Декарт — елизавете 2э

[Эгмонд, май или июнь 1645 г.]

Милостивая государыня, я не мог читать письмо, которое Вы удостоили мне написать, без крайнего чувства неудовольствия по поводу того, что столь редкая и совершенная добродетель, как Ваша, не сопровождается ни здоровьем, ни благополучием, коих она заслуживает. Я легко представляю себе множество неприятностей, которые неотступно преследуют Вас и которые трудно устранить в силу их природы, коя зачастую такова, что здравый смысл не повелевает сразу же восставать против них и пытаться их пресечь. Это домашние враги, вынужденное общение с которыми заставляет постоянно быть начеку, дабы они Вам не повредили; единственное средство, которое мне видится против этого зла,— насколько можно отвлекать от них свое воображение и чувства и воспринимать их одним лишь рассудком, как нам диктует благоразумие.

Здесь, как мне кажется, легко можно заметить различие, существующее между рассудком (entendement) и воображением. Оно таково, что, как я убежден, человек, который в противном случае имел бы все основания для удовлетворенности, но на самом деле постоянно видит перед собой трагедии, все акты которых зловещи, и занят лишь тем, что наблюдает печальные и горестные предметы, кои, как он знает, мнимы и неправдоподобны, поскольку единственным их результатом являются слезы, исторгнутые из его глаз, и его возбужденное воображение (причем рассудок его остается холоден).— я убежден, го-

==504

ворю я, что одного этого достаточно для того, чтобы он укрепил свое сердце и прекратил стенания; а уж тогда, при замедленной и успокоенной циркуляции крови, наиболее грубые ее части, соединившись между собой, легко смогут осесть в селезенке, застряв и задержавшись в ее порах, самые же тонкие частицы, сохраняя свою возбудимость, вызовут изменения в легких и причинят кашель, который долгое время будет внушать серьезные опасения. И наоборот, человек, который имел бы несчетное число подлинных поводов для огорчений, но который научился бы отвлекать от них свое воображение, так чтобы совсем об этом не думать — за исключением тех случаев, когда его к этому вынуждают дела,— и весь остаток своего времени употребил бы на размышление об объектах, могущих доставить ему удовлетворение и радость, помимо того что он получил бы от этого великую пользу (благодаря тому, что он станет более здраво судить о важных для него вещах, ибо будет рассматривать их беспристрастно),— я уверен, уже одно это способно будет его исцелить, пусть даже его селезенка и легкие уже привыкли к весь^ ма опасной реакции на дурное состояние крови, вызывающее печаль. Особенно хорошо, если вы будете пользоваться при этом и лекарственными средствами для растворения той части крови, которая вызывает закупорку,— для чего, по-моему, весьма полезны воды Спа,— особенно если Ваше высочество будете также соблюдать обычную рекомендацию врачей, советующих в таких случаях полностью освобождать свой ум от всякого рода печальных мыслей, а также от любых серьезных размышлений на научные темы и стараться подражать тем, кто, наблюдая зелень леса, краски цветка, полет птицы и другие подобные вещи, не требующие сосредоточенного внимания, внушают себе, что у них нет никаких мыслей. Это вовсе не означает потери времени, наоборот, таким образом оно хорошо используется: ведь при этом можно испытывать удовлетворение от надежды вернуть себе таким путем совершенное здоровье, являющееся основой всех прочих благ, коими мы пользуемся в этой жизни.

Я отлично знаю, что не пишу здесь ничего, что Ваше высочество не знали бы лучше меня, и знаю также, что теория в данном случае неизмеримо легче практики; однако великая милость, оказанная мне Вашим высочеством, давшим мне понять, что мои мнения ему не неприятны, заставляет меня позволить себе письменно их выражать такими, каковы они есть, а также добавить здесь, что я на

==505

собственном опыте испытал, как лекарство, о котором я пишу, исцелило почти такое же и даже более опасное заболевание. Ведь, будучи сыном матери, скончавшейся вскоре после моего рождения от воспаления легких, вызванного рядом неприятностей, я унаследовал от нее сухой кашель и бледный цвет лица, сохранявшийся у меня таким до двадцати с лишним лет. Все врачи, смотревшие меня до этого возраста, приговаривали меня к ранней кончине. Но как я убежден, именно моя склонность полагать, что обстоятельства, выпадающие на мою долю, способны сделать для меня вещи наиболее приемлемыми, а также привычка самому доставлять себе духовную удовлетворенность привели к тому, что мое врожденное недомогание постепенно отступило. [...]