§ 2. Криминологическая характеристика некоторых корыстных преступлений

Мир и отдельные страны располагают неполными данными об общем уровне корыстных преступлений и правонарушений, хотя есть основания полагать, что среднестатистически в течение года их число может превышать даже саму численность населения. Материальная выгода, полученная в различных формах (от мелкого противоправного меркантилизма до крупнейших корыстных посягательств), является одним из повседневных мотивов значительной части населения. Об этом, однако, можно лишь догадываться. Социология и криминология владеют лишь отрывочными и недостаточно репрезентативными данными. Опросы граждан и должностных лиц о противоправном корыстолюбии не проводятся. Неэтично и малонадежно. А официальная статистика корыстных преступлений направленно выборочна. Закон защищает имущественные права всех, но главным образом от прямолинейных и примитивных посягательств, которыми отягощен простой люд: краж, грабежей, разбоев и т.д. Эта выборка является ориентированной на наиболее тяжкие и широко распространенные преступления, непосредственно затрагивающие личные интересы граждан.

Должностные корыстные злоупотребления и хищения, опосредованно затрагивающие интересы общества, совершаемые элитой, близкими к ней кругами и другими должностными лицами, всегда были сенсационными для средств массовой информации и не более того. Единичные случаи, а иногда и специально организуемые разоблачения призваны демонстрировать народу приверженность власти к декларируемому правопорядку. Большая же часть подобных деяний в авторитарных, переходных, развивающихся и даже демократических странах не становится предметом уголовного судопроизводства. При самых явных формах противоправного корыстолюбия господствуют компромисс, негласный договор и даже сговор. Действует известное правило: если ты украл булку — пойдешь в тюрьму, а если железную дорогу — будешь сенатором. Но железную дорогу не может украсть маргинал, примитивный вор или грабитель. Это под силу высокопоставленным и образованным субъектам. «Так уж устроен мир, — писал Вольтер, — Ше crusem sceleris pretium tulit, hie diadema» («тому возмездием был за преступление крест, а этому — диадема»)¹⁷⁸.

Есть и другие основания ориентированной криминализации, учета и расследования корыстной преступности. Последняя слишком велика для любого общества, чтобы не отсекать более или менее терпимые или «выгодные» некоторым кругам формы криминального обогащения.

Вряд ли, например, целесообразно привлекать к уголовной ответственности за мелкие корыстные нарушения. Слишком много будет виновных. А расходы на отслеживание этих деликтов будут во много раз большими, чем ущерб от них. Примером может служить криминализация мелких поборов (ст. 156² УК РСФСР). У общества есть другие формы контроля над мелким противоправным корыстолюбием. «Нецелесообразной» может оказаться и борьба с особо крупными корыстными захватами.

В порядке иллюстрации вернемся к утечке капиталов из России, оцениваемой более чем в 100 млрд долл. и даже 300 млрд долл. Если даже не вникать в криминальные способы их получения, а исходить только из бесспорной неуплаты налогов, то по одному этому признаку они являются противоправными. Ущерб для страны огромен и сопоставим лишь с многолетним внешним долгом России (СССР), уровень которого (120 млрд долл.) близок к платежеспособности страны. Вернуть капитал правовым или уголовно-правовым путем не удается. И возможностей мало, и правовая база слаба, и политической воли нет, так как «бегство» капитала организовывалось не только и не столько кровавыми преступниками, сколько правящей, политической и хозяйственной элитой. Новой экспроприации никто из серьезных политиков не хочет. Она неконструктивна, чревата дестабилизацией, а то и гражданской войной. Последним обстоятельством особенно пугают те, кто осознает неправомерность своего обогащения и, естественно, смертельно боится пересмотра неправедной приватизации государственной собственности.

Реально же никакая гражданская война между кучкой коррумпированных чиновников, теневиков-взяткодателей и их обслуги, с одной стороны, и обворованным народом и властями (если они, конечно, с народом), — с другой, объективно невозможна. Хотя нельзя не согласиться со знающим положение дел в экономике страны А. Лившицем, который в 1993 г. полагал, что резкие движения в борьбе с коррупцией могут привести к потере равновесия в экономике¹⁷⁹. Но с тех пор прошло более 10 лет, а запугивание продолжается. Тем не менее автор этих строк не может разделить и идеи тотального пересмотра итогов приватизации, но полагает, что выявленные факты криминальной приватизации в каждом конкретном случае и в рамках срока давности должны получить адекватную правовую оценку правоохранительных органов и суда. Это правомерно и крайне необходимо для будущего утверждения диктатуры закона в стране. Конечно, во многих случаях криминальные нити потянутся очень высоко. Ну и что? Каждый должен получить по заслугам. И народ имеет право правду. В противном случае ни о каком правовом государстве и о важнейшем принципе «частная собственность неприкосновенна» в течение жизни нынешних поколений говорить не придется. Можно, конечно, подождать еще 25—30 лет. Но тогда мы навсегда отстанем не только в экономике, но и в праве, особенно в его реальном применении. Поскольку проблемы наши связаны не столько с самим правом (его мы вынуждены как-то совершенствовать, чтобы выглядеть цивилизованно), сколько с реализацией его положений.

Правомерно обсуждается и другой вопрос о фактической экономической амнистии: государство не будет спрашивать, откуда деньги (к слову сказать, оно и без амнистии многих не спрашивает), лишь бы они были вложены в отечественную экономику. Этот метод с положительным эффектом применялся в Аргентине, Бразилии, Индии, Казахстане и некоторых других странах.

Исходя из имеющихся реалий, мы вынуждены анализировать криминологическую характеристику корыстной преступности на основе ее отдельных тяжких, широко распространенных и примитивных видов — разбоев, грабежей, краж, мошенничества, взяточничества и некоторых других.

Грабеж и разбой. Оба эти вида представляют собой открытые насильственные формы завладения чужим имуществом. Если исходить из российской правовой действительности, они главным образом различаются по степени реального и угрожаемого насилия: не опасного (грабеж) и опасного (разбой) для жизни и здоровья потерпевшего. Подобная дифференциация корыстно-насильственных деяний свойственна далеко не всем странам. В статистике ООН, Интерпола, а также США, Великобритании, Германии, Франции, Японии и многих других государств принято единое понимание насильственного завладения имуществом — Robbery (англ.), Raub (нем.), Les volsviolents (фр.), которые можно перевести как грабеж, разбой или насильственная кража. Больше всего в ходу грабеж. Он может различаться по тяжести: простой, отягченный, вооруженный и т.д.

По данным Первого обзора ООН (1970—1975 гг.), в мире регистрировалось 46,1 грабежа на 100 тыс. населения, в развивающихся странах — 58,8, а в развитых — 33,3 грабежа. Причем в первых он возрос за эти годы на 42%, во вторых — на 322, а в целом — на 179%. По регионам различия коэффициента грабежей еще больше: в Азиатском — 100,2 деяния на 100 тыс. населения, Латиноамериканском — 89,4, Карибском — 82,8, Западноевропейском и Североамериканском — 26,9, Североафриканском и Ближневосточном — 13, Восточноевропейском — 7,3. Разница 14-кратная. СССР и Россия не представляли в ООН каких-либо сведений, хотя уровень подобных деяний в эти годы составлял 17,2 на 100 тыс. населения.

По данным Второго обзора (1976—1980 гг.), число грабежей возросло в 30 раз и сократилось в 18 странах. В некоторых странах они увеличились так резко, что это отразилось на общемировом показателе. С 1970 до 1980 г. они возросли в 3 раза. Число ограблений в развитых странах возросло до 68 на 100 тыс. населения, а в развивающихся — до 80. Особенно интенсивный рост отмечался в Латиноамериканском регионе (до 200). Средний показатель по СССР в это время составлял 21,7.

Согласно данным Третьего обзора (1980—1985 гг.), рост грабежей продолжался. Их доля в структуре учтенной преступности увеличилась с 5 до 6 % , а коэффициент превысил 120. В обзоре нет данных по регионам, так как многие государства, признавая важность сравнительного анализа, возражали против каких-либо «цифровых классификаций». В СССР в эти годы среднее число грабежей и разбоев возросло в расчете на 100 тыс. населения до 34,6.

Четвертый обзор (1986—1990 гг.) подтвердил прежние тенденции грабежей. В мире в целом по ответам 100 стран грабежи в эти годы возросли на 63%. В 1990 г. их уровень по североамериканским, европейским и азиатским странам различался в 1500 раз¹⁸⁰. В 1994 г. этот разрыв не уменьшился, но уровень грабежей в большинстве стран заметно увеличился.

В 2000 г. тенденция к росту грабежей в большинстве стран мира стала еще более очевидной. 4(Табл. 1.)

Таблица 1