§85. Общая характеристика

1. Обзор истории Реформации XVIв. не может не произвести на католика самого удручающего впечатления. В сущности, в то время католики терпели одно поражение за другим. Многие полагают, что виной тому была потрясающая воображение слабость католичества. Означает ли это, что сила католицизма была исчерпана?

2. Исторические труды, написанные протестантами, сделали расхожей концепцию, согласно которой XVI в. и первая половина XVIIв. рассматриваются как Реформация и Контрреформация. Но помимо Контрреформации (§87 сл.) имеется и другая альтернатива Реформации, и она даже важнее для Церкви и ее истории. Речь идет о католической реформе⁹⁴.

Чудовищная реальность упомянутого католического бессилия и победное шествие Реформации не должны заставить нас забыть о католической реформе, необходимо рассматривать оба эти фактора одновременно. И, кроме того, следует обратить внимание на пробуждение новой католической жизни. На фоне всемирноисторических событий ростки новой жизни (несмотря на отдельные значительные успехи орденов, знаменитых проповедников и мирян) кажутся едва заметными. Но новое возникло, начало было положено, и результат во второй половине XVIвека и в XVIIвеке оказался весьма впечатляющим.

I. Католическая реформа в xvIвеке

1. Католичес кая реформа XVIв., о которой мы будем говорить ниже и которая должна была привести к успеху, имеет самостоятельные внутрицерковные корни, является позитивным достижением католицизма; она не была вызвана протестантскими нападками. Доказатель ством может служить тот факт, что первые шаги в направлении католической реформы были сделаны хронологически еще до Реформации, не говоря уже об упомянутых выше позднесредневековых попытках обновления, предпринятых приходским духовенством и клиром орденов; не говоря уже о феноменах простонародного благочестия, которые, несмотря на все свои недостатки, были все же подобны добрым семенам, посеянным в укромных местах и принесшим богатый урожай. Другие факторы, которым обязана своим внутренним возрождением католическая Церковь, возникают независимо от нее (Игнатий и его орден; Тереза Иисусова, §§88, 92). Итоги этого развития не были исключительно негативно-защитного характера. Во многом они были позитивно-конструктивными: речь идет о возрождении католического благочестия.

2. Наряду с этим, как нам хорошо известно, уже в XVIв. шла глубинная работа над реформой внутри Церкви, атакованной протестан тизмом. Доказательством служит весь комплекс «причин Реформации», которые сделали реформаторский протест поистине неизбежным. Сейчас трудно понять внутрицерковное сопротивление жизненнонеобходимой реформе, особенно со стороны курии (Собор: §89); но именно это доказательство особенно весомо. Протестантские нападки пробудили католицизм от безволия; можно сказать, вынудили его проводить и ускорять реформу, постоянно сохранять бдительность, искать и находить правильные ориентиры. Возникла угроза гибели, и католические жизненные силы реагировали на нее. На Тридентском соборе это противодействие было особенно наглядным.

3. Это стремление, эта тяга к жизни есть, в сущности, не что иное, как неотторжимо присущая Церкви сила внутренней святости. Именно она явилась материнским лоном всего обновления, в конечном счете— предпосылкой и залогом успеха. Как во всех поворотных пунктах церковной истории, она и теперь проявилась в новом, более сильном подчеркивании аскезы; ответом на обмирщение были новые требования и новые проявления высокого служения. Слово «аскеза» следует понимать здесь в самом широком и самом глубоком смысле. Католичес кая theologia crucis [богословие креста] была реализована строго буквально, без всякого спиритуалистического выхолащивания. Разумеется, речь идет о theologia crucis, которая помнит о триумфально Воскресшем. Следует также добавить, что и после того, как удалось расширить сферу реформы, таинство — надежно сохраненное учением — лишь в недостаточной мере смогло занять свое место в спиритуализ ме⁹⁵; тем самым морализм получил некоторые шансы. Нельзя также забывать, что из-за религиозно-нравственного одичания, которое в XVIв. постоянно распространялось, прежде всего в Германии, задача могла быть поставлена лишь в таком элементарном виде; часто (и даже довольно длительное время) приходилось мириться с удовлетво рением всего лишь рудиментарных требований. Другим насущным требованием на фоне безбрежного беспорядка стала самая элементар ная катехизация и исполнение обрядов.

Но коренной перелом в творческих кругах обнаружит совсем другой облик католичества и вскоре положит основание для свершения высочайших подвигов веры; мы это увидим.

Однако вначале, в эпоху Ренессанса и перед лицом часто нерелигиозной критики со стороны ослабевших в вере гуманистов, программа заключалась не в том, чтобы критиковать других, но в том, чтобы улучшить самих себя; изменять не учреждения Церкви, но их представителей. Главным злом было обмирщение клира; поэтому девизом обновления была реформа духовенства.

Снова и снова приходится в нашем анализе напоминать о действительности «communio sanctorum» [общения святых]: великая литература и приведенные ею в движение мистико-аскетические круги; конгрегации, которые объединяли людей, искавших «божественной любви», «евангельских советов» и «радостей молитвенной жизни» (Джустиниани) были в чем-то похожи на сверхъестественный живительный поток, который изливается после засухи на бесплодную землю, заставляя пустыню плодоносить.

4. При всей осторожности и при всех дальнейших уточнениях можно все же сказать, что работа над внутрицерковной реформой велась в неожиданно крупных масштабах, хотя и по-разному в различных странах. Само это различие служило убедительным доказательством того, насколько важную роль играет церковная организация в религиозной жизни. Различное развитие в Германии, с одной стороны, в Италии и Испании, с другой стороны,— яркие тому примеры. По ту сторону Альп всеобщее обмирщение зашло намного дальше, чем в Германии; курия и сенат кардиналов были подвержены ему в уже известной нам скандальной мере. И все-таки оказалось, что религиозное католическое обновление в Германии протекало намного медленнее, чем на юге, и во многом его пришлось осуществлять иностранными силами.

Частично это можно объяснить следующими обстоятельствами: (1) Несмотря на обмирщение, итальянцы, в основном, не посягали на неприкосновенность Церкви и ее учреждений, на божественно установленный авторитет, на объективные средства благодати. В Германии, напротив, распространилась лично-субъективная позиция по отношению к благочестию. Само собой разумеется, что этот эпитет следует понимать не только как уничижительный, хотя он и имеет в виду поведение, определяемое ослаблением связи с авторитетом, преимущественно внелитургической религиозностью и излишним доверием к заслугам. Но ведь и на юге такое поведение нашло множество подражателей. С другой стороны, благочестие немцев отличалось той значительно большей серьезностью, о которой говорит Клеменс Мария Хофбауэр. Однако решающим обстоятельством оказалось все-таки преобладание личного элемента— постольку, поскольку в Германии намного более сильным, чем на юге, было пренебрежение к церковному авторитету, олицетворяемому Римом. Ведь представителями церковной иерархии в самой Германии были в основном князья, а они слишком несовершенно и отнюдь не привлекательно являли собой церковный авторитет. (2) Вторая причина заключалась в том, что антикатолическая Реформация привлекла на свою сторону большую часть национальных сил, в то время как католицизм растрачивал себя на малопродуктивную защиту— в его распоряжении было очень немного положительных и уж совсем мало творческих сил. Вот почему в католически-религиоз ном смысле Германия была истощена значительно больше, чем Испания, Италия и даже Франция. (3) Начиная, примерно, с середины века непосредственной причиной церковно-религиозного бессилия в Германии оказывается поистине невообразимая нехватка священнослужителей в результате хаоса, вызванного Реформацией. И морально-религиозный уровень этого обескровленного сословия (не говоря уже об уровне богословском) был поистине ужасающе низок. Работа над внутрицерковной реформой, которую вели на юге образованные немецкие священники (германики) и их иностранные собратья, потребовала героических усилий и преданности делу; им пришлось вести изматывающую ежедневную борьбу за каждую малость в удручающей обстановке бесперспективности, растянувшей ся на долгие годы.

5. Такой расстановке сил соответствовало и церковное самосознание на севере и юге Европы— фактор, который, по нашему мнению, является определяющим в развитии католической Церкви. Положение католиков в Германии после атаки Лютера сильно напоминало положение разгромленной армии. Правда, в какой-то степени католики начали оправляться от поражения и подчас проявляли достойную восхищения верность Церкви. Но все-таки работа слишком долго была направлена только на оборонительные цели, к тому же велась беспорядочно, в ней было больше рвения, чем точной направленности и ясности. Не хватало великого чувства уверенности и осознания своей мощи, ведь его дает только наличие резервов. Кроме того, курия подчас сильно разочаровывала даже самых своих верных защитников на севере. Епископ Фрайзингский Марий, посвятивший всю жизнь борьбе против Реформации, был настолько разочарован, что в 1538г. заявил о том, что потерял веру в спасение. Капитул Базельского собора ясно высказался в том смысле, что считает победу Реформации окончательной. Кохлей и Экк, которые отдали жизнь преданному служению Церкви, на закате дней выражали глубокое разочарование в результатах своих усилий (§90).

Насколько же иначе обстояло дело на юге! По крайней мере, в церковных руководящих кругах, близких к папе и курии. Конечно, там до тридцатых годов и даже, что касается Павла III и Юлия III, вплоть до сороковых и пятидесятых, ужасающе слабо отдавали себе отчет в той опасности, которую Реформация несла Церкви; слишком медленно осознали там всю серьезность религиозной борьбы, веры и молитвы противной стороны. Для Льва X конфликт представлялся поначалу попросту сварой монахов; в своем театре он привык смеяться над такими фарсами. Потом дело веры было практически принесено в жертву партийно-политическим соображениям (Фридрих Мудрый— кандидат в императоры от курии, см. §81). В конце концов, торжественно осудив Лютера, в Риме вообразили, что избавились от опасности. Понтификат Климента VII, в свою очередь, имел сугубо политичес кий смысл: религиозно-церковную угрозу с севера он считает настолько ничтожной, что заключает союз с Францией и Миланом против императора, вынуждая его тем самым отложить в долгий ящик борьбу с опасным нововведением. Не иначе ведет себя и католический король Франции, который руководствуется чисто политическими и эгоистическими интересами, разве что менее последовательно. Спустя долгое время после того, как курия пересмотрела и изменила такую позицию, Павла III обуял прежний дух, когда он в середине января 1547г. внезапно отозвал свои войска (хотя и присланные всего на полгода) со Шмалькальденской кампании и переметнулся к французам; пользу из этого извлекло только лютеранство. В те времена политические колебания папы были спасительными для церковного нововведения.

6. Но, с другой стороны, эта ужасная картина не должна заставить нас позабыть об истинном величии другой стороны ситуации. В той само собой разумеющейся уверенности, с которой глава Церкви и ее дальновидные богословские защитники в те времена ужасного крушения сохраняли верность всему существенному, что донесла традиция, эта их безусловная, само собой разумеющаяся слепая вера в непогрешимость Церкви поражает воображение. Даже в самых честных кругах Италии, глубочайшим образом уязвленных церковными нестроениями и действительно знакомых с протестантизмом, как, например, кардинал Контарини, словно бы отсутствует ощущение того, что совсем близкая угроза может осуществиться. Впрочем многими настойчиво и даже резко высказывалась мысль о плачевном положении Церкви, чей глава (Лев X) предается игре, развлекается музыкой, охотой и хохочет над выходками шутов вместо того, чтобы печься о нуждах своей паствы (Тицио Сиенский). Некоторые проповеди первого периода Тридентского собора переполнены такого рода жалобами.

Тем не менее большинство разделяло убеждение, что Церковь стоит неколебимо⁹⁶. Можно утверждать, что именно эта непреклонная твердость и уверенность в своей неуязвимости спасла жизнь католической Церкви в Италии. Уже следующее столетие с непреложностью доказало это. Когда различные протестантские вожди, включая Кальвина и сторонников его конфессии, прилагали огромные усилия, чтобы поправить свое пошатнувшееся из-за внутренних ересей положение, Церковь, которую провозгласили мертвой, обрела новую силу. Она не только пережила гибель целой эпохи; посреди этого конца света и в течение всего того гибельного времени она произвела нечто великолепное; начав с малого, она сотворила два столетия святых. Вряд ли когда-нибудь внутренняя неотторжимая сила Церкви подтверждалась с такой убедительностью, как в этом факте. Непреклонная вера во все существенное, что сохраняет традиция, нашла себе и здесь блестящее оправдание.

7. Все это остается правдой даже тогда, когда мы настойчиво напоминаем себе, что грандиозная внутрицерковная реформа далеко не устранила нестроения в Церкви, как не устранила она их причин в среде высшего клира; ей также не удалось сделать доступной католикам проповедь о Распятом и о вере в Него по Его святому слову. Слишком уж буквально воспринимали тогда церковную революцию только как ошибку. Слишком мало прислушивались тогда к поставленным ею искренним вопросам; а те, кто слышал эти вопросы, как, например, Контарини или Серипандо или десяток других, кто с новым пониманием прочитывали Послание св. Павла к Римлянам,— оставались в меньшинстве.

Что касается сторонников нового, то они, напротив, упорствовали в своем ослеплении (не в последнюю очередь это было вызвано отсутствием католического понимания) и не видели, что в старой Церкви с очевидностью сохранены те основные принципы, которые они же сами и отстаивали, и что определенные богословские тезисы ждут только некоторого очищенного толкования, чтобы стало ясным, что и под этой оболочкой спрятано зерно подлинной евангельской истины.