Ответ автора на пятые возражения 31

Превосходнейший муж!

Ты опровергаешь мои «Размышления» с помощью столь изящного и точного рассуждения, на мой взгляд настолько способного содействовать выявлению их истинности, что я считаю себя весьма обязанным и тебе за твое письмо, и досточтимому отцу Мерсенну, побудившему тебя его написать. Ведь он — прилежнейший исследователь всех вещей, в особенности тех, что направлены к вящей славе Божией,— отлично понял, что нет лучшего способа узнать, следует ли считать мои аргументы истинными доказательствами, как попросить некоторых из мужей, превосходящих других своей ученостью и умом, исследовать эти аргументы и постараться всеми силами их опровергнуть, даже ценою опасности, что я не смогу достаточно умело отразить всю их критику. А посему он привлек к этому делу по возможности большее число лиц, добился согласия от некоторых из них, и я рад, что в числе этих последних — и от тебя. И хотя ты воспользовался не столько философскими аргументами для опровержения моих мнений, сколько некими ораторскими приемами с целью их высмеять, именно этот твой замысел мне весьма приятен, ибо я догадываюсь отсюда, что моим доводам нелегко противопоставить аргументы, отличные от тех, которые содержались в прочитанных тобой остальных «Возражениях». Ведь если бы существовали эти другие аргументы, они не ускользнули бы от твоего ума и усердия, и потому я считаю, что ты принял здесь решение напомнить мне, с помощью каких средств могут высмеять мои доводы те, чьи умы настолько погрязли в чувственных ощущениях, что им совершенно чужды метафизические мысли: ты задумал дать мне возможность предвосхитить их критику.

Поэтому я буду отвечать тебе здесь не как проницательнейшему философу, а как одному из этих людей плоти.

О ВОЗРАЖЕНИЯХ ПРОТИВ «ПЕРВОГО РАЗМЫШЛЕНИЯ»

Ты уверяешь, что моя попытка освободить свой ум от предубеждений заслуживает твоего одобрения,но ведь никому бы и в голову не пришло это намерение порицать; однако ты хотел бы, чтобы я сделал этопросто и в немногих словах,т. е. поверхностно. Но разве столь легко осво-

==273

бодиться от всех заблуждений, впитанных нами с детства? И разве может быть сделано чересчур тщательно то, в необходимости исполнения чего никто не сомневается? Конечно, ты хотел дать мне понять, что многие люди лишь на словах признают необходимость избегать предубеждений, но никогда не избегают их на самом деле, поскольку не прилагают к этому старания и труда и не считают необходимым признавать предрассудком хоть что-либо из тех вещей, которые они однажды приняли на веру как истинные. Ты, вне всякого сомнения, превосходно играешь здесь их роль и не опускаешь ни единого слова из того, что они могут сказать; однако ты не приводишь ничего, что хоть сколько-нибудь напоминало бы философию. Ибо там, где ты утверждаешь, будто нет никакой необходимости представлять себе Бога обманщиком,а также воображать, чтомы спими т. д., философ считал бы себя обязанным привести причину, по которой эти вещи нельзя подвергнуть сомнению; а если бы он не знал для этого никакой причины (ведь ее на самом деле не существует), он бы попросту промолчал. Он не добавил бы также, что в этом местедостаточно привести такое основание, как темнота человеческого ума или только слабость нашей природы.Ведь указание на то, что мы заблуждаемся по причине темного ума или бессилия нашей природы, никак не поможет искоренению наших ошибок, ибо это то же самое, как если бы было сказано, что мы ошибаемся, потому что подвержены ошибкам. Явно полезнее было бы обратить внимание — как я это и сделал — на все случаи, когда мы можем впасть в ошибку, дабы не выразить легкомысленно своего сочувствия этим вещам. Точно так же философ никогда бы не сказал, будто я, взяв под сомнение все вещи как ложные, не столько освобождаюсь от старого предрассудка, сколько усваиваю новый, или же он попытался бы прежде доказать, что из моего предположения возникает опасность некоего самообмана. Но ты, напротив, несколько ниже утверждаешь, что яне могу заставить себя поверить, будто ложно и недостоверно все, что я принял за ложное,т. е. ты считаешь немыслимым, чтобы я впал в тот новый предрассудок, относительно которого ты высказал опасение, как бы я его не усвоил. Философ выразил бы по поводу такого допущения не больше удивления, чем по поводу применяемого иногда способа выпрямления искривленной палки: для этого палку обычно выгибают в противоположном направлении. Ведь он знает, что часто бывает полезно принять таким образом ложное

==274

за истинное, дабы истина вырисовалась ярче: так, астрономы допускают воображаемые экватор, зодиак и другие круги в небесной сфере или геометры присоединяют новые линии к уже данным фигурам; философы поступают в ряде случаев подобным же образом. Но тот, кто называет это «прибегать к хитросплетениям», «гнаться за призраками», «искать увертки» и утверждает, будто это недостойно искренности философа и любви к истине,— тот, повторяю, показывает, что он сам стремится не к философскому чистосердечию и аргументации, но лишь к прикрасам риторики.

О ВОЗРАЖЕНИЯХ ПРОТИВ »ВТОРОГО РАЗМЫШЛЕНИЯ»

1. Ты продолжаешь здесь пускать в ход вместо аргументов сценические приемы: ты прикидываешься, будто считаешь, что я вас дурачу там, где я говорю совершенно серьезно, и, наоборот, будто я высказываюсь решительно и серьезно там, где я лишь ставлю вопрос и делаю общераспространенное допущение, дабы в дальнейшем подвергнуть его рассмотрению. Ибо мое заявление, что все свидетельства чувств следует считать недостоверными и даже ложными,абсолютно серьезно и настолько необходимо для понимания моих «Размышлений», что любой, кто не пожелает или не сможет его принять, не сумеет выдвинуть против них ничего заслуживающего ответа. При этом необходимо обратить внимание на различение ^настойчиво проводимое мной в целом ряде мест) между жизненными поступками и исследованием истины: ведь когда речь идет о правильном жизненном поведении, было бы нелепо не доверять чувствам, и вполне достойны осмеяния были те скептики, которые до такой степени отрицали все человеческое, что друзья их должны были ихохранять, дабы они не кинулись в пропасть; поэтому я кое-где напоминаю, чтоникто всерьез не сомневается в подобных вещах.Однако, когда исследуются вещи, которые человеческий ум может познать достовернейшим образом, было бы абсолютно неразумным пренебрегать возможностью всерьез отбросить те же самые вещи как сомнительные, даже как ложные, дабы установить нечто иное, что уже не может быть отброшено таким образом, а потому и является более достоверным и доподлинно нам известным.

Что же до моих слов, гласящих, что я пока недостаточно хорошо знаю, кем именно является тот, кто мыслит,

==275

ты недобросовестно принимаешь их всерьез, ибо я дал им в своем месте объяснение; то же самое относится к твоим словам, будто я не питал сомнений относительно того, в чем состоит природа тела, и не приписывал телу никакой силы самостоятельного движения, а также будто я воображал нашу душу чем-то вроде ветра, огня и т. п.; ведь там я привел все это лишь как расхожее мнение, дабы показать в своем месте ложность таких представлений.

Однако насколько верно твое утверждение, будто я отношу питание, ходьбу, ощущение и т. д. за счет души? Ведь ты тут же добавляешь:Пусть будет так; но надо быть осторожным с различением, которое ты проводишь между душой и телом.Я же несколько ниже в ясных и недвусмысленных выражениях отношу питание к одному только телу, а ходьбу и ощущение также главным образом к телу и не приписываю душе никаких относящихся к этим процессам сходных функций, но одно только мышление.

Далее, какой дал я тебе повод говорить, будто нет нужды в столь громоздком построении для доказательства моего существования?Право, из самых этих твоих слов я усматриваю лучшее основание полагать, что в своих «Размышлениях» я прибег к недостаточно внушительному построению, ибо не сумел добиться того, чтобы ты правильно понял суть дела. Ведь когда ты утверждаешь, что ямог прийти к тому же выводу на основании любого другого своего действия,ты здесь очень далек от истины, поскольку ни в одном своем действии я полностью не уверен (по крайней мере в смысле той метафизической уверенности, о которой здесь только и идет речь) и для меня достоверно одно лишь мышление. Такой вывод, как Яхожу, следовательно, я существую,допустим лишь постольку, поскольку осознание ходьбы — это мышление, ибо к нему одному только и может относиться достоверность такого умозаключения, но никак не к движению тела: временами, во сне, его вообще не бывает, а между тем мне при этом кажется, будто я хожу. Таким образом, на основании того, что я думаю, будто я хожу, я вполне могу сделать вывод относительно существования думающего так ума, но не имею права на подобный же вывод о шагающем теле. То же самое относится и ко всему прочему.