5. Антропология средневекового периода

История раннего средневековья Казахстана ознаменовалась трансфор­мированием всего общественно-политического строя и этнокультурной жизни местных насельников. С этого времени обширная территория Цент- ральной Азии, включая и Казахстан, входила в орбиту мощной древнетюрк­ской этнокультурной общности. В масштабе этой территории наиболее активным историческим центром для тюркских племен явился Алтай, от­куда, предположительно, происходила основная масса тюрков-кочевников, расселявшихся со времени существования династийного рода Ашина в V в. н э. далее на северо-запад, охватывая большую ч; ть Южной Сибири, Казахстан, северную и восточную части Средней Азии, Поволжье, вплоть до Восточной Европы¹²⁸.

Всем ходом исторического развития Великого степного пояса, где на протяжении ряда веков главное место занимала не столько экспансия его чуждыми племенами из Центральной Азии, сколько постепенная и дли­тельная этнокультурная интеграция, и, зачастую, метисация с местными насельниками, была подготовлена почва для дальнейшего взаимодействия и образования этнополитических союзов и государств тюркоязычных племен.

В этой связи небезынтересно рассмотрение антропологических мате­риалов в общеисторическом русле рассматриваемого периода. К сожале­нию, имеющиеся антропологические данные зачастую имеют либо общую археологическую датировку тюркским периодом, либо относятся к опре­деленному этапу существования того или иного союза тюркских племен без детализации относительно принадлежности серии черепов к конкрет­ной субэтнической группе или племени тюркской общности. Разумеется, это обусловлено не только трудностями соотнесения государственных гра­ниц и этнонимов в письменных источниках с конкретными археологичес­кими памятниками, но также разноэтничным составом этнополитических объединений тюрков, их активными территориальными передвижениями в исторически короткие промежутки времени. Тем не менее, в антрополо­гических материалах средневекового периода Казахстана содержится не­мало информативных сведений, связанных с расогенезом и этническими процессами в истории региона.

Исходя из вышесказанного и ввиду обзорного характера изложения материала краниологические серии будут рассматриваться ниже по терри­ториальному принципу без обсуждения о привязке их к определенной суб- этнической группе.

Анализ суммарных краниологических данных тюркского времени (VI в. — нач. XIII в.) с территории Казахстана выявил комплекс морфоло­гических признаков, характерный для смешанного антропологического типа, в котором европеоидные элементы несколько преобладают над мон- голоццными. Население этого периода в среднем имело средней дтины (179,1 мм), широкий (147,3 мм), средневысокий (133,2 мм), брахикранный (82,4) череп, среднеширокий (96,0 мм) и средненаклонный (83,9°) лоб, срав­нительно развитое надпереносье и среднеразвитые надбровные дуги, вы­сокое (73,3 мм) и широкое (139,1) ортогнатное лицо со средними величи­нами углов горизонтального профиля (назомалярный — 143,7°, зиго-мак- силлярный — 133,6°), несколько удлиненный (высота - 53,2 мм, ширина — 25,4 мм) нос с довольно выступающими носовыми костями (26,2°) и высо­той переносья 3,8 мм, средневысокие глазницы (33,5 мм), умеренно глубо­кие клыковые ямки. Морфологические сдвиги, произошедшие с усуньского времени коснулись, в основном, небольшого уменьшения высоты череп­ного свода, усиления степени брахикрании, относительного расширения лицевого отдела и его чуть большего уплощения на всех уровнях как в го­ризонтальной, так и отчасти в вертикальной плоскостях. Такая направлен­ность изменений определенно является результатом продолжающегося притока монголоидных генов, который, как отмечалось выше, начался в эпоху раннего железа и затем постепенно увеличивался с приходом цент­ральноазиатских племен, включая и хуннов, а в рассматриваемый период — тюрков, на территорию Казахстана.

Степень проникновения центральноазиатских тюрков в различные ре­гионы Казахстана и процесс их ассимиляции с местными насельниками были неравномерны. Это замечание в большей мере касается физических контактов, тогда как этнокультурная интеграция (заимствование этнони­ма, языка и наречий, традиций в культуре и элементов ведения хозяйства), очевидно, носила более глубокий и активный характер.

Как показывает изучение краниологических материалов в региональ­ном плане, серии черепов раннего средневековья из восточных и большей части южных районов Казахстана, кстати сказать, наиболее представитель­ные в численном отношении, обладают большим содержанием европеоид­ных черт, чем серии из Центрального, Северного и Западного Казахстана. Так, в сериях черепов из средневековых памятников (IX—X вв.) Верхнего Прииртышья ¹²⁹ отмечается умеренная брахикрания (80,9), в некоторых се­риях мезокрания, средневысокое (72,0), а иногда невысокое (66,0 мм) лицо с шириной, варьирующей от средних (134,0 мм) до больших (141,2 мм) ве­личин ве­личин, довольно выступающие носовые кости (24,0—32,3°). Тем самым эти серии обнаруживают, с одной стороны, тесную генетическую связь с пред­шествующим усуньским населением, с другой — демонстрируют морфо­логическую близость с синхронным населением Предгорного Алтая, ко­торое также несколько более европеоидно, чем насельники Горного Алтая¹²⁹. Интересно отметить, что определенное сходство также находят и в культурных чертах на археологических материалах памятников кимеков в Верхнем Прииртышье и сросткинцев Северо-Западного Алтая¹³⁰. В поль­зу преимущественно северо-восточных и, в гораздо меньшей степени, юго- восточных связей населения могут свидетельствовать единичные черепа в прииртышских сериях, имеющие черты уралоидного типа, который харак­терен, как известно, для средневековых насельников лесной и лесо-степ- ной полос Западной Сибири¹³¹.

Другая область сосредоточения серий черепов с большим содержанием европеоидного компонента — средневековые археологические комплексы Южного Казахстана¹³². В частности, в сериях из могильников Тик-Турмас¹³³ выявляются морфологические особенности, сближающие их с материала­ми из погребений X-XII вв. некрополя Миздахкан в Приаралье¹³⁴ и Фрин- кента в Узбекистане¹³⁵, большая часть которых относится к расе Среднеа­зиатского междуречья. Данный факт объясняется очень тесными генети­ческими контактами между кочевым и оседлым населением на территории Южного Казахстана и Средней Азии.

К сожалению, антропологические материалы, относящиеся к тюркским племенам обширных степей Центрального, Северного и Западного Казах­стана, не так многочисленны, но все же дают общее представление об их физическом типе. По сравнению с население м юго-восточных регионов, рассмотренных выше, среди данных серий черепов обнаружена более рез­кая брахикрания (82,8—88,8), более высокое (75,8-76,3 мм) и широкое (142,3—147,3 мм) лицо, менее выступающее в средней части горизонталь­ного профиля (зиго-максиллярный угол - 133,2-136,7°), меньшее высту­пание носовых костей (22,0-27,0°), более высокие глазницы (33,5-36,3 мм). То есть в их типе соотношение европеоидного и монголоидного компо­нентов смещено в сторону последнего. В некоторых сериях оно достигает степени выраженности этих компонентов, характерной для современной тураноидной (южносибирской) расы, одним!' из представителей которой являются казахи. Приводимая на рисунке скульптурная реконструкция по черепу, сделанная Г. В. Лебединской, из могильника Тунук (Кыргызстан) является достаточно близкой казахстанскому варианту тураноидной расы, поскольку в соседнем Кыргызстане происходил аналогичный процесс фор­мирования этой же расы.

Возвращаясь к средневековому населению рассматриваемых локальных регионов, заметим, что оно в общем более однородно по физическому типу, чем в южных и восточных районах Казахстана.

Итак, территория Казахстана в тюркский период (VI в. - начато XIII в.) была заселена племенами, физический тип которых был смешанным евро­пеоидно-монголоидным. В это время территориальное распределение мон­голоидного компонента среди казахстанских серий не носит закономер­ного характера, как например, в соседних регионах Средней Азии, ЮжнойСибири, Центральной Азии, где доля монголоидных элементов в составе смешенных в расовом от­ношении групп постепенно возрас­тает с запада на восток. Как видно из предыдущего анализа в средне­вековом Казахстане имеет место обратная направленность данного распределения: на западе и севере содержание монголоидного ком­понента больше, чем на востоке и юге. Отчасти это явление можно объяснить большей заселенностью последних регионов по сравнению с центральным, северным и запад­ным, где плотность населения в силу климато-географических ус­ловий была меньше. В этом случае немногочисленные, по сравнению с местными, племена пришельцев с востока (Алтай, Центральная Азия) смешивались с ними, почти растворяясь и составляя незначи­тельный генетический вклад в ге­нофонд насельников Восточного и Южного Казахстана. Поэтому фи­зический облик последних претер­пел небольшие изменения. Вполне возможно, что большая часть тюркоя­зычных племен из Центральной Азии недолго задерживалась в густозасе­ленных районах, довольно близких к Алтаю, а продвигалась все дальше на северо-запад, где и происходила ее более активная физическая ассимиля­ция с локальными племенами степей Казахстана, порой немногочислен­ными в засушливых зонах.

Если принять во внимание, что серии черепов IX-XII вв. из Централь­ного, Северного и, в особенности, Западного Казахстана физически доста­точно сходны с несколько более ранними (VI-X вв.) сериями из Горного Алтая¹³⁶, а также частично имеют близкие морфологические аналогии с синхронным материалом из могильника Усть-Талькин в Прибайкалье¹³⁷, то исходная локализация и пути миграции основной части тюркоязычных племен, привнесших монголоидные особенности в состав казахстанских насельников, становятся чуть более определенными.

Таким образом, изучение антропологических материалов позволяет от­метить ряд стержневых моментов в этнической истории и расогенезе насе­ления раннесредневекового Казахстана. Это прежде всего касается пря­мой преемственности основных антропологических черт между древними и средневековыми насельниками на одной и той же территории. Следую­щий момент — неодинаковые темпы и степень метисации в разных регио­нах Казахстана, хотя в целом она более значительна, чем в предыдущие исторические эпохи. Кроме общего полиморфизма, связанного с разным соотношением европеоидного и монголоидного компонентов в расовом составе территориальных краниологических серий, нельзя не отметить не­которое разнообразие внутри самих компонентов. Европеоидный компо­нент помимо древнего андроновского типа включает также и элементы восточносредиземноморского типа (на юге и западе Казахстана) и брахи- кранного европеоидного типа, характерного для расы Среднеазиатского междуречья (на юге и юго-востоке Казахстана). Монголоидный компонент также, кроме центральноазиатского типа, содержит вкрапления уралоид- ной расы (на востоке и севере Казахстана). Другой важный момент заклю­чается в том, что антропологический материал не содержит свидетельств о полной или значительной смене населения на интересующей нас террито­рии. По всей видимости, приток пришлых тюркоязычных групп происхо­дил не одномоментно в массовом порядке, а постепенно, небольшими пор­циями. Что касается тюркоязычных наречий, то их широкое и сравнитель­но бо лее быстрое и легкое распространение среди средневекового населе­ния Казахстана и соседних территорий в ряде случаев могло происходить более или менее независимо, т. е. без генетических контактов, или, во вся­ком случае, в довольно слабой степени. В качестве крайнего проявления подобного явления в этногенезе тюркоязычных народов можно привести пример азербайджанцев и анатолийских турков, древнеевропеоидная фи­зическая основа которых осталась незатронутой влиянием азиатского ра­сового ствола, тогда как в лингвистическом отношении произошла полная смена древнего индоевропейского языка на одно из тюркских наречий (в данном случае — огузской подгруппы).

И наконец, наиболее важным моментом, который придает тюркскому периоду весьма значительную роль в этно- и расогенезе последующих коренных насельников Казахстана, является факт существования еще в домонгольскую эпоху локальных комплексов антропологических черт, соответствующих современному казахстанскому варианту тураноидной расы. Несколько забегая вперед, отметим, что в период монгольского на­шествия интенсивность метисации центральноазиатских групп с местным населением была не столь уж значительной. Новая «добавка» монголоид­ных элементов состояла в некотором усилении прежних общих тенден­ций в расовом типе населения этого периода. Уменьшение высоты чере па (132,8 мм), усиление степени брахикрании (83,9), увеличение высоты (75,6 мм) и степени уплощенности (назомолярный угол — 145,6°, зиго- максиллярный — 135,0°) лица, а также глазниц (высота - 34,8 мм) и но­вых костей (24,1°) привело к тому, что физический облик населения Казахстана в XIII—XIV вв. стал лишь несколько более монголоидным. Морфологическая разница между современными краниологическими сериями казахов с материалами «монгольского» времени с территории Казахстана еще менее значительна. В итоге в физическом типе совре­менных казахов доля монголоидного компонента преобладает над ев­ропеоидным и по основным антропологическим признакам они зани­мают промежуточное положение между европеоидными и монголоид­ными группами Евразии¹³⁸

казахского, но и сформировался основной антропологический пласт, легший в основу физически близких предковых форм современных ка­захов.

6. НАШЕСТВИЕ ЧИНГИЗ-ХАНА

В конце XII — начале XIII вв. политическая обстановка в степях Цент­ральной Азии и Казахстана характеризовалась усилением борьбы между правителями сильных кочевых союзов племен за власть над другими пле­менами. В ходе этой борьбы представителю одного из монгольских племен Темучину (Чингиз-хану) удалось объединить племена Центральной Азии и он стал самым могущественным завоевателем в центральноазиатских сте­пях. Известность Темучина возросла в войнах хана киреитов с найманами, монголоязычными племенами татар и меркитов, в которых будущий Чин- гиз-хан, выступая как вассал Ван-хана, принял активное участие.

Когда Темучин разгромил правителей улусов киреитов и найманов, он стал единственным могущественным предводителем в степях Центральной Азии и закрепил это политически. Весной 1206 г. у истоков реки Онон со­стоялся курултай кочевой знати — сторонников Темучина, на котором он торжественно, под развевающимся белым священным знаменем с девятью хвостами, был провозглашен великим ханом. Вместе с этим курултай ут­вердил за Те му чином титул Чингиз-хана, вытеснивший его имя. Темучин- Чингиз-хан заявил: «Я... направил на путь истинный всеязычное государ­ство и ввел народы под единые бразды свои». Возможно, он и не предпола­гал, каких вершин он достигнет в результате походов на Запад и Восток, в частности, преследуя бежавших найманов и меркитов, вторично разбитых им в 1208 г. на берегу Иртыша.

Группы меркитов и найманов, действовавшие совместно, были разбиты уйгурским идикутом (правителем) в 1209 г. при попытке пройти его владе­ния. В итоге они пошли разными дорогами¹³⁹.

Уцелевшие от разгромов племена найманов были уведены ханом Куч- луком в Семиречье во владения карахытаев, а меркиты бежали к кыпчакам в степи центрального Казахстана. Кучлук-хан, отступивший с остатками найманов в Семиречье, рассчитывал воспользоваться сложной обстанов­кой, которая там сложилась.

Главными виновниками смут были уйгурский идикут Турфанского кня­жества в Восточном Туркестане и мусульманские правители семиречен- ских карлуков и канглы, находившиеся в вассальной зависимости от кара­хытаев. В течение некоторого времени местные княжества Семиречья и Восточного Туркестана признавали верховную власть карахытаев, но на рубеже XII—XIII вв. стали фактически независимыми. Поэтому гурхан (пра­витель) карахытаев надеялся использовать найманских воинов для подав­ления непокорных вассалов. Кучлук-хан, добившись расположения гур- хана, в 1210 г. захватил власть в государстве, шг тожив гурхана, но оставив ему жизнь и внешние атрибуты власти. Кучлук намеревался подчинить себе карлуков, канглы и уйгуров и начал отпускхл т ельные набеги против них.

В этой ситуации Арслан-хан карлуков, правитель Алмалыка в долине реки Или Озар (Бузар), уйгурский идикут Бар тук арт-тегин были вынуж­дены обратиться за помощью к врагам найманов, монголам Чингиз-хана. Арслан- хан и Барчук арт-тегин убили карахытайских наместников в пре­делах своих владений.

О подчинении этих владетелей Чингиз-хану в 1211 г. сообщают подроб­но и независимо друг от друга китайские, монгольские и мусульманские (арабо-персоязычные) письменные источники.

Следствием этих событий стало первое появление монгольских отря­дов в Семиречье в 1211 г. Но пребывание их было недолгим, поскольку Чингиз-хан отозвал их на войну с империей Цзинь на территории северно­го Китая.

После успешного окончания этой кампании в 1216 г. монголы возобно­вили движение на Запад. Чингиз-хан приказа! своему старшему сыну Джу- чи добить бежавших к кыпчакам меркитов, а одному из любимых полко­водцев Джэбэ-нойону покарать Кучлук-хана. В 1218 г. Кучлук-хан был разбит и монголы вступили в пределы его семиреченских владений, вос­торженно встреченные местным мусульманским населением, сильно по­страдавшим от притеснений найманов-христиан и буддистов.

Джэбэ-нойон издал объявленный через глашатаев указ, по которому монгольским воинам запрещалось трогать имущество мирных жителей, а мусульманам возвращено право публичного богослужения, отнятое у них правителем найманов.

Бежавший Кучлук был настигнут монголами в Бадахшане и обезглав­лен. Ранее Джучи-хан сразился в Торгайских степях Казахстана с меркита- ми и рассеял их. Но утром следующего дня он был атакован 60-тысячным войском шаха Хорезма Мухаммада, который из Дженда, с нижнего тече­ния Сырдарьи, шел походом на кочевых кыпчаков, обитавших в нынеш­них казахских степях. В этом бою не было победителя. Но это, в общем-то случайное столкновение, произвело сильное впечатление на Хорезмшаха, что, по мнению В. В. Бартольда было одной из причин, почему он не сра­зился с монголами в полевом сражении во время нашествия Чингиз-хана на государство Хорезмшахов в 1219-1221 гг. А дальше монгольско-хорез- мийские отношения все более обострялись и привели к войне.

Формальным поводом явилась так называемая «Отрарская катастро­фа». Война между Чингиз-ханом и хорезмшахом Мухаммадом была не­избежной, и причина тому не поступок последнего или его отрарского вассала Иналчика, о чем речь пойдет ниже. Причиной войны было то обстоятельство, что империя Чингиз-хана была создана при активном участии верхушки центральноазиатского кочевого общества и новое государство должно было выражать интересы этой верхушки. А для кочевой знати постоянная война, приносившая наряду с завоеваниями новых земель и военную добычу, была частью производственной дея­тельности. Политическое обоединение Центральной Азии привело к прекращению внутренних межплеменных войн. Оно могло быть под­держано кочевой знатью только при том условии, если постоянный ис­точник наживы - война - не только не прекратится; но напротив, рас­ширится. И Чингиз-хан встал на путь внешних завоеваний, которые су­лили кочевой знати несравненно большие возможности захвата воен­ной добычи и обогащения, нежели при внутренних междоусобицах, и, кроме того, возможности эксплуатации богатых земледельческих стран.

Немалым стимулом было и стремление захватить новые пастбища для крупных скотоводческих хозяйств кочевой знати. Одной из причин воен­ных успехов Чингиз-хана было объединение впервые после распада Тюркского каганата военных сил наибольшей части Центральной Азии и Казахстана, не только монгольских, но и тюркских племен.

Первоначальные завоевания монголов за пределами Коренного Юрта, собственно Монголии, присоединение тюркских народов Сибири’Казах­стана, Восточного Туркестана носили завуалированный характер, сопро­вождались использованием лозунга объединения «народов, живущих за войлочными стенами», то есть велась пропаганда мнимого единства всех кочевников Центральной Азии. Чингиз-хан стремился придать внешнепо­литическим кампаниям, походам и договорам видимость традиционной консолидации «кочевых народов» в единой империи. Данная политика «объ- единения» дипломатическими средствами с целью обращения тюрок в мон­гольское подданство привела к заключению «союзных отношений», сопро­вождавшихся династийными браками с правителями семиреченского и ферганского княжеств карлуков, уйгурского Турфанского княжества, он- гутского улуса¹⁴⁰.

Разноязычные письменные источники свидетельствуют, что могущест­венная империя Чингиз-хана была в значительной степени создана на базе тюркских племен Центральной Азии, частью которой являются степи Казахстана.

На формы монгольской государственности заметное влияние оказала тюркская традиция. Существом организации империи Чингиз-хана была военно-административная система, зародившаяся еще в Тюркском кага­нате и получившая развитие в улусах найманов и киреитов. Войска улусов делились на сотни, тысячи, тьмы. По этим административным единицам и бьшо разделено население империи Чингиз-хана.

Конница кочевников всегда отличалась высокими боевыми качествами и огромной подвижностью, особенно ярко проявлявшимися, когда они связывались единством командования и железной дисциплиной, что в пол­ной мере и удалось Чингиз-хану.

Кроме того, Чингиз-хан понимал, что только завоевательная политика может обеспечить ему преданность феодализированной кочевс ч знати, удержать ее от измен, заговоров, а созданную им империю от быстрого рас­пада. Завоевания служили средством хотя бы временно ослабить социаль­ные трения в кочевом обществе Центральной Азии, посулив зависимым кочевникам некоторую долю военной добычи.

В этой политике, которую завоеватели успешно осуществили в течение XIII в., поход на Казахстан и Среднюю Азию был лишь очередным звеном в долгосрочной и запланированной стратегии глобальных завоеваний на огромной территории Старого Света. В планы Чингиз-хана входило завое­вание всей Евразии, до «последнего моря», до которого должны были дой­ти кони его воинов.

Поход полчищ Чингиз-хана на территорию Казахстана и Средней Азии открыл им путь в Восточную Европу и Переднюю Азию. Походу в Казахстан и Среднюю Азию Чингиз-хан придавал большое значение и готовился к нему долго и тщательно. От мусульманских купцов и пере­бежчиков, находившихся на службе у монголов, были получены сведе­ния о внутреннем состоянии и военных силах государства карахытаев, за­темХорезмшаха, и на их основе составлен продуманный план действий.

С захватом Восточного Туркестана и Семиречья путь монголам в Юж­ный Казахстан и Среднюю Азию был открыт.

Весть о победах, одержанных Чингиз-ханом, породила массу толков в Средней Азии. Хорезмшах отправил в Монголию одно за другим два по­сольства. Чингиз-хан со своей стороны также направил посольство. Вес­ной 1218 г. Хорезмшах Мухаммад принял это посольство.

Вслед за тем Чингиз-хан отправил в Среднюю Азию торговый караван. Всего в караване, состоявшем из 500 верблюдов, было 450 человек, включая и монголов-лазутчиков. Многолюдный караван прибыл летом 1218 г. в Отрар. Правитель Отрара кыпчак Гайир-хан Иналчик заподозрит купцов в шпиона­же, приказал убить их и разграбит караван. Чингиз-хан потребовал выдачи Гайир-хана, но Хорезмшах не только не исполнил этого требования, но и ве­лел убить послов. Это стало поводом к войне Чингиз-хана против Хорезма.

Даже если бы шах Хорезма и захотел выдать Гайир-хана монголам, вряд ли он смог бы это сделать. Согласно ан-Нисави «оь :-^ге мог отправить к нему (Чингиз-хану), потому что большая часть войск и эмиры высоких рангов были из его (Иналхана) кыпчакской родни. Они составляли узор его шитья и основу его узла, полновластно распоряжаясь в его государст­ве». Таким влиянием в государстве Хорезмшаха обладали кыпчаки - вы­ходцы из степей средневекового Казахстана. Точная численность войск, которые собрал Чингиз-хан для войны с Хорезмшахом, неизвестна, веро­ятная цифра - 150 тысяч воинов вместе с союзниками - семиреченскими карлуками и восточнотуркестанскими уйгурами.

Поход начался в сентябре 1219 г. с берегов Иртыша. Судя по данным источников, Чингиз-хан вел войска от Иртыша до Сырдарьи тем же путем, что и прежние завоеватели, - через Семиречье.

При подходе к Отрару Чингиз-хан оставит для его осады войска под нача­лом сыновей Чагатая и Угэдэя, Джучи-хана отправил к низовьям Сырдарьи - на города Дженд и Янтикент, трешй отряд пошел покорять города в верхо­вьях Сырдарьи, а сам Чингиз-хан с основными силами пошел на Бухару.

Правитель Отрара Гайир-хан защищался отчаянно, до последней воз­можности. Осада Отрара продолжалась почти пять месяцев. На исходе пя­того месяца героической обороны хорезмийский военачальник Кираджа- хаджиб с десятитысячным отрядом сдался монголам, впустив их в город. Однако Отрар не был сокрушен. Гайир-хан с отрядом воинов, «подобных львам», укрепился в цитадели, для взятия которой монголам понадобился еще месяц. Когда все защитники крепости полегли, она была взята в фев­рале 1220 г., Гайир-хан был схвачен и доставлен к Чингиз-хану, который подверг его жестокой казни.

Героически защищались жители и других присырдарьинских городов.

Старший сын Чингиз-хана Джучи подошел к Сыгнаку, центру государ­ственного объединения присырдарьинских кыпчаков. Монголы семь дней и ночей осаждали город, наконец, взяли его приступом и, «закрыв врата пощады и милосердия», перебити все население.

Затем монгольский отряд подошел к Ашнасу. Несмотря на упорное со­противление, город пат в неравной борьбе, и множество его жителей было перебито Все эти события имели место зимой 1219—1220 гг. и весной 1220 г. Джу- чи-хан оставался в Приаралье, в Дженде весь 1220 г., а в 1221 г., взяв после ожесточенного сопротивления город Гургендж (Ургенч) у Амударьи в се­верном Хорезме, во главе многочисленного отряда отправился в поход в степи Казахстана к северо-востоку от Аральского моря, где встретил со­противление кыпчаков, В кровопролитном сражении монголы наголову разгромили кыпчаков.

30-тысячный корпус под командованием полководцев Джэбэ-нойона и Субэдэй-нойона, выступив из Северного Ирана, в 1220 г. вторгся на Кав­каз и, разбив аланов, кыпчаков (половцев в русских летописях) и русских на реке Калке, разорив южные окраины русских земель, через степи со­временного Казахстана (Восточный Дешт-и Кыпчак) вернулся в 1224 г. в орду Чингиз-хана на Иртыш. Таким образом, в результате нашествия мон­голов 1219-1224 гг. Казахстан и Средняя Азия вошли в состав империи Чингиз-хана.

По данным арабского писателя Ибн-Василя, в 1229-1230 гг. на терри­тории Западного Казахстана вновь «вспыхнуло пламя войны между татара­ми (монголами) и кипчаками». Оно сильно разгорелось в 1237 году. Осо­бенно проявил себя в борьбе с монгольскими завоевателями отряд кыпча­ков во главе с Бачманом - кыпчаком из племени ольбурлик. Операция против него осуществлялась большими силами монгольских войск. Об этом подробно сообщают «Юань-ши» и персидские историки XIII — начала XIV вв. Отряд Бачмана был окружен и после ожесточенного боя уничтожен, сам он пленен и казнен¹⁴¹.

Это не единственные примеры героической борьбы предков казахско­го народа против монгольских завоевателей. Но и после этого поражения кыпчаки не прекратили борьбу: «...В год барса, соответствующий 639 г. хиджры по мусульманскому летоисчислению (1241-1242 гг.) кыпчаки в большом числе пошли войной на сына Джучи, который в бою их раз­бил...»¹⁴².

Монгольские завоеватели использовали обширный арсенал средств в ходе завоевания, как военные, так и дипломатические приемы, шпионаж, распространение паники как средства психологической войны, провокации, систему заложников - свидетельств этому в летописях более чем достаточно.

В ходе монгольского нашествия наиболее тяжелый удар испытали на территории Казахстана найманы и киреиты, часть которых была изгнана из Монголии, а также кыпчаки и канглы, обитавшие и в других регионах — государстве Хорезмшахов в Средней Азии, Иране, Афганистане, северо- кавказских и южнорусских степях. Они оказали упорное сопротивление монгольским завоевателям в союзе с Хорезмом, Русью, аланами (асами) - жителями Северного Кавказа. Карлуки - жители Семиречья, а также та часть кыпчаков, канглы, найманов, киреитов, которые подчинились Чин- гиз-хану без сопротивления, но под угрозой завоевания, также понесли серьезные потери в результате участия в завоевательных войнах монголов против других стран.

Монгольское нашествие было величайшим бедствием для Казахстана, как и для других завоеванных стран.

Чтобы подавкть сопротивление местного населения, Чингиз-хан при­менял методы кассового террора и насилия, опустошения целых районов.

Первыми жертвами этих методов стали присырдарьинские города и селе­ния Южного Казахстана. В числе городов разных стран, население кото­рых было полностью уничтожено монголами, три южно-казахстанских города — Отрар, Сыгнак, Ашнас. Таким образом, монгольское завоевание сопровождалось массовым истреблением людей, разрушением производи­тельных сил, уничтожались материальные и культурные ценности.

Как сказал ан-Нисави, «люди стали свидетелями таких бедствий, каких не было слышно в минувшие века, во времена ушедших государств». Тако­вы свидетельства очевидцев монгольского нашествия - величайшей траге­дии средневековья¹⁴³.

Под владычеством монголов. Огнем и мечом создав гигантскую импе­рию, Чингиз-хан вьщелил каждому из своих сыновей удел. Обширные тер­ритории Казахстана были поделены между тремя его старшими сыновья­ми. Большая (степная) часть к западу от Иртыша, охватывая северную часть Семиречья и весь Центральный, Северный и Западный Казахстан до ниж­него Поволжья включительно и Далее вплоть «до предела, куда доходили копыта татарских (монгольских) коней», входила в состав улуса Джучи (Зо­лотую Орду), Южный и Юго-Восточный Казахстан, т. е. большая часть Семиречья, в улус Чагатая, северо-восточная часть в улус Угэдэя.

Постепенно к улусным правителям перешла вся полнота власти, импе­рия распалась на самостоятельные государства. Причинами ее распада яви­лись борьба порабощенных народов против монгольского ига, непрочность, конгломератность империи, силой оружия вобравшей в себя многие стра­ны и народы, нескончаемые усобицы, отсутствие экономических связей, общих культурных традиций.

В 1252 г. при поддержке Бату-хана Золотой Орды, главой империи был провозглашен сын Тулуя Мункэ: Граница между сферами влияния велико­го хана Мункэ и главы улуса Джучи проходила между реками Чу и Талас.

В 60-годах XIII в. единству империи был нанесен последний удар. Пос­ле смерти Мункэ-хана его братья Арикбука и Хубилай начали войну за великоханский трон. Боевые действия охватили и территорию Семиречья. В 60-х гг. XIII в. воины Арикбуки так притесняли народ, что в Илийской долине наступил голод, унесший много жизней. Летописец Махмуд ибн Вали писал о междоусобных войнах: «В то время много людей погибло, области опустошены, а земля на пашнях иссохла. В битвах обе враждую­щие стороны потеряли много воинов. Казна у тех и других опустела, горо­да и строения разрушены, а люди покинули их и превратились в бродяг».

Таким образом, города Семиречья, не пострадавшие от нашествия Чингиз-хана, были разрушены во время междоусобиц Чингизидов. Но пись­менные источники и археологические свидетельства фиксируют упадок в Семиречье городской и оседлоземледельческой культуры и превращение освоенных под пашни земель в пастбища уже в первые десятилетия после утверждения монгольского господства в крае. Некогда цветущая, густона­селенная территория юго-востока Казахстана с развитой городской куль­турой и оседлоземледельческим и кочевым хозяйством быстро теряла свое былое экономическое и культурное значение.

Причин этому было несколько. Юго-восточный Казахстан оказался важным стратегическим узлом для монгольских завоевателей. Семиречье стало центром трех монгольских улусов и было разорвано на части между ними. В течение десятилетий после монгольского завоевания сюда стека­лись массы кочевников из Центральной Азии, что вызвало резкое сокра­щение посевных, обрабатываемых площадей, усилило кочевой сектор за счет оседлого. Разрушение селений, потравы скотом посевов, уничтоже­ние садов, ирригационных систем, истребление и рассеивание оседлозем­ледельческого населения, резкое сужение его экономических связей с го­родами Южного Казахстана, разрушенными еще во время похода Чингиз- хана, все это подрывало экономическую основу существования городов в Семиречье. В итоге к середине XIV в. юго-восточный Казахстан с его древ­ней городской и оседлоземледельческой культурой превратился в регион кочевников.

Монгольское нашествие резко затормозило образование народнос­ти на территории Казахстана. Произошло перемещение крупных пле­менных групп. Часть кыпчаков откочевала в пределы Северного Казах­стана и Западной Сибири, туда же с востока и северо-востока передви­нулись преследуемые завоевателями найманы и киреиты. Многие кыпчаки оказались в других странах от Средиземного моря до Индийского и Тихого океанов. Вынужденные миграции имели место и после уста­новления монгольского владычества. Захват монгольской знатью луч­ших пастбищ, особенно в Восточном Казахстане и Семиречье, неизбеж­но вел к вытеснению с них коренного населения, а раздел монголами захваченной ими территории на улусы нередко разобщал этнически род­ственные группы.

Монгольское нашествие оказало определенное, но не очень значитель­ное воздействие на состав и антропологический тип тюркского населения Казахстана, усиливая в нем монголоидные черты. Однако, собственно мон­голы, составлявшие небольшую часть населения созданных ими улусов на территории Казахстана, быстро ассимилировались в общей массе местно­го тюркоязычного населения, принимали его язык и обычаи.

Только самая высокая монгольская знать, ханский дом, царевичи, даже отюречиваясь, гордились своим монгольским происхождением. Население Золотой Орды, в основном, составляли кыпчаки, о чем говорят русские летописи. По данным источников, золотоордынские ханы именовались «ца­рями кипчаков».

Из значительных этнических групп, переместившихся в ходе монголь­ских завоевании из Монголии в Казахстан, кроме найманов и кйреитов, известны конграты и джалаиры. Они слились с местным тюркским населе­нием, сохранив свое самоназвание.

Социальные последствия монгольского завоевания: нашествия монголь­ских завоевателей, расселение на территории юго-востока Казахстана зна­чительного числа кочевников, установление политического господства монгольской феодальной знати, наконец, постоянные усобицы в монголь­ских улусах - привели к упадку городской культуры, в корне изменили хозяйственную структуру региона.

Монгольское завоевание задержало общественное развитие, вызвало определенный регресс в социально-экономическом строе Казахстана. В покоренных монголами областях широко распространился рабовладель­ческий уклад (в рабов были обращены многие сотни тысяч пленных), в феодальных отношениях закрепились самые отсталые формы.

Монголы не внесли ничего нового в общественные отношения в завое­ванных странах, в частности, в Средней Азии и Южном Казахстане, где феодализм с развитой системой уделов, условных земельных пожалований господствовал уже давно. Убедившись со временем в невозможности про­должать ничем не ограниченную хищническую эксплуатацию населения покоренных оседлоземледельческих областей, монгольские правители вы­нуждены были заимствовать у него многие формы землевладения и земле­пользования.

В степных скотоводческих районах, где феодальные отношения нахо­дились в стадии становления, монгольское завоевание привело к укрепле­нию и консервации наиболее отсталых форм феодализма, прикрытых обо­лочкой патриархальных обычаев. Кочевое и полукочевое население поко­ренных стран вошло в улусы Чингизидов, они составили новые уделы мон­гольской феодальной аристократии и новые войсковые единицы. Деление было произведено с учетом родоплеменной структуры местного населе­ния, и это явилось немаловажным фактором, способствовавшим закреп­лению ее на долгое время.

Покоренное население облагалось тяжелыми податями и повинностя­ми. Исключительно обременительной была воинская повинность — насе­ление обязано было поставлять ратников для монгольского войска. Воен­ной службой обязано было и оседлое население.

В пользу ханского двора и своих непосредственных господ кочевое ско­товодческое население обязано было платить купчур. Оседлое население платило поземельный налог (харадж). Был установлен тагар — сбор для снабжения войск зерном, скотом и пр., «чрезвычайный налог» (аваиз) и множество других. Исследователи насчитывают не менее 20 видов уста­новленных монголами податей, взимавшихся повсеместно¹⁴⁴. Взимание на­логов отдавалось на откуп, откупщики беспощадно взыскивали с населе­ния налоги, завышали его установленные нормы, проводили повторные поборы.

Тяжелыми были почтовая повинность, связанная с содержанием ямов (почтовых станций), и постойная. На население возлагалась также обязан­ность снабжать одеждой и продовольствием стоявшие в данной местности монгольские военные отряды. Злоупотребле ия усиливали тяжесть этих повинностей.

Тяжелый налоговый гнет приводил к массовому разорению населения.

Завоевательная политика Чингиз-хана явилась бедствием для покорен­ных народов. Войны Чингиз-хана и его преемников привели к упадку про­изводительных сил завоеванных стран. Вместе с тем, не все было так одно­значно. Наследие империи Чингиз-хана проявилось и в Казахском ханстве XVI-XVIII вв., а также в тюркских государствах Средней Азии, Сибири, Поволжья, Северного Кавказа, Крыма этого периода. В частности, это на­шло отражение в общественно-политическом устройстве казахского об­щества, где высшее сословие султанов составляли потомки Чингиз-хана по мужской линии - Чингизиды, имевшие монопольное право на ханский престол.

Некоторые традиционные нормы народного обычая, вошедшие в свое время в состав Ясы Чингиз-хана - свода монгольских законов и не поте­рявшие смысл в условиях казахского общества XVII в., возможно, стали частью законодательного памятника казахов «Жеты Жаргы» («Семь уста­новлений», «Утожение» или «Законы» хана Тауке)¹⁴⁵.

Казахская государственность несомненно развилась на собственной основе и явилась плодом развития общественных отношений в Казахстане предшествующих периодов. Но ее форма, в отличие от содержания, была традиционной, т. е. существовала в виде государственных институтов, уже имевших место в кочевых державах древности и средневековья на терри­тории Казахстана и Центральной Азии.

1. Pi-itsak О. Karachaniden. // Der Islam, Bd. 31, 1953, S. 21-23; Давидович E. A. Нумизматические материалы для хронологии и генеалогии среднеазиатских Ка- раханидов. //Труды ГИМ, вып. XXVI (Нумизматический сборник, ч. 2). М., 1957, с. 91—119; Караев О. История Караханидского каганата. Фрунзе, 1983.

2. Бартольд В. В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии. // Соч., т. V. М., 1968, с. 71.

3. Махмуд ал-Кашгари. Диван лугат ат-турк. Т. I. Стамбул, 1915, 283.

⁴Там же, с. 330.

5. Бартольд В. В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. // Соч., т. I. М., 1963, с. 315.

6. Хасан Богра-хан умер по дороге в Туркестан, в местности Кочкар-баши. См.: Бартольд В. В. Соч., т. I, с. 321.

7. Агаджанов С. Г. Очерки истории огузов и туркмен Средней Азии IX—XIII вв. Ашхабад, 1969, с. 182.

8. Давидович Е. А. Нумизматические заметки (Караханиды, Чингиз-хан, Шей- баниды). // Известия ООН АНТаджССР, 1968, № 3, с. 70—71.

9. Ал-Манини. Шарх ал-ямини ал мусамма би-л-фатх ал-вахби ала тарих Абу Наср ал-Утби, II. Каир, 1898, с. 220; Ион ал-Асир. ал-Камил фи-т-тарих. Изд. Торн- берга, т. IX, Лугдуни Батаворум. 1868, с. 209.

10. Давидович Е. А. О двух караханидских каганатах. // НАА, 1968, № 1, с. 74.

11. Ибн ал-Асир. ал-Камил фи-т-тарих, IX, с. 356.

12. Бартольд В. В. О христианстве в Туркестане в домонгольский период, с. 290—291, прим. 192.

¹³Бартольд В. В. Очерки истории Семиречья. // Соч., т. II, ч. I. М., 1963, с. 44.

14. Ибн ал-Асир. ал-Камил фи-т-тарих, т. X, с. 239—240.

15. Pritsak О. Von den Karluk zu den Karachaniden. // ZDMG, Bd. 101, 1951, S. 292-293.

16. Генезис титулов восходит к очень древним тотемическим представлениям, но в условиях развития социальных отношений эти и другие почетные звания уже отражали иерархическую структуру политической власти.

17. Бартольд В. В. Очерки истории Семиречья. // Соч., т. II, ч. I. М., 1963, с. 41-

47.

5. Ибн ал-Асир. ал-Камил фи-т-тарих, т. IX, с. 355.

^1!) Юсуф Баласагунекий. Благодатное знание. М., 1983, с. 187.

20. Махмуд ал-Кашгари. Диван лугат ат-турк, т. I, с. 107—118.

21. В языках многих тюркских народов в то время термин «иль» обозначал «на­род», «страна», «государство». Это понятие привязывалось чаще всего к более или менее крупным племенным объединениям.

22. Такие становища в поэме Юсуфа Баласагуни называются «кошами».

23. Ибн ал А сир. ал-Камил фи-т-тарих, т. IX, с. 355.

24. Валитова . I. А. К вопросу о классовой природе Караханидского государст­ва. //Труды Кир ФАН СССР, т. I, вып. 1, 1943, с. 135.

Махмуд А, гм гари. Диван лугат ат-турк, т. I, с. 250, 257, 273; Валитова А. А. К вопросу о фольклорных мотивах в поэме «Кутадку билиг». // Советское восто­коведение, т. V. М.. 1948, с. 100. ²" Махмуд ал-Кашгарй. Диван лугат ат-турк, т. I, с. 31; Бартольд В. В. Двенад­цать лекций по истории турецких народов Средней Азии, с. 76; Кляшторный С. Г. Древнетюркские рунические памятники. М., 1964, с. 122—135.

27. Ибн ал-Асир. ал-Камил фи-т-тарих, т. XI, с. 57.

28. Сиасет-наме. Книга о правлении вазира XI столетия Низам аль-Мулька. М.- Л., 1949, с. 34.

29. Караев О. История Караханидского каганата, Фрунзе, 1983, с. 211—215.

30. «Ляо-ши»,-гл. 30, изд. Сыбу-бэйяо, Шанхай, 1936, с. 1100.

31. Wittfogel К. A. and Feng Chia Sheng. The History of Chinese Society, Liao (907-1125). Philadelphia, 1949, p. 101-102.

32. Козин С. Сокровенное сказание. Т. I. М.-Л., 1941, § 115, с. 105.

33. Там же, § 164, с. 126.

34. Там же, § 177, с. 134.

35. Рубрук. Путешествие в восточные страны. СПб, 1911, с. 69. Цит. по: Влади- чирцов Б. Я. Общественный строй монголов. Л., 1934, с. 42—43.

36. Владимирцов Б. Я: Там же, с. 42—43.

37. Там же, с. 46-59.

38. Галстян А. Г. Армянские источники о монголах. М., 1962, с. 41.

39. Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. I, кн. I, с. 93. М.-Л., 1952.

⁴⁰Козин С. Сокровенное сказание. § 1, с. 79,149, с. 120.

41. «Ляо-ши», гл. 131 — «Сыбу бэйяо», с. 117.

42. Рашид-ад-дин, т. I, кн. I, с. 126-127.

43. Козин С. Сокровенное сказание. § 106, с. 100.

44. Там же, с. 168.

45. «Юань-ши», цз. 127. — В сер. Соинь-бонабэнь, эр-ши-сы-ши, Шанхай — Пе­кин, 1958.

46. Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. I, кн. I, с. 75, 127,137.

47. Кычанов Е. И. К вопросу об уровне социально-экономического развития татаро-монгольских племен в XII в.// Роль кочевых народов в цивилизации Цент­ральной Азии. Улан-Батор, 1974, с. 165—169.

48. «Юань-ши», цз. 130.

49. Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. I, кн. 2, с. 109.

50. «Юань-ши», цз. 1, с. 30.

51. Там же, цз. 130, с. (1502) 27254.

52. Бартольд В. В. Соч., т. V, с. 272.

53. «Юань-ши», цз. с. 27375 (1423).

54. Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. I, кн. 1, с. 140; Бартольд В. В. История Туркестана. Сочинения, т. II, ч. I, М., 1963; Владимирцов Б. Я. Общественный строй монголов; Петрушевский И. II. Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. I, кн. 1. М.-Л., 1952.

55. Аристов Н. А. Заметки об этническом составе тюркских племен и народ­ностей и сведения об их численности, «Живая старина», вып. Ill, IV. СПб, 1896. Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. I, кн. 1, с. 140.

56. Murayma S. Uber de nestorialischen inder Inner Mongolei und Sudchina. - 'TOriente nella Storid della civilta, Roma, 1964, pp. 77-80,

57. Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. I, кн. I, с. 102.

⁵⁸Там же, с. 137.

59. Там же, с. 77.

60. Аристов II. А. Указ. соч., с. 107.

61. Козин С. А. Сокровенное сказание, § 101—115, с. 98-105.

^ы Там же, § 178, с. 136; Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. I, кн. 2, с. 249.

63. Козин С. Там же, § 133, с. 113; Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. I, кн. 2, с. 249.

64. Там же, § 139, & 136.

65. Там же, § 158-164; с. 125-127.

66. «Юань-ши», 118.

67. Сандаг Ш. Образование монгольского государства и Чингиз-хан. Татаро- монголы в Азии и Европе. М., 1970, с. 22—46.

68. Козин С. Сокровенное сказание, с. 142—150.

69. Кюнер Н. В. Китайские источники о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М., 1961, с. 283.

⁷⁰Школяр С. Г. Китайскаядоогнестрельная артиллерия. М., 1979,с. 285. «Юань- ши», 151.

⁷¹ Материалы по истории киргизов и Киргизии. Вып. I. М. 1973. С. 65.

⁷²Бартольд В. В. Очерк истории Семиречья. Соч. Т. II, ч. I, с. 51.

73. Цзинь ши, гл. 121, с. 1100; Низами Арузи Самаркинди. Собрание редкостей, или четыре беседы. Пер. с перс. С. Баевского и 3. Н. Ворожейкиной М. 1963, с. 40-50.

74. Материалы по истории киргизов и Киргизии, с. 66.

75. Джузджани. Табакат-и Касири. Изд. Раверни. Т. I. Лондон, 1881, с. 90.

⁷⁶Там же, с. 914.

77. Раишд-ад-дин. Сборник летописей, т. I, ч. I. С. 148.

78. Бартольд В. В. Очерк истории Семиречья, с. 51.

7⁵ Ежегодная дань от Хорезма полагалась в 30 тысяч динаров: 1958, р. 927.

80. Бартольд В. В. Очерк истории Семиречья, с. 51.

81. Такие правители как Таянку, Има, Арбаз, Тума, Шаукем (Джузджани, т: I. С. 911).

82. Цзинь ши, гл. 121, с. 1100.

83. См.: Бартольд В. В. Очерк истории Семиречья, с. 51.

84. Wittfagel К. A. and Fend Chia Sheng. The History of Chinese Society. Liao (907-1125). Philadelphia, 1949, p. 114.

85. Ляо ши, гл. 30, с. 137; Материалы по истории киргизов и Киргизии, с. 73.

86. Материалы по истории киргизов и Киргизии. С. 70.

87. Там же, с. 68.

88. Хя\Т же С 74

89. Джузджани, т. I. С. 984.

⁹⁰Бартольд В. В. Кыпчаки. Соч., т. V, М., 1968, с. 550.

91. Ахинжанов С. М. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. Алма- Ата, 1989, с. 280; Кадырбаев А. Ш. Тюрки и иранцы р Китае и Центральной Азии XIII—XIV вв. Алма-Ата, 1990, с. 34.

92. Ахинжанов С. М. Из истории взаимоотношений кыпчаков и Хорезма. // Археологические исследования в Казахстане. Алма-Ата, 1973, с. 59—70.

93. Кудряшов К. В. Половецкая степь. М., 1948; Федоров-Давыдов Г. А Кочев­ники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966; Плетнева С. А. Кочевники средневековья. М., 1982, Она же. Половцы. М., 1990.

94. Golden Р. В. Introduction to the History of the Turkic Peoples. Ethnogenesis and State-Formation in Medieval and Early Modern Eurasia and the Middle East. Otto Har- rassowitz. - Wiesbaden, 1992.

95. Кумеков Б. E. Государство кимаков IX—XI вв. по арабским источникам. Алма-Ата, 1972.

96. Tabakat-i-Nasiri. A General of the Muhammadan Dinasties of Asia, including Hindustan from A. H. 194 to A. H. 658, and the infidel. Mugals into Islam by H. G. Raverty. London, 1881, t. П, p. 961, 10097.

97. Там же, p. 791.

98. История Казахстана с древнейших времен до наших дней (очерк). Алматы, 1993, с. 76.

99. Раишда-ад-дин. Сборник летописей, т. I, Кн. I, с. 67.

100. Кызласов Л. Р. История Тувы в средние века. М., 1969, с. 164.

101. Агаджанов С. Г. Государство Сельджукидов и Средняя Азия в XI—XII вв. М., 1991, с. 88.

102. Махмуд ал-Кашгари. Диван лугат ат-турк. Т. I, Стамбул, 1915, с. 116, 317.

103. Бартольд В. В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. Соч. Т. I, М., 1963, с. 387.

104. Там же, с. 393.

105. Багдада. Китаб ат-тавассул ила-т-тарассул, Тегеран, 1936, с. 165.

106. Ахинжанов С. М. Кыпчаки... С. 207.

107. Бартольд В. В. Туркестан в эпоху Монгольского нашествия. Соч. Т. I. М. 1963.

108. Кумеков Б. Е. Об этнонимии кыпчакской конфедерации Западного Дешт-и Кыпчака XII — начала XIII веков. // Известия НАН РК, 1993, № 1, с. 67.

109. Ан-Нувайры. Нихаят ал-араб фи фунун ал-адаб. // Тизенгаузен В. Г. Сбор­ник материалов, относящихся к истории Золотой Орда, I, СПб, 1884, с. 539—540 (текст), 540—541 (перевод); Ибн Халдун. Китаб ал-ибар, т. 5, Каир, 1284, г. х., с. 372.

110. Ад-Дчмашки. Hvxuar ад-дахр фи аджаиб ал-барр ва-л-бахр. Изд. Мерена. СПб, 1866, с. 264.

111. Кумеков Б. Е. Об этническом составе кыпчаков XI - начале XIII вв. по арабским источникам. // Проблемы этногенеза и этнической истории народов Средней Азии и Казахстана. М., 1990, с. 126.

112. Bacot J. Reconnaissance en Haute Asie Septentrionale par cinq Envoyes ouig- ours au VUIe siecle. // Journal Asiatique, t. 224, 1956, p. 146,152.

113. Махмуд ал-Кашгари. Диван лугат ат-турк, т. III. Стамбул, 1917, с. 379.

114. Самойлович А. НО слове «казак». // Сб. «Казаки. Антропологические очерки. Л., 1927, с. 13.

115. Китаб Маджму тарджуман турки ва аджами ва магули ва фарси. Изд. Хаутс- ма. Лейден, 1894, с. 25; Куръаижанов А. К. Исследование по лексике «Тюркско- арабского словаря». Алма-Ата, 1970, с. 154.

116. Ибн ал-Факих. Китаб ахбар ал-буддан. Фотокопия Мешхедской рукописи. ИВ РАН, ФВ-202, л. 1716.

117. Togan Z. V. Londra ve Tahrandaki islami yazmalardan bazilarina dair. // Islam Tetkikleri Enstitusu dergasi, cild III, cuz 2-4, Istanbul, 1960, c. 156.

118. Кумеков Б. E. Средневековые мусульманские кар ты как источник по рассе­лению кыпчаков. // Источники по средневековой истории Кыргызстана и сопре­дельных областей Средней и Центральной Азии. Бишкек, 1991, с. 63.

119. Кгзеев Р. Г. Происхождение башкирского народа. Этнический состав, ис­тория расселения. М., 1974, с. 455—457.

120. Ал-Омари. Масалик ал-абсар фи мамалик ал-амсар. // СМИЗО, т. I, с. 236.

121. Ибн Баттута. Тухфат ан-нуззар фи гараиб ал-амсар. // СМ ИЗО, т. I, с. 282.

122. Там же, с. 287.

123. Бартольд В. В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. Соч. I, с. 522.

124. Ибн Баттута. Тухфат ан-нуззар фи гараиб ал-амсар, с. 281.

125. Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Гильома де Рубрука. Алматы, 1993, с. 95.

^12t’ Ал-Омари. Масалик ал-абсар фи мамалик ал-амсар, с. 233.

127. Марголин II. В. Три еврейских путешественника XI—XII вв. Ч. Ill, СПб, 1881, с. 4.

128. Агеева Е. И. Памятники средневековья (раскопки на городище Баба-Ата). Цитадель. Оборонительные сооружения и рабады. Некрополь. Общий обзор на­ходок. // Археологические исследования на северных склонах Каратау. Труды ИИАЭ АН КазССР. Алма-Ата, 1962. Т. 14; Агеева Е. И, Максимова А. Г. Отчет Павлодарской экспедиции 1955 г. // Труды ИИАЭ АН КазССР. Алма-Ата, 1959. Т. 7; Арсланова Ф. X. Бобровский могильник. // Известия АН КазССР, ист. арх. и это., Алма-Ата, 1963. Вып. 4; Она же. Памятники Павлодарского Прииртышья (VII—XII вв.). // Новое в археологии Казахстана. Алма-Ата, 1968; Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962; Археологические памятники в зоне затопления Шуль- бинской ГЭС. Алма-Ата, 1987; Ахинжанов С. М. Об этническом составе кипча­ков средневекового Казахстана. // Прошлое Казахстана по археологическим ис­точникам. Алма-Ата, 1976. Он же. Кыпчаки в истории средневекового Казахста­на. Алма-Ата, 1989; Бернштам А. II. История киргиз и Киргизстана с древнейших времен до монгольского завоевания. // Краткие сообщения Ин-та материальной культуры. М., 1947. Вып. XIV; Бернштам А. И. Основные этапы культуры Семи­речья и Тянь-Шаня. // Советская археология. 1949, № 11; Вайнштейн С. И. Неко­торые вопросы истории древнетюркской культуры (в связи с археологическими

исследованиями в Туве). // Советская этнография. 1966, № 3; Он же. Мир кочев­ников Центра Азии. М., 1991; Винник Д. Ф. Тюркские памятники Таласской доли­ны. // Археологические памятники Таласской долины. Фрунзе. 1963; Грязное М. П.

. История древних племен Верхней Оби. // Материалы и исследования по археоло­гии. М., 1956, № 48; Гумилев Л. Н. Этносфера. История людей и история природы. М., 1993; Заднепровский Ю. А. Археологические памятники Юга Киргизии в свя­зи с вопросом о происхождении киргизского народа. // Труды Киргизской архео- лого-этнографической экспедиции. Фрунзе, 1959. Т. III; Он же. Древнеземледель­ческая культура Ферганы. // Материалы исследований по археологии. М., 1962, № 118; Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951; Кызласов Л. Р. Этапы средневековой истории Тувы. // Вестник Московского университета, серия IX, история. М., 1964. Вып. 4; Он же. История Тувы в средние века. М., 1969. Кляш- торный С. Г. Древнетюркские рунические памятники. М., 1964; Кляшторный С. Г, Султанов Т. И. Казахстан. Летопись трех тысячелетий. Алма-Ата, 1992; Кумеков Б. Е. Государство кимаков IX—XI вв. по арабским источникам. Алма~А^г1, 1972; Максимова А. Г. Средневековые погребения Семиречья. // Новое в археологии Казахстана. Алма-Ата, 1968; Маргулан А. X., Акишев К. А., Кадырбаев М. К Оразбаев А. М. Древняя культура племен Центрального Казахстана. Алма-Ата, 1966; Нурмухамбетов Б. И. Катакомбы Борижарского могильника. // Древности Казахстана. Алма-Ата, 1975; Плетнева С. А. Печенеги, тюрки, половцы в южно- русских степях. //Материалы исследований по археологии. М., № 62; Пищулина К. А. Юго-Восточный Казахстан в середине XIV — начале XIV веков. Вопросы политической и социально-экономической истории. Алма-Ата, 1977;. Савинов Д. Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. JL, 1984; Сенигова Т. Н. Сре­дневековый Тараз. Алма-Ата, 1972; Толстое С. П. Города гузов. // Советская этнография. 1947, № 3. Он же. Древний Хорезм. М., 1948; Черников С. С. К изуче­нию древней истории Восточного Казахстана. // Краткие сообщения Ин-та исто­рии материальной культуры. М., 1957.

129. Алексеев В. П. Палеоантропология лесных племен северного Алтая. //Крат­кие сообщения Ин-та этнографии АН СССР. М., 1954. Вып. XXI; Он же. Палео­антропология Алтая эпохи железа. // Советская антропология. 1958, № 1; Он же. Палеоантропология Хакассии эпохи железа. // Сборник Музея антропологии и этнографии. JI., 1961. Т. XX; Антропологические типы древнего населения на тер­ритории СССР. По материалам антропологической реконструкции. М., 1988.

130. Потапов Л. П. Очерк этногенеза южных алтайцев. // Советская этногра­фия. 1952, № 3; Радлов В. В. К вопросу об уйгурах. СПб, 1893; Розов И. С. Мате­риалы по краниологии чулымцев и селькупов. // Труды Ин-та этнографии АН СССР. М., 1956. Т. XXXIII; Савинов Д. Г. Расселение кимакор в IX—X веках по данным археологических источников. // Прошлое Казахстана по археологичес­ким источникам. Алма-Ата, 1976.

131. Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР. // Труды Ин-та этнографии АН СССР. M.-JI., 1948. Т. IV; Он же. Антропологический состав древнего и современ­ного населения Киргизии. //Труды Киргизской археолого-этнографической экс­педиции. Фрунзе, 1959. Т. III; Дрелюв В. А. Этнические связи племен среднего Приобья. //Известия Лаборатории археологических исследований. Кемерово, 1967. Вып. I.

132. Байпаков К. М. Средневековая городская культура Южного Казахстана и Семиречья. Алма-Ата, 1986.

133. Гинзбург В. В. Материалы к антропологии древнего населения Южного Казах­стана. // Советская археология. 1954, XXI; Жиров Е. В. Черепа из зороастрийских погребений в Средней Азии. // Сборник Музея антропологии и этнографии. Л., 1949. Т. X.

134. Ягодин В. И., Ходжайов Т. К. Некрополь древнего Миздахкана. Ташкент, 1910.

135. Туркевич Г. Б. Черепа из зороастрийского костехранилища в Фринкенте под Самаркандом. // Антропологический сборник IV. Труды Ин-та этнографии АН СССР. М., 1963, т. 82

136. Гинзбург В. В. Черепа из зороастрийского кладбища XIII в. в Фринкенте. // Сборник Музея антропологии и этнографии. JL, 1949, т. X; Он же. Материалы к антропологии древнего населения Юго-Восточного Казахстана. Черепа усуней и тюрков из погребений на правом берегу среднего течения р. Или. // ТИЙАЭ АН КазССР. Алма-Ата, 1959, т. 7; Гинзбург В. В.. Трофимова Т. И. Палеоантрополо­гия Средней Азии. М., 1972.

137. Гинзбург В. В., Дебец Г. Ф., Левин М. Г., Чебоксаров Н. Н. Очерки по антропологии Казахстана. // Краткие сообщения Ин-та этнографии АН СССР. М., 1954. Вып. XVI.

138. Исмагулов О. Население Казахстана от эпохи бронзы до современности. Алма-Ата, 1970; Исмагулов О., Сихшгбаева К., Исмагулова А. О. Антропологи­ческие аспекты происхождения казахского народа. // Известия НАН РК, серия общественных наук. Алма-Ата. 1993, № 1; Ярко А. И Алтае-Саянские тюрки. Антропологический очерк. Абакан, 1947.

139. Кычанов Е. И. Жизнь Темучина, вздумавшего покорить мир. М., 1972.

140. Трепавлов В. В. Государственный строй Монгольской империи XIII в. М., 1993.

141. «Юань-ши», Пекин — Шанхай, 1958.

142. СМИЗО. Т. I, т. 2. СПб, 1884, 1941.

143. Шихаб ад-дин Мухаммад ан-Насави. Жизнеописание Джалал-ад-дина Манк- бурны. Баку, 1973.

144. История Казахской ССР с древнейших времен до наших дней. Алма-Ата, т. 2. 1979, с. 145.

145. Султанов Т. И. Кочевые племена Приаралья в XV—XVIII вв., М., 1972.