более или менее подробно на законодательстве и практике борьбы с организованной преступностью в США, автор этих строк пытался показать как, несмотря на сложность американского законодательства (с позиций нашего кодифицированного права), там адекватно организуется борьба с этой очень опасной преступной деятельностью. Причем рассматриваемая борьба осуществляется на иных оперативных, организационных и законодательных основах, чем в отношении иных преступлений, что никак не приемлют некоторые наши специалисты уголовного права и уголовного процесса, пытающиеся всех стричь под одну гребенку. Это, конечно, не означает, что в США покончили с организованной преступностью, но они удерживают ее на социально терпимом уровне и не допускают во власть, как в России.

Итальянские законодатели вынуждены были с еще большей жесткостью реагировать на распространение организованной преступности. С 1956 по 1990 г. ими было принято 16 законодательных актов по контролю над мафией, в том числе криминализирующие сговор с намерением заниматься незаконной торговлей наркотиками. Однако вследствие некоторых особенностей, присущих обычаям и традициям итальянской мафии (закон умолчания и др.), стало практически невозможно доказать факт сговора. Тогда Италия вынуждена была принять в 1982 г. закон, предусматривающий кроме ранее действующей ст. 416 (группировка для совершения преступления) новый состав преступления (ст. 416 bis — группировка мафиозного типа).

В Италии действует более 15 законов и декретов о борьбе с мафией: «О превентивных мерах в отношении лиц, опасных для безопасности и общественной морали» (1956 г.), «Предписание против мафии» (1965 г., базовый закон), «Срочные меры по координации борьбы против мафиозной преступности» (1982 г.), в 1982 г. также был принят Закон «Предписание по вопросу мер пресечения имущественного характера. Учреждение парламентской комиссии по борьбе с мафией» (названный Законом Роньони — Ла Торе). Он предусматривал административные преграды для контролируемых мафией фирм и разрешал арест всего их имущества, если контрольный пакет акций принадлежит лицу, входящему в преступную организацию. Так, законодательство по борьбе с мафией совершенствовалось почти ежегодно до 1996 г.

Приведем тексты статей УК Итальянской Республики полностью:

«Ст. 416. Группировка для совершения преступления

Когда три и более человек объединяются с целью совершения преступлений, те, кто предлагают, учреждают или организуют группировку, наказываются лишением свободы от трех до шести лет каждый.

В случае единичного факта участия в группировке, наказание — лишение свободы от одного года до пяти лет.

Руководители подвергаются такому наказанию, как и инициаторы.

Если участники группировки совершают преступление с использованием оружия, они наказываются лишением свободы на срок от пяти до пятнадцати лет.

Наказание увеличивается, если число участников группировки составляет 10 или более человек.

Ст. 416 bis. Группировка мафиозного типа

Любой участник группировки мафиозного типа, состоящей из трех и более человек, наказывается лишением свободы от трех до шести лет.

Те, кто предлагают, учреждают или организуют группировку, наказываются лишением свободы от четырех до девяти лет.

Группировка является объединением мафиозного типа, когда те, кто в ней участвуют, насильно используют требование группового обязательства, условия подчинения и круговой поруки для совершения преступлений, для захвата прямым или косвенным путем руководства или во всяком случае контроля над экономической деятельностью, над концессиями, полномочиями, подрядами и общественными службами и для получения незаконных доходов или выгод для себя или других.

Если группировка вооружена, применяется наказание в виде лишения свободы от четырех до десяти лет в случаях, предусмотренных в первом абзаце, и от пяти до пятнадцати лет в случаях, предусмотренных во втором абзаце.

Группировка считается вооруженной, когда участники для достижения конечной цели имеют возможность использовать оружие или взрывчатые материалы, а также если оружие или взрывчатые материалы данной группировки спрятаны или находятся в месте хранения.

Если экономическая деятельность, в которой участники группировки намереваются захватить руководство или установить контроль, финансируется (в цене, продукте или доходе) в целом или частично за счет совершенных преступлений, наказание, установленное в предыдущих абзацах, увеличивается от одной трети до половины.

По отношению к осужденным всегда обязательна конфискация предметов, которые служат или были использованы для совершения преступления, и предметы, являющиеся ценой, продуктом, доходом или могут быть использованы в дальнейшем (теряют право, кроме того, лицензии полиции, торговли, бирж и т.д., если осужденный имеет таковые)».

Положения данной статьи применяются также к каморре или другим группировкам, как бы они ни именовались, если они основаны на силе запугивания, совместном обязательстве, преследующем цели, соответствующие тем, которые имеют группировки мафиозного типа.

Конфискация имущества экономически подрывает могущество мафии. Она возможна в уголовно-правовом и гражданско-правовом режиме. Ее проведение детально расписано в законах. Закон «Предписания в области управления арестованным и конфискованным имуществом» (1996 г.) имеет особое значение в плане конфискации имущества мафии. Он вобрал в себя все изменения и дополнения законов, принятых после вступления в силу базового закона «Предписание против мафии» (1965 г.). Конфискация незаконно полученного имущества при помощи мер, выходящих за рамки уголовного процесса, есть в США и даже в Англии³⁰⁵.

Некоторые результаты борьбы с мафией в Италии автору этих строк удалось видеть своими глазами в октябре 2002 г., будучи в провинции Сицилия на семинаре на тему «Использование конфискованного имущества мафиозных организаций для социальных целей» (о нем подробно говорилось в одной из первых глав), который проходил в форме встреч и бесед с руководителями префектуры и мэрии города Палермо, организаторами ассоциации «Либера», изучающей вопросы конфискации имущества у мафии, руководством прокуратуры и суда, а также с представителями властей, руководителями предприятий и ассоциаций, которые практически используют конфискованное недвижимое имущество в социальных целях³⁰⁶. Сицилийцы добились значимых успехов в борьбе с многовековым явлением, разумно используя уголовно-правовые и иные юридические меры, подорвав мафию экономически.

В УК Германии 1871 г. в редакции 1987 г. значатся четыре параграфа, предусматривающие уголовную ответственность за организационную деятельность: за нарушение запрета на объединение (§ 85), создание вооруженных групп (§ 128), создание преступных сообществ (§ 129), создание террористических сообществ (§ 129а). Аналогичные нормы имеются в УК Франции 1 9 9 2 г . : образование боевых групп, объединений и участие в них (ст. 431-13, 431-14, 431-15), образование объединений преступников и участие в них (ст. 450-1,450-2,450-3) и др.

В других странах также в той или иной мере организационная деятельность криминализирована. Наиболее широко эта криминализация используется в УК КНР. Его ст. 26 дает определение преступного сообщества, ст. 30 и 31 предусматривают ответственность юридических лиц (компаний, предприятий, организаций, учреждений и коллективов), ст. 103,104,105,106 — за организацию преступлений против государственной безопасности, ст. 120 — за организацию, руководство или активное членство в террористической организации, ст. 170 — за руководство группой фальшивомонетчиков, ст. 294 — за создание, руководство и активное участие в организации нелегального характера, ст. 318 — за организацию нелегального пересечения государственной границы, ст. 358 — за организацию занятий проституцией и др.³⁰⁷

По иному принципу построена ответственность за организованную преступную деятельность в Японии. В УК Японии 1907 г. (с изменениями и дополнениями) в ст. 65 о соучастии вообще нет упоминания о группе лиц. В разделе «Преступления» есть лишь ст. 208-П (сборище с приготовлением орудий пре-ступления)³⁰⁸. Но в этой стране наряду с УК действует множество других законов, в том числе Закон о превентивных мерах против насильственных групп, который A.M. Иванов называет «специальным законом об организованной преступности». Он пишет, что закон принимался с большими проволочками, так как высокопоставленным чиновникам, тесно связанным с организованными преступными группировками, такие законы весьма невыгодны (общемировая тенденция). Но закон детально проработан. Он дает определение банды и объединения банд. Закон обязывает при определенных условиях официально регистрировать банды (боореокудан) и обнародовать этот факт. При оценке правовых основ борьбы с организованной преступностью в Японии надо учитывать особые традиции в японском обществе, практику разрешения споров на основе процедур «джидан», «вакаи» и «готей» и других норм социального регулирования. Следует иметь в виду также и широкие дискреционные полномочия судей, что позволяет решать в судебном порядке многие вопросы³⁰⁹.

В УК Украины (2001 г.) криминализация общественно опасной организационной деятельности близка к российской. Об этом говорится в разделе о соучастии в преступлении (ст. 28), содержании квалифицирующих признаков в некоторых составах преступлений, ряде видов преступлений против общественной безопасности, в которых криминализирована сама организационная деятельность (ст. 255 — создание преступной организации, ст. 257 — бандитизм, ст. 260 — создание вооруженных формирований и др.). В УК Республики Беларусь (1999 г.) совершение преступлений организованной группой и преступной организацией вынесено в отдельные статьи, в ряде составов организованная группа является квалифицирующим обстоятельством, криминализирована и организационная деятельность (ст. 285, 286, 287, 332 и др.). Аналогичные подходы мы видим и в УК других стран СНГ — Кыргызской Республики (1997 г.), Грузии (1999 г.), Азебайджанской Республики (2000 г.), Республики Казахстан (2001 г.), Республики Узбекистан (2001 г.), Республики Таджикистан (2001 г.), Республики Молдова (2002 г.).

В УК Литовской Республики (2000 г.) выражена примерно та же концепция, а вот Эстонская Республика, как уже отмечалось выше, сохранила УК советского периода, внеся в него в 1992 г. множество существенных изменений и дополнений, в том числе ст. 196' «Принадлежность к преступному сообществу, или его организация, или вербовка в сообщество членов, или руководство таким сообществом либо его частью». Наиболее либеральным по отношению к организованной преступности является Уголовный закон Латвийской Республики (1998 г.). В его Общей части имеется лишь ст. 21 «Организованная группа», но в качестве отягчающего обстоятельства используется «группа лиц» или «группа лиц по предварительному сговору». В Особенной части есть криминализирующие организационную деятельность ст. 224 (бандитизм) и ст. 225 (массовые беспорядки). Таким образом, на постсоветском пространстве практически полностью была в той или иной форме воспринята идея криминализации организационной деятельности.

Анализируемые нормы в разных странах по своему основному содержанию примерно схожи — наказывается организационная деятельность, направленная на совершение преступлений. Вместе с тем имеется множество национальных особенностей. УК ФРГ, например, не допускает распространения § 129 на политические партии, если они не были признаны федеральным законом антиконституционными. Во французском и итальянском уголовном законодательстве таких прямых запретов нет, хотя судебная практика аналогична. Во Франции для привлечения к уголовной ответственности за организацию объединений преступников необходимы один или несколько фактов, одно или несколько преступлений (проступков), наказуемых десятью годами тюремного заключения. В итальянском и немецком УК таких условий нет. Некоторые особенности можно рассматривать как плюсы или минусы законодательной технологии. Идеальных законов, к сожалению, нет. Еще до нашей эры было сказано: «Nulla lex satis commoda omnibus est* («Нет такого закона, который был бы удобен для всех»). А раз неудобен, значит, не идеален. В нашей е щ е далекой от демократии стране предложение таких норм в начале 9 0 - х г г . вызвало бурю демократической критики. И для этого есть основания. Один из «убийственных» и часто употребляемых ныне аргументов был таков: мы возвращаемся к тоталитаризму. Но эти нормы, как мы убедились, действуют в странах с давней развитой демократией и являются реальным компромиссом между свободой и необходимостью в критических криминальных условиях.

Можно не сомневаться, что итальянские законодатели хорошо знают классическую теорию уголовного права, разработанную их соотечественником Ч. Беккариа, но перед лицом тяжелых криминологических реалий они не стали возводить ее в ранг незыблемых заповедей. Они ищут и принимают адекватные цивилизованные меры в рамках выработанных историей важнейших принципов уголовного права и правосудия. А мы, как и в советское время, руководствовались не здравым смыслом, не опытом других стран и международными рекомендациями, а новой идеальной идеологией.

На международной конференции «Mafia che fare?» («Мафия, что делать?»), проходившей в Палермо (Сицилия) 10 — 12 декабря 1992 г., итальянские законодатели передали нашим участникам полную подшивку законов, декретов и ордонансов президента, направленных на борьбу с мафией³¹⁰, которые были переведены на русский язык еще Верховным Советом РСФСР, но остались невостребованными.

Мировое сообщество, однако, более практично. В справочном документе ООН к Всемирной конференции по организованной преступности говорится: «Правоохранительные органы, прокуроры и судьи полагают, что с признанием участия в деятельности какой-либо преступной организации конкретным преступлением они получили мощное средство для борьбы с преступными организациями. Многочисленные обвинительные акты, вынесенные в США на основе Закона RICO, и положительные результаты применения ст. 416 bis УК Италии позволяют предположить, что распространение этих категорий на другое внутригосударственное законодательство может принести определенные преимущества»³¹¹.

В выводах упомянутой конференции (п. 96) указывается: «В области материального права усилия по борьбе с организованной транснациональной преступностью можно было бы существенно подкрепить реформами законодательства при уделении особого внимания следующим вопросам: а) введение уголовных наказаний за участие в преступной организации; Ь) введение уголовных наказаний за сговор или аналогичные формы несостоявшихся преступлений; с) введение запрета на отмывание доходов от преступной деятельности; d) принятие санкций и других мер конфискации товаров и мер, препятствующих сокрытию незаконных доходов, с целью подрыва экономического могущества преступных организаций»³¹².

Важной вехой в организации борьбы с организованной преступностью в отдельных странах и в мире в целом было принятие в 2000 г. Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности с двумя протоколами, в том числе о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми, и наказании за нее, и против незаконного ввоза мигрантов по суше, морю и воздуху. Эту Конвенцию 19 декабря 2000 г. на международной конференции ООН о транснациональной организованной преступности в Палермо (Италия) от имени России подписал бывший секретарь Совета Безопасности РФ С. Иванов. В УК РФ были и раньше решены некоторые вопросы, предписанные конвенцией. Но она является комплексным международным актом, имеющим отношение ко многим отраслям права. И в этом плане у нас много нерешенных законодательных проблем. Перечислим наиболее важные из них: криминализация участия в организованной преступной группе; криминализация отмывания доходов от преступлений и меры по борьбе с отмыванием денежных средств; криминализация коррупции и меры против коррупции; конфискация и арест; международное сотрудничество в целях конфискации; выдача, взаимная правовая помощь; совместные расследования; специальные методы расследования; криминализация воспрепятствования осуществлению правосудия; сотрудничество между правоохранительными органами; сбор и анализ информации о характере организованной преступности; предупреждение транснациональной преступности; помощь жертвам торговли людьми и их защита; статус жертв торговли людьми в принимающих государствах; регистрация жертв торговли людьми; предупреждение торговли людьми; меры пограничного контроля; уголовное преследование мигрантов; криминализация этой преступной деятельности; меры противодействия незаконному ввозу мигрантов и т.д. Один только неполный перечень вопросов, которые нашли отражение в Конвенции и ее протоколах, показывает их особую актуальность для нашей страны. Но эта важная Конвенция и протоколы к ней пока Россией не ратифицированы и не нашли отражения в законодательстве. Конвенция являет собой образец комплексного нормативного акта, большинство составляющих которого крайне нужно для более эффективной борьбы с различными формами организованной преступности, коррупцией, отмыванием грязных денег и другими опасными видами преступлений в России.

В связи с ростом организованной преступности за последнюю четверть минувшего века в мире складывается устойчивая тенденция к формированию нового адекватного уголовного законодательства, отвечающего на вызовы времени, согласно которому само участие (создание, управление, руководство) в организованном преступном сообществе стало считаться преступлением³¹³.

Обо всем этом на основе отечественных исследований и мировых сопоставлений российские криминологи начали говорить практически около 15 лет назад. Но, видимо, прав был Гегель, когда сделал свой грустный вывод: история учит, что народы и правительства ничему не научаются из истории³¹⁴. России, ошибочно принявшей обретение свободы за саморегулирующийся процесс, нужно, видимо, было пройти через собственную большую кровь и собственный общенациональный страх, чтобы начать осознавать мощь организованной преступности так, как ее давно познали другие страны.