Глава 12. Гегель

==55

члененность функций государственной власти... она есть существующая справедливость... Свобода и равенство суть...

последняя цель и результат конституции>. Это, конечно, только начало. Однако перед тем, как перейти к диалектическому <преобразованию> требования конституции в требование абсолютной монархии, мы должны рассмотреть, как Гегель преобразует <цели и результаты> - свободу и равенство - в их противоположность.

Сначала рассмотрим, каким образом Гегель превращает (выворачивает) равенство в неравенство. <То, что граждане перед законом равны, - признает Гегель39, - содержит в себе высокую истину, которая, однако, будучи выражена таким образом, есть тавтология; ибо этим высказано только то, что вообще в государстве имеет силу законный порядок, господствуют законы. Но в отношении к конкретному граждане... равны перед законом только в том, в чем они и вообще равны вне его. Только существующее каким бы там ни было образом, случайное равенство имущества, возраста... может и должно сделать конкретно возможным обращаться со всеми гражданами одинаково перед лицом закона... Сами законы... предполагают состояние неравенства... Следует сказать, что как раз высокое развитие и культура новейших государств порождают в действительности величайшее конкретное неравенство индивидуумов...> В этом описании гегелевского превращения (выворачивания) <великой истины> эгалитаризма в ее противоположность я коренным образом сократил его аргументацию и должен предупредить читателя, что буду делать то же самое на протяжении всей этой главы. Дело в том, что только таким образом вообще возможно представить в доступной для чтения форме <цветы красноречия> Гегеля и его полет мысли (который, без сомнения, имеет патологическую природу40).

Теперь мы можем рассмотреть проблему свободы. <Что касается свободы, - пишет Гегель, - в былое время определенные законом права - как частные, так и публичные права нации, города и т.д.- назывались их свободами. И действительно, каждый истинный закон есть [некая ] свобода, ибо он заключает в себе разумное определение... и тем самым содержание свободы>. Этот аргумент, который имеет целью показать, что <свобода> - это то же самое, что и <свободы>, а, следовательно, то же самое, что и <закон>, из чего следует, что чем больше законов, тем больше свободы. Все это - не что иное, как неуклюжая формулировка (неуклюжая, потому что она основана на некоторого рода каламбуре) парадокса свободы, впервые открытого Платоном и кратко обсуждавше-

==56

ФИЛОСОФИЯ ОРАКУЛОВ

гося ранее41. Этот парадокс может быть сформулирован следующим образом: неограниченная свобода ведет к своей противоположности, поскольку без защиты и ограничения со стороны закона свобода необходимо приводит к тирании сильных над слабыми. Этот парадокс, в смутной форме восстановленный Руссо, был разрешен Кантом, который потребовал, чтобы свобода каждого человека была ограничена, но не далее тех пределов, которые необходимы для обеспечения равной степени свободы для всех. Гегель, конечно, знал решение Канта, но оно ему не нравилось. Поэтому он представляет кантовский тезис, не упоминая автора, в следующей пренебрежительной манере: <Между тем нет ничего более распространенного, чем представления, что каждый должен ограничивать свою свободу в отношении свободы других, что государство есть состояние этого взаимного ограничения и законы суть сами эти ограничения. В таких представлениях, - продолжает он критику кантовской теории, - свобода понимается только как случайная прихоть и произвол>. При помощи этого загадочного замечания отбрасывается кантовская эгалитарная теория справедливости.

Вместе с тем Гегель чувствует, что невинная шутка, при помощи которой он приравнивает свободу и закон, не вполне достаточна для его целей, и - поколебавшись немного - он возвращается к своей первоначальной проблеме, т. е. к проблеме конституции. <Что же касается политической свободы, - говорит он, - в смысле формального участия... и занятости общественными делами государства также и тех индивидуумов, которые, вообще говоря, своим главным назначением считают частные цели и дела в гражданском обществе...> (другими словами - для обычных граждан) <стало обычным называть конституцией только ту сторону государства, которая имеет в виду такое участие,... а то государство, в котором такое участие в формальном смысле не имеет места, принято рассматривать как государство, не имеющее конституции>. Действительно, такой подход стал обычным. Однако Гегелю необходимо как-то избавиться от него. И он делает это при помощи простого словесного трюка - при помощи дефиниции: <По поводу этого значения нужно прежде всего сказать лишь то, что под конституцией следует понимать определение прав, т. е. свобод вообще...>42.

Однако снова Гегель сам чувствует ужасающую скудность своего аргумента и в отчаянии бросается в коллективистский мистицизм (производства Руссо) и историцизм43: <Вопрос о том, кому... присуща сила создавать конституцию, совпадает с вопросом, кто должен создавать дух народа. Если