Шестые возражения

По внимательном прочтении твоих «Размышлений» и ответов на представленные тебе до .нас Возражения -мы считаем правильным предложить на твое рассмотрение некоторые все еще остающиеся сомнения.

Первое —вывод, что мы существуем, основанный на том, что мы мыслим, представляется нам вовсе не столь достоверным. Ведь для того, чтобы быть уверенным в том, что ты мыслишь, ты должен знать, что это такое — мысслить, или что такое мышление, и что есть твое бытие; если же ты пока не знаешь ни того, ни другого, как можешь ты знать, что ты мыслишь и существуешь? Итак, поскольку, говоряЯ мыслю,ты не понимаешь, что говоришь, а добавляяследовательно, я существую,ты также не понимаешь своих слов и даже не знаешь, говоришь ли ты или мыслишь что-либо, ибо для этого представляется необходимым, чтобы ты знал, что знаешь, что говоришь, и опять-таки чтобы ты понял, что ты знаешь, что знаешь, что говоришь,— и так до бесконечности,— ясно, что ты не можешь знать, существуешь ли ты или даже мыслишь.

Что до второгосомнения, то, когда ты говоришь, будтомыслишь и существуешь,кто-нибудь может возразить, что ты заблуждаешься, что на самом деле ты не мыслишь, но лишь двигаешься и потому представляешь собой не что иное, как телесное движение,— поскольку никто до сих пор не мог взять в толк твое доказательство, с помощью которого, как ты считаешь, ты показал, будто не может существовать никакого телесного движения, которое бы ты мог назвать мышлением. Уж не думаешь ли ты, что настолько успешно расчленил с помощью своего анализа все движения твоей тонкой материи, что можешь питать уверенность и внушить также нам — людям очень внимательным и, как мы полагаем, достаточно проницательным,— будто существует противоречие в предположении, что наши мысли как бы разлиты в этих телесных движениях?

Третьесомнение очень близко ко второму: хотя некоторые отцы церкви полагали вместе с Платоном, что ангелы телесны, почему и Латеранский собор³³разрешил их изображать, и то же самое они думали о разумной душе, в силу чего некоторые из них считали, что при зачатии она как бы

==303

отпочковывается, они тем не менее утверждали, что как ангелы, так и душа мыслят; по-видимому, они полагали, что это может происходить благодаря телесным движениям или что сами ангелы представляют собой телесные движения, от которых почти не отличается мышление. То же самое подтверждает мышление обезьян, собак и других животных: в самом деле, собаки лают во сне, как если бы они преследовали зайцев или воров, а бодрствуя, они хорошо знают, что бегут, и даже во сне знают, что они лают, хотя мы вместе с тобой признаём, что у них нет ничего отличного от их тела. И если ты станешь отрицать у собаки знание того, что она бежит или мыслит, то, не говоря уже о том, что это твое утверждение бездоказательно, сама собака, возможно, составит о нас подобное же суждение, а именно будто мы не знаем, бежим ли мы или думаем, когда все это проделываем: ведь ты не видишь ее внутреннего образа действий, точно так же как она не прозревает его у тебя; при этом многие великие люди признают за зверьми разум или признавали это когда-то. Мы настолько не верим в то, что все действия животных могут быть удовлетворительно объяснены механическими причинами, без участия чувства, души и жизни, что готовы на любых условиях побиться об заклад, что это немыслимо (αδύνατον) и смехотворно. Наконец, найдется много таких людей, которые станут утверждать, будто и сам человек лишен чувства и интеллекта и способен все совершать с помощью механических приспособлений, без какой бы то ни было мысли, коль скоро обезьяна, собака и слон способны таким образом выполнять все свои функции: если слабый разум зверей и отличается от разума человека, эти люди проведут здесь лишь количественное различие, что не меняет сути вопроса.

Четвертое сомнение касается науки атеиста, которую он считает достовернейшей и даже, согласно твоему правилу. очевиднейшей, когда утверждает: Если от равных частей отнять равные, остатки будут также равны между собой; три угла прямолинейного треугольника равны двум прямым, а также тысячи подобных вещей: ведь он не может мыслить эти вещи без веры в их величайшую достоверность. При этом он настаивает, что вещи эти настолько истинны, что если бы даже не существовало Бога или, как он считает, если бы его существование было немыслимо, он все равно был бы так же уверен в этих истинах, как если бы Бог существовал. Атеист отрицает возможность привести ему какое бы то ни было основание для сомнения,

==304

которое хоть сколько-нибудь его в этом поколебало бы или вызвало бы у него такое сомнение. Да и что ты можешь ему возразить? Что Бог, если бы он существовал, мог бы его обмануть? Но он отвергнет возможность такого обмана даже со стороны Бога, который проявит все свое всемогущество.

Отсюда возникает и пятоесомнение, коренящееся в том самом обмане со стороны Бога, который ты решительно отвергаешь. Ведь весьма многие теологи полагают, что осужденные грешники, будь то ангелы или люди, постоянно бывают обмануты идеей пожирающего их пламени, внушенной им Богом, так что они глубоко верят и воображают, будто очень ясно видят и ощущают, как их действительно терзает этот огонь, хотя на самом деле его и нет; так неужели же Бог не может обманывать нас подобными идеями и постоянно создавать у нас иллюзии с помощью образов, или идей, влагаемых в наши души,— так, что мы бываем уверены, будто ясно видим и воспринимаем отдельными чувствами то, чего на самом деле вне нас не существует? К примеру, если не существует ни неба, ни земли, и у нас нет ни рук, ни ног, ни глаз и т. д. Все это он может себе позволить, не совершая насилия и несправедливости, поскольку он — верховный господин вселенной и может без ограничений располагать своим достоянием, особенно если он способен это совершать для подавления гордыни людей и искоренения их грехов, заслуживающих кары, а также из-за первородного их греха и по другим причинам, от нас сокрытым. Это, по-видимому, подтверждается теми местами Писания, кои доказывают, что мы ничего не можем знать; таково место из апостола Павла, Послание I к коринфянам, гл. 8, ст. 2:Кто думает,говорит он, чт-оон знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать,а также из Екклесиаста, гл. 8, ст. 17: Янашел, что человек не может постичь причины всех Божьих дел, которые делаются под солнцем; и сколько бы он ни трудился в исследовании, он все равно ни к чему не придет; даже если мудрец скажет, что он знает, он не может постигнуть этого.А что мудрец сказал эти слова обоснованно и по зрелом размышлении, а не наобум, с легкомысленным пылом, становится ясным из всей его книги, особенно из того места, где речь идет об уме, который ты считаешь бессмертным. Ибо в гл. 3, ст. 19 он говорит, чтоучасть человека и животных одна.А дабы ты не возразил, что это относится к одному только телу, он добавляет, чтоу человека нет преимущества перед скотом.Говоря о самом человече-

==305

ском духе, он отрицает, будто кто-то может знать, восходит ли он вверх,или, иначе говоря, бессмертен ли он,или сходит вниз, подобно духу скотов³⁴, т. е. разрушается и погибает. И не думаю, что он разыгрывает здесь роль неверующего: в этом случае он должен был бы серьезно об этом предупредить и опровергнуть свои же слова. Быть может, ты отвергнешь необходимость ответить на то, что касается теологов и Писания; но раз ты христианин, тебе надлежит быть готовым ответить на все возражения, направленные против веры, и особенно против того, что ты сам стремишься установить, и ответить по мере сил удовлетворительно.

Шестоесомнение возникает по поводу безразличия суждения, или свободы выбора: ты отрицаешь за этим безразличием принадлежность к совершенству свободной воли и относишь его к одному только несовершенству — таким образом, что безразличие снимается всякий раз, когда наш ум ясно постигает, чему надо верить либо что надо делать или, наоборот, не делать. Но неужели ты не видишь, что этим допущением ты разрушаешь свободу Бога, которую ты лишаешь состояния безразличия, когда он создает скорее этот мир, чем иной, или же не основывает вообще никакого мира? Ведь это же залог веры — убеждение, что для Бога извечно было безразличным, создать ли один мир, бесчисленные миры или ни одного. Кто усомнится в том, что Бог всегда яснейшим взором прозревает все — как то, что необходимо сделать, так и то, чего делать не следует? Следовательно, яснейшее прозрение и восприятие вещей не уничтожает безразличия выбора, которое, если бы оно не соответствовало свободе выбора человека, не соответствовало бы и свободе выбора Бога, поскольку сущности вещей, как и сущности чисел, неделимы и неизменны. А посему безразличие не меньше заложено в божественной, нежели в человеческой, свободе выбора.

Седьмоесомнение будет относиться к поверхности тел, на которой или посредством которой возникают все ощущения. Мы не понимаем, каким образом получается, что поверхность эта не является ни частью ощущаемых тел, ни частью самого воздуха и паров (ты отрицаешь, что она является какой бы то ни было их частью или хотя бы краем). И мы пока не постигаем, будто не существует реальных акциденций — какого бы то ни было тела или субстанции,— которые могли бы благодаря божественной силе существовать вне любого субъекта и действительно существуют в таинстве алтаря, как ты это признаешь. Во вся-

==306

ком случае наши ученые теологи не имеют причин волноваться, пока не узрят доказательства в обещанной тобой «Физике»³⁵, хотя они и с трудом верят в твое столь ясное изложение этих вещей, которое позволило бы им понятьаразделить твои мысли, отбросив старые представления.

Восьмоесомнение возникает по поводу твоего ответа на Пятые возражения. Может ли статься, чтобы геометрические или метафизические истины, упомянутые тобой, были вечными и неизменными и в то же время не были независимыми от Бога? И в соответствии с каким родом иричины они от него зависят? Неужели Бог может добиться, чтобы природы треугольника не существовало? И каким образом Бог — умоляю тебя, скажи — был бы в состоянии с самого начала сделать так, чтобы дважды четыре не равнялось восьми или чтобы треугольник не имел трех углов? Следовательно, либо эти истины зависят от одного только интеллекта, когда он их мыслит, либо от сущих вещей, либо они независимы, поскольку Бог, по-видимому, не может сделать так, чтобы какая-то из этих сущностей, или истин, не существовала от века.

Наконец, сильнее всего нас удручает девятоесомнение, касающееся твоего утверждения о необходимости не доверять показаниям чувств и о том, что достоверность интеллекта намного превышает достоверность чувств. Может ли это быть, когда интеллект не способен наслаждаться никакой уверенностью, если прежде не получает ее от находящихся в нормальном состоянии чувств? Ведь он не может исправить ошибку какого-нибудь из чувств без того, чтобы другое чувство не исправило это его прежнее заблуждение. Палка, опущенная в воду, в силу преломления кажется нам искривленной, хотя она и прямая; что же исправляет эту ошибку? Разве интеллект? Вовсе нет, исправляет ее осязание. Точно так же надо судить и об остальных чувствах. Таким образом, если ты применишь все находящиеся в нормальном состоянии чувства, показания которых всегда однозначны, ты добьешься величайшей уверенности, на которую по своей природе способен человек; между тем эта уверенность будет часто от тебя ускользать, если ты положишься на показания твоего ума, сплошь и рядом отклоняющегося от истины в тех вещах, кои он считал несомненными.

Вот главное из того, что нас останавливает. Добавь к этому, пожалуйста, верное рассуждение и точные признаки, которые содействовали бы нашей абсолютной уверенности, такой, когда мы настолько полно понимаем одну

==307

вещь без другой, что становится ясной возможность их раздельного существования, по крайней мере, благодаря божественной силе; иначе говоря, сделай так, чтобы мы могли уверенно, ясно и отчетливо познать указанное тобой различение понимания как проистекающее не от интеллекта, но от самих вещей. В самом деле, когда мы созерцаем необъятность Бога, не помышляя о его справедливости, или мыслим его существование, не думая о Сыне или Святом духе, разве мы полностью воспринимаем это существование, или сущего Бога, без указанных лиц, кои какой-нибудь атеист может отрицать с таким же успехом, как ты отрицаешь за телом ум или мышление? Подобно тому как кто-то неправильно заключает, будто Сын и Святой дух существенно отличны от Бога-отца или могут быть от него отделены, так и тебе кто-то может не уступить в том, что человеческое мышление или ум отличны от тела, хоть ты и воспринимаешь одно без другого и упорно отрицаешь одно из этих двух за другим, не понимая, что это происходит в силу некоей абстракции твоего ума. Разумеется, если ты дашь на все это удовлетворительный ответ, то, как нам кажется, не останется почти ничего, что могло бы огорчить наших теологов.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Здесь прилагаются некоторые возражения, сделанные мне другими лицами, дабы можно было дать на них ответ вместе с ответом на только что изложенные возражения, поскольку содержание тех и других совпадает. Люди ученейшие и обладающие большой проницательностью пожелали получить объяснения по следующим трем пунктам: 1. На чем основана моя уверенность в том, что я обладаю ясной идеей своего разума?

2. На чем основана моя уверенность в том, что идея эта совершенно отлична от любой другой вещи?

3. На чем основана моя уверенность, что в этой идее не содержится ничего телесного?

Остальные представили нижеследующие возражения.

ОБРАЩЕНИЕ ФИЛОСОФОВ И ГЕОМЕТРОВ К Г-НУ ДЕКАРТУ

Хотя мы и поразмыслили над тем, могут ли идеи нашего, т. е. человеческого, ума или, иначе говоря, наше познание и восприятие содержать в себе нечто телесное, тем не менее мы не решаемся утверждать, будто никакому телу, испы-

==308

тывающему любого рода воздействие, никоим образом не свойственно то, что мы именуем мышлением. Поскольку мы различаем одни тела — те, что не мыслят,— и другие, принадлежащие людям и животным, которым присуще мышление, неужели же ты сам не назовешь нас чересчур дерзкими софистами, если, несмотря на это, мы придем к выводу, будто не существует мыслящих тел? Вряд ли можно сомневаться, что ты тотчас же высмеял бы нас, если бы мы первые измыслили этот аргумент, касающийся идей я используемый тобою для доказательства бытия Бога и сущности ума,— высмеял бы его и затем подверг наш аргумент критике. По-видимому этот аргумент до такой степени увлек тебя и завладел тобой, что кажется, будто ты облек свой ум в панцирь, дабы он не способен был различить, что обнаруживаемые тобой у себя отдельные свойства и действия души зависят от движений твоего тела.

Пожалуйста, развяжи узел, с помощью которого ты решил сковать нас стальными оковами, так что наши мысли совсем уже не могут воспарить над нашим телом. Узел этот таков: мы отлично понимаем, что три плюс два дают пять и при вычитании равных величин от равных останутся снова равные;мы убеждены и в этом, и в тысяче других подобных вещей точно так же, как ты; но почему же мы не убеждены точно таким же образом на основании твоих идей (или наших собственных) в том, что душа человека отлична от тела и что Бог существует? Ты скажешь, что не в состоянии вложить нам эту идею в уста — надо, чтобы мы предались размышлению вместе с тобою. Но мы семь раз перечитали то, что ты написал, с предельным, поистине ангельским, терпением — и все-таки мы пока не убеждены. Однако мы не можем поверить и тому, что ты предпочтешь сказать, будто все наши умы поражены животной тупостью и мы по-детски невежественны в метафизических истинах, к которым приобщились более тридцати лет назад, но не признаешь, что твои доводы, почерпнутые только из идей ума и Бога, не столь весомы и сильны, чтобы заставить умы ученых, всеми силами стремящихся подняться над инертной телесной массой, им подчиниться. Наоборот, мы считаем, что ты сам сделаешь то, чего ждешь от нас, если перечтешь свои «Размышления» с намерением подвергнуть их аналитическому разбору — так, как если бы они были предложены тебе твоим противником.

Наконец, поскольку мы не знаем, что могут произвести тела и их движения, и поскольку ты признаешь, что никто

==309

не способен без божественного откровения знать всё, что Бог вложил или может вложить в того или иного субъекта, как ты можешь знать, что Бог не вложил в некоторые тела ту способность и силу, благодаря которой они сомневаются, мыслят и т. д.?

Таковы наши аргументы или, если тебе так больше нравится, предрассудки; если ты нас излечишь от них, мы все, сколько нас есть, принесем тебе, досточтимый муж, во имя бессмертного Бога нашу огромную признательность — за то, что ты вырвешь нас из цепких терний, заглушающих твой посев. Да дарует тебе это всеблагой и вели-кий Бог, единой славе которого, как мы признаем, ты счастливо посвящаешь все свои дела.