3. История изучения древней и средневековой истории казахстана (VII в. До н. Э. - нач. XIII в. Н. Э.) (по письменным источникам)

ревнейшие городища в Восточном Казахстане Памятники Казахстана Берельские курганы в Казахстане Могильник Берель насчитывает около 70 курганов с каменными насы­пями различного размера. Основу его составляет несколько па­раллельных цепочек курганов, вытянутых в направлении с северо-запада на юго-восток.  "Большой Берельский кур­ган", раскопанный в 1865 году В.В. Радловым, с примыкающими к нему мелкими насыпями курга­нов образует отдельную группу.  Погребенного под Большим Берельским курганом знатного человека сопровождало, судя по отчетам, захоронение из 17 лоша­дей. За северной стенкой погребальной камеры, в 4 ряда по 4 лошади в каждом ряду было уложено 16 животных. Одна лошадь была захоронена внутри сруба, возле колоды (Сорокин, 1969,с.219).  Берельские курганы интересны, прежде всего, тем, что в последние десятилетия XX века в сопредель­ном регионе - на Российском Ал­тае были открыты новые памятники, имеющие непосредственное отношение к "феномену пазырыкских мумий". Имеются в виду находки мумифицированных остан­ков в подкурганной мерзлоте на плато Укок, расположенного в 80 - 100 км от Берели. Эти открытия, по сути, положили начало разработке проблем этногенеза и этнической истории древних, средневековых и современных народов центрально-азиатского региона на принципиально новом уровне - молекулярно-биологическом, который в свою очередь, способствовал к активному внедрению междис­циплинарного подхода в методику археологического поиска.  Некрополь Берель стал известен широкому кругу общественности с 1998 года, благодаря уникальным находкам, полученным в одном из его самых крупных курганов, обо­значенного под №11.  В 1997 - 1999 годах в Береле работала международная экспедиция археологов казахского института археологии им. А.Х. Маргулана, в состав которой входили ученые из ряда научно-исследовательских институтов, университетов республики, Восточно-казахстанского краеведческого музея, а также археологической миссии Франции в Центральной Азии и итальянского научно-исследовательского центра Лигабуе. Этой группой исследователей, под руководством, Самашева было обнаружено царское захоронение. Царь с царицей и тринадцать рыжих лошадей в полном убранстве покоились в Кургане более двух тысяч лет. Его диаметр со­ставил 33,5 х 22,8 м; максимальная высота сохр анившейся насыпи около 3 метров. Курган № 11 представляет собой специальное сооружение, возведенное для погребения пер­соны, занимавшей самое высокое положение в социальной лестни­це общества кочевых скифо-сакских племен Алтайского субрегиона. Его устройство свидетельствует о высокой строительной культуре, архитектуре и сложных религиозных представлениях насе­ления региона в IV - III в.в. до н.э. Главной его надземной частью является каменная наброска, со­оруженная из крупнообломочного материала осыпей и валунно-галечника без мелкоземистого за­полнителя, выполняющая роль аккумулятора природного холода.  В этой искусственно созданной пористой толще происходит фор­мирование многолетней мерзлоты при положительных средних годовых температурах воздуха. В свою очередь, наличие подкурганной мерзлоты обеспечивало хорошую сохранность всего органического материала на протяжении более чем двух тысяч лет.  Основу наземного сооружения памятника составляет платформа из крупных плит, уложенных на поверхности почвы подготовленной ровной площадки. Имеющийся небольшой уклон площадки к середине кургана, установленный при расчистке каменной наброски, свидетельствует о естественной просадке песчанистых глин под многотонной каменной нагрузкой. Не случайно, выдавленная глина заполняла пустоты между каменными плитами в нижних слоях наброски, что создавало ложное впечатление о применении глинистого раствора при их укладке. Края каменной насыпи укреплены крупными плитами, уложенными плашмя в несколько рядов или установленными на ребро. Сверху они закрыты дерновым слоем, содержащим мелкие плитки и галечник. Насыпь в средней части состоит из плит разного размера, уложенных в различном положении, но большая их часть находится в горизонтальном положении. Верхний слой насыпи образуют мелкие плитки и галечник, плотно покрывающие нижележащие камни. Вокруг кургана, с восточной и северо-восточной стороны, выявлены различ­ной конфигурации сооружения, ве­роятно, ритуального характера. Есть полное основание утвер­ждать, что все изделия, обнару­женные в Береле (так же как сам курган с его наземной и внутри - могильной конструкциями), являются величайшими творениями местных мастеров.  Берельский могильник являлся своеобразным святилищем, местом погребения знати и вождей какого-то субэтноса Центральноазиатского региона, создавшего своеобразную и яркую культуру, известную в науке, как пазырыкская.  Это определялось рядом факторов, таких как пространственно-ландшафтные условия и микротопографическая структура планировки курганных групп и цепочек, усложненная конструкция доминирующих объектов и система примыкающих к ним вне- курганных сооружений. Также о значимости могильника Берел свидетельствуют богатство и роскошь положенных в могилу вещей и их хорошая сохранность в погребальной камере вместе с телами умерших персон, благодаря многолетней мерзлоте, сформировавшейся под каменной наброской кургана.  Пазырыкская культура при всей кажущейся однородности, безусловно, полиэтническое образование, состоявшее из множества групп населения, различавшихся по этнографическому облику культуры, и обитавших на территории всей Алтайской горной страны. Таким образом, берельскую группу памятников, имеющую некоторые этнографические отличия в сравнении с памятниками Алтая, следует рассматривать на данном этапе исследований как локальный вариант Пазырыкской культуры.   Источник:  Книга «Сокровища мерзлых курганов Казахского Алта»  А.П. Горбунов, З.С. Самашев, Е.В. Сеерский, Алматы, 2005 год

Археологическая экспедиция из  института археологии в 2003 году Раскопанный курган Раскопки Берельского кургана  находятся в 12 км. от поселка  Джамбыл  Золотой человек найденный при раскопках на Берельском кургане

История далекого прошлого Казахстана издавна привлекала вни­мание отечественных и зарубежных ученых. Первые опыты освеще­ния средневековой истории края в историографии Евразии относятся к XVII в. Тюркский историк Кадыр Али бек из племени жалаир в 1602 г. на основе устных исторических преданий и исторического свода Рашид-ад-дина (XVI в.) составил труд «Собрание историй», где описываются события в кыпчакских степях после монгольского на­шествия⁷⁶. Немаловажное значение для периода раннего средневе­ковья имеют упоминания ряда тюркских племен (кыпчаков, карлу- ков, канглы, уйгуров) в непосредственной связи с историей родона­чальника огузских племен — Огуз хана. Перу хивинского хана Абулгази (XVII в.) принадлежит два исторических произведения: «Родо­словная тюрков» и «Родословная туркмен», на страницах которых значительное внимание уделяется истории огузов, кыпчаков, кан­глы, относящейся к раннему и развитому средневековью, приводятся этимологии тюркских этнонимов, а также затрагивается вопрос по исторической географии Казахстана⁷⁷.

В том же столетии турецкий историк Мунеджджим-баши в своем зна­чительном произведении проявляет интерес к истории и этнографии многих тюркских племен, расселявшихся на территории Казахстана в VIII—XIII вв.⁷⁸. Приводятся важные сведения о государствах и династи­ях Центральной Азии, в частности караханидах, сельджукидах, хорезм- шахах и др. Мунеджджим-баши использовал многочисленные сочине­ния предшествующих мусульманских хронистов.

В западноевропейской историографии первые публикации, затраги­вающие вопросы средневековой истории Казахстана, появляются в кон­це XVII в. Ориенталист д’Эрбело ввел в научный оборот сведения ряда письменных памятников мусульманского круга об огузах и кимаках⁷⁹. В XVII в. первую попытку общего обзора истории тюркских и монголь­ских племен на основе китайских летописей и немногие арабских ком- пиляционных сочинений предпринял Ж. Дегинь⁸⁰. Арабист д'Оссон, написавший по восточным нарративным источникам историю монго­лов, дал перечень кыпчакских племен по ан-Нувайри (XIV в.)⁸¹. К числу первых исследователей восточных древностей относится также И. Хаммер-Пургшталь⁸². Поздняя арабская историография стала в первую оче­редь доступна европейским ученым, внимание которых к тюркским пле­менам не выходило за рамки общего интереса к истории мусульманских соседей Европы. В их трудах нашла отражение именно сиро-египетская историографическая традиция, традиция поздняя, а потому сугубо ком­пилятивная, путанная, слишком сложная для анализа без изучения бо­лее ранних источников. Неудивительно, что первые в европейской на­учной литературе сведения об огузах, кыпчаках и кимаках по существу не оказали никакого влияния на дальнейшую разработку этой пробле­мы.

Первым представителем русской ориенталистики был Г. 3. Байер⁸³, в начале XVIII в. занимавшийся переводом сочинения Абулгази «Родо­словное древо тюрков». У истоков историографии России в деле изуче­ния средневековой истории тюркских этносов стояли В. Н. Татищев, Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, В. Г. Василевский, П. В. Голубовский и др., рассматривавшие историю огузов и кыпчаков (половцев) в тех пре­делах, которая непосредственно была связана с историей Киевской Руси, хотя уже Н. М. Карамзин усматривал генетическую связь кыпчаков с казахами (киргизами)⁸⁴.

Обращение к оригинальным арабским источникам IX—XII вв., где упоминались тюркские племена и их объединения, позволило во вто­рой половине XIX в. выявить целый ряд достоверных сведений о них, содержащихся в работах А. Шпренгера, Г. Юля, А. Вамбери, X. Френа, В. В. Григорьева, В. Г. Тизенгаузена. Именно в этот период русская ис­ториография Востока получила прочную источниковедческую базу в виде нарративных письменных памятников и нумизматических матери­алов.

X. Д. Френу (1782—1851) принадлежит заслуга открытия и введения в научный оборот ряда ценных источников, содержащих сведения по средневековой истории Казахстана. Он первым начал привлекать араб­ские источники для изучения истории народов, входивших в состав Рос­сии. Среди многочисленных публикаций X. Д. Френа особенно ценным было издание в 1829 г. «Записок» Ибн Фадлана (X в.), обнаруженных им в географическом словаре Якута (XIII в.), с обширными комментария­ми, содержащими параллельные арабские тексты Ибн Хаукаля (X в.)⁸⁵ и ряда других арабских географов. «Записки» представляли собой «обра­зец работы в этой области, не превзойденный за весь XIX в.»⁸⁶.

Во второй половине XIX в. в русской ориенталистике возрос интерес к проблемам происхождения казахского народа, к истории его основ­ных этнических компонентов, к родо-племенной структуре. В. В. Гри­горьев, первым в России начавший читать университетский курс исто­рии Востока, уделил особое внимание изучению истории и культуры Казахстана. Он ввел в научный оборот свидетельства арабского путе­шественника Абу Дулафа (X в.), имеющих важное значение для исто­рии раннесредневекового Казахстана, в особенности сведения о хозяй­стве, расселении, религии кимаков, карлуков, чигилей, огузов⁸⁷. Не ут­ратила своего научного значения прокомментированная и в особеннос­ти дополненная В. В. Григорьевым книга К. Риттера «Восточный Турке­стан»⁸⁸. В ней он использует материалы древних авторов, при этом уде­лив внимание географии расселения кочевых саков, а также сообщени­ям ранних арабских географов о народах и племенах Казахстана, о тор­говых путях, пролегавших через его территорию, о средневековых го­родах и поселениях. С легкой руки В. В. Григорьева первое тюркское мусульманское государство Центральной Азии получило название Ка- раханидов. История этого государства исследовалась им на основе впе­рвые привлекаемого источника турецкого автора Ахмеда Эфенди, ис­пользовавшего многочисленные нарративные источники мусульманско­го круга, подчас из редких и не дошедших до нас рукописей⁸⁹. Мнение В. В. Григорьева о том, что карлуки составляли ядро Караханидской дер­жавы, подтвердилось последующими исследователями. В исследовани­ях А. Левшина, Н. И. Гродекова⁹⁰ приводятся сведения об исторических судьбах ряда родов и племен, вошедших в состав казахского народа, об их уранах и тамгах.

Продолжалась кропотливая деятельность русских востоковедов на поприще углубления и расширения источниковой базы применительно к истории и культуре Центральной Азии. Большой вклад в выявление и издание восточных письменных памятников внес В. Г. Тизенгаузен. Плодом его многочисленных трудов над мусульманскими рукописями был свод извлечений из арабских и персидских сочинений по истории Золотой Орды⁹¹. Выявленные им материалы из различных рукописей, хранящихся в фондах Европы, представляют собой ценнейший источ­ник информации по истории Восточного Дешт-и Кыпчака в предмонгольское и монгольское время.

В середине XIX в. в Казахстане появляются национальные кадры, го­ревшие желанием послужить своему народу на ниве просвещения и нау­ки. Замечательным казахским востоковедом был Ч. Ч. Валиханов, чьи труды и исследования по истории и культуре тюркских народов были высоко оценены в русской и мировой науке и не утратили своей науч­ной значимости в наши дни. Одним из первых Ч. Ч. Валиханов ввел в научный обиход новый, не известный ученым пласт исторических ис­точников - эпос, предания, легенды вкупе с широким кругом письмен­ных материалов, позволивших ему проследить истоки древнего этапа формирования казахской народности и отметить существенную роль миграции в процессе ее образования⁹².

Свою лепту в развитие историко-востоковедческих разработок внес Н. Н. Пантусов. Будучи на службе в Туркестанском крае более 30 лет, он интересовался историей, этнографией, нумизматикой, изучением восточных рукописей. Опубликовал переводы из географических Сочи­нений ранних арабских географов, равно как из «Записок» Бабура. Сле­дует отметить переводы Г. С. Саблукова и П. И. Демезона сочинения Абулгази «Родословная тюрок»⁹³, имеющие прежде всего источниковед­ческое значение.

Дальнейшее развитие историко-востоковедческих исследований, а также достижения географической науки и этнографии позволили рус­ским ученым перейти к концу XIX в. от интерпретации отдельных раз­розненных сведений, в основном военно-политического характера, к их историческим обобщениям, предпринять попытку создания сводного труда по этнической истории отдельных тюркских народностей. В этом плане особое место в изучении средневековой истории Казахстана за­нимают широко известные работы Н. А. Аристова о тюркских племенах и народах⁹⁴. Н. А. Аристов не был востоковедом со специальным обра­зованием, но его «Заметки об этническом составе...», по словам выдаю­щегося ученого В. В. Бартольда, представляют «одно из самых отрадных явлений в нашей литературе по востоковедению»⁹⁵. Достоинством на­учных работ Н. А. Аристова является то, что они написаны на основе широкого круга источников и литературы по изучаемому предмету. В итоге ему удалось создать наиболее полный свод материалов об этни­ческом составе тюркских племен и народностей. Подробнее всего он рассмотрел казахскую народность, так как казахи «больше всех тюрк­ских народностей сохранили скотоводческий и кочевой образ жизни и родовой быт, почему родовые и племенные деления и их имена держатся у них с наибольшею силою и ясностью»⁹⁶. Выяснив этнический состав казахов трех жузов, он сопоставляет названия древнетюркских племен с названиями современных ему родов и племен; соотносит племенное объединение дулу западных тюрков с дулатами старшего жуза; конста­тирует, что канглы и кыпчаки приняли наибольшее участие в образова­нии казахов; рассматривает империю хуннов, как древнейшее тюркское государство, что в целом корреспондирует с утвердившимся мнением в современной научной литературе о преобладании внутри хуннской фе­дерации племен, говорящих на древнейших тюркских языках.

Выдающимся явлением в синологии стало издание в середине XIX

в. Н. Я. Бичуриным собрания сведений китайских письменных па­мятников о древних народах Средней Азии⁹⁷. В трехтомном труде была собрана основная информация китайских источников по исто­рии древних и средневековых насельников Казахстана: хунну (сюн- ну), усуней, кангюй, яньцай и тюркских племен. Материалы китай­ских хроник сопровождались обширными историко-филологически­ми комментариями. Столь же ранние исследования, основанные на китайских источниках с привлечением арабских, проведены Абель Ремюза, Ст. Жюльеном⁹*. В них рассматривается история тюрков, эфталитов, распространение манихейства, буддизма в Средней Азии и Казахстане. Продолжалось издание китайских источников, про­ливающих свет на разработку средневековой истории Центральной и Внутренней Азии (Э. Бретшнейдер)⁹⁹. На основе сопоставления ки­тайских и византийских источников Э. Шаванн (1903) исследовал историю западных тюрков Жетысу VI—VIII вв.¹ °; выявил роль запад­ных тюрков в деле облегчения взаимоотношений и культурного об­мена между Китаем, Индией, Передней Азией и Византией; подверг историко-географической интерпретации маршрут Сюань Цзача; осуществил перевод «Исторических записок» Сыма Цяня с обшир­ными историческими комментариями. Несколько позже де Грот (1921) вновь обращается к сочинению Сыма Цяня для того, ч^гобы перевести главу о хунну и привести более полные текстологические сведения о них¹⁰¹.

Сведения древнего религиозного текста «Авес ля», одного из важней­ших источников эпохи древности Средней Азии и Казахстана, стали до­ступны европейской науке во второй половине XVIII в. благодаря пере­воду, как затем установлено, во многом приблизительному, осущест­вленному А. Дюперроном¹⁰².

Во второй половине XIX — начале XX вв. был переведен на русский язык ряд сочинений греческих и римских авторов (Геродот, Ксенофонт, Полибий, Полиен, Прокопий Кесарийский), содержащих много ценных материалов по политической и этнической, а также по экономической и культурной истории и исторической географии древнего Казахстана и Средней Азии. В. В. Латышев выпустил фрагменты о Скифии из тру­дов многочисленных античных авторов¹⁰³.

Конец прошлого столетия в истории тюркологии ознаменовался событием эпохального значения — на р. Орхон в Монголии были открыты два больших рунических памятника: в честь Кюль-тегина и в честь Бильге-кагана. В. В. Радлову вслед за датским лингвистом В. Томсеном удалось найти ключ к чтению этих надписей. С этого вре­мени изучение древнетюркской эпиграфики выделилось в особую отрасль тюркологии с центром в Петербурге. В 1892—1903 гг. по ини­циативе В. В. Радлова было предпринято издание фундаментальных трудов, обобщивших результаты исследования орхоно-енисейской письменности. В это же время появляется серьезный труд П. М. Мелиоранского по историко-филологическому истолкованию памят­ника в честь Кюль-тегина¹⁰⁴.

Строго научного исследования прошлого народов Центральной Азии ученый мир вправе был ожидать преимущественно от представителей науки в России, для которых выяснение хода истории Казахстана и Сред­ней Азии имело не только чисто теоретическое значение. Не случайно в Петербурге были сосредоточены богатейшие собрания рукописных ис­точников по истории региона. Однако удовлетворяющих научным тре­бованиям монографий по древней истории и раннему средневековью Казахстана и Средней Азии до конца XIX в., по оценке В. В. Бартольда, не было. Этот существенный недостаток суждено было восполнить само­му В. В. Бартольду.

Непреходящее научное значение имеют исследования В. В. Бартоль­да по истории средневекового Казахстана. Труды В. В. Бартольда были первыми в отечественном и мировом востоковедении работами, в кото­рых история разрабатывалась по первоисточникам, соответственно стро­гим требованиям исторической критики.

Ему принадлежит заслуга публикации и комментированного пере­вода важнейшего источника о кимаках, кыпчаках, карлуках, огузах — главы о тюрках из «Зайн ал-ахбар» Гардизи¹⁰⁵, он сделал доступным та­кой важный для истории раннесредневекового Казахстана источник, как «Худуд ал-алам»¹⁰⁶, а также тщательно использовал географические, эт­нографические и исторические данные ценнейшего источника по исто­рии Центральной Азии — произведения Махмуда Кашгари¹⁰⁷.

Интерес к казахстанской тематике возник у В. В. Бартольда в связи с переводом замечательного памятника огузского героического эпоса «Китаб-и дедем Коркуд»¹⁰⁸. В ходе историческою и фольклорного тол­кования огузского эпического сказания В. В. Бартольд сделал серьез­ный вывод об общем источнике огузских (туркменских) и казахских преданий о Коркуде, унаследованном от раннесредневекового тюркоя­зычного населения Сырдарьи.

Ценным научным вкладом в изучении истории Казахстана явилась его книга «Очерки истории Семиречья», опубликованная впервые в 1898 г. в Верном (ныне Алматы)¹⁰⁹. Эта книга прочно сохраняет научное зна­чение в освещении политической истории Жетысу со II в. до н. э. и до середины XVIII в. н. э. В тесной связи с «Очерком» находится его капи­тальная работа «Туркестан в эпоху монгольского нашествия» в двух час­тях¹¹⁰, принесшая автору заслуженную мировую славу.

После Октябрьской революции казахская тематика включается В. В. Бартольдом в широкий проблемный и хронологический диапазон работ по истории тюркских народов. Этому способствовал огромный интерес к национальной истории и национальным культурным традициям, про­будившийся в Казахстане и Средней Азии в период революционных со­бытий и особенно усилившийся во время национального размежевания в 1924 г.

Во время пребывания в Казахском высшем педагогическом институ­те В. В. Бартольд прочел лекцию «История турецко-монгольских наро­дов» (1927). Он довольно обстоятельно показал картину расселения на­родов и племен на территории Казахстана на материалах Махмуда Кашгари и охарактеризовал лингвистические особенности языка кыпчаков, в дальнейшем ставших основным компонентом в сложении казахской народности.

В 1926 г. В. В. Бартольд предпринимает первую научно обоснован­ную попытку обобщить историю тюркоязычных народов как сложный процесс, показать путь самостоятельного социального, политического и культурного развития, который прошли родственные по языку, но различные по своему экономическому быту народы на протяжении по меньшей мере двух тысячелетий. Это направление исследований В. В. Бартольда отразилось прежде всего в его работе «Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии», где он наиболее четко и ясно следует своему тезису, что «история Востока может быть объяснена толь­ко путем применения тех же научных методов, как история Европы»¹¹¹.

Несомненным вкладом В. В. Бартольда в историческую науку явля­ется установленная им периодизация истории средневекового Казахста­на и Средней Азии, которая в основных чертах прочно вошла в истори­ографию Востока. Труды В. В. Бартольда во многом являются исходны­ми в изучении истории Казахстана.

Видного востоковеда первой четверти XX века И. Маркварта отличала обширность и разносторонность познаний, по богатству и разнообразию собранных сведений он заслуживал полного внимания специалистов. И. Маркварт впервые обращается к сюжетам истории, тюркских племен в связи с попыткой анализа мусульманских сведений в странах Восточной Европы и их средневековых связях¹¹². Не ограничившись попутным исследованием проблемы, он посвящает весьма колоритному, по мнению ученого, этносу кыпчак (команы) специальную монографию/113/ в которой на основе разнохарактерных по сюжету и разнообразных по языку письменных источников за­тронул широкий круг вопросов по истории народов и племен степ­ной полосы Евразии.

Начальный этап историко-востоковедческих исследований в Казах­стане связан с именами А. П. Чулошникова, С. Д. Асфендиярова. Науч­ные поиски А. П. Чулошникова были направлены на привлечение но­вых источников, на попытку связать историю казахов и их составляю­щих этнических компонентов с судьбами других тюркских народов¹¹⁴. С. Д. Асфендияров исследовал многие коренные проблемы истории и истории культуры — этногенез казахов, казахский эпос, сделал серьез­ную попытку осмысления и обобщения сложного и в то же время еще малоизученного процесса становления феодального строя на террито­рии Казахстана¹¹⁵. По-прежнему не снималась актуальность познания истории рода. М. Тынышпаев вкратце изложил генеалогию основных казахских племен и родов с историческими комментариями¹¹⁶.

Важным шагом в развитии исторических знаний явилась книга Б. Я. Владимирцова¹¹⁷. В ней, на основе привлечения обширного фак­тического материала, анализируется характер общественных отно­шений у монголов на протяжении XI—XVIII вв. Монография Б. Я. Владимирцова сыграла большую роль не только в поступательном движении монголоведения, но и историографии тюркских народов. В этой связи кстати указать на замечание видного сельджуковеда В.Гордлевского: «Для правильного понимания истории тюркских народов необходимо изучение монголов; оно должно объяснить и родовое устройство тюрок и их социально-экономическую органи­зацию»¹¹⁸. Поэтому не случайно то влияние, которое оказал труд Б. Я. Владимирцова, посвященный обществу монголов, основанному на кочевом скотоводческом хозяйстве, на многих исследователей, за­нимавшихся изучением истории кочевых и полукочевых тюркских народов. В 30-е годы для роста исторического познания много дали развернувшиеся дискуссии о социально-экономической природе восточных обществ и азиатском способе производства.

В эти годы наблюдается также новый важный этап по выявлению ма­териалов из письменных памятников и изданию сборников нарратив­ных источников. Так, по истории Казахстана вышел в свет сборник «Про­шлое Казахстана в источниках и материалах» (Алма-Ата, 1935—1936, тт. 1—2),-содержащий комплекс различных по типу и содержанию древних и средневековых письменных памятников: древнегреческих, латинских, византийских, китайских, арабо-персидских. Серьезной источниковой базой стало издание сборника «Материалы по истории туркмен и Турк­мении», основное содержание которого составили переводы извлече­ний из сочинений, написанных на арабском, персидском и тюркском языках, охватывающих период с VII по XIX вв.¹¹⁹. Сборник дает иссле­дователям истории средневекового Казахстана обширные и разносто­ронние данные об огузах, обитавших на средней и нижней Сырдарье, в Приаральских степях.

Вместе с тем в 30-е годы активизировалась исследовательская работа над «Авестой» (Э. Бенвенист, X. Нюберг, Э. Херцфельд). Значительный вклад в источниковедческий анализ и интерпретацию текстов в ходе даль­нейшей разработки этого древнего памятника внесли С. П. Толстов,И. Абаев, Г. Виденгрен, И. М. Дьяконов, В. А. Лившиц. «Авеста» со­здана в разное время и, возможно, в разных областях, и поэтому ее ис­пользование в конкретно-исторических исследованиях сопровождается известной осторожностью.

Одним из непосредственных продолжателей В. В. Бартольда в об­ласти средневековой истории Казахстана был А. Н. Бернштам — ис­следователь широкого профиля, ставивший и разрешавший сложные теоретические проблемы обобщающего характера. Его разносто­ронняя деятельность как археолога, этнографа и историка имела большое значение для разработки многих разделов раннего этапа истории казахского народа, в том числе истории усуней, гуннов. Постоянно обращаясь к письменным источникам (древнетюркским и китайским), А. Н. Бериштам исследовал социальную структуру древнетюркского государства, связывая ее прежде всего с перерас­танием военно-демократического уклада в систему раннефеодаль­ных отношений. Он также выявил роль и значение согдийской ко­лонизации V—VII вв. и ее взаимоотношения с Тюркским каганатом, уточнил вопрос о карлукском периоде в Семиречье¹²⁰. А. Н. Бернш- там в довоенный период наметил основные контуры развития древ­ней и средневековой истории Семиречья и Тянь-Шаня.

Прекрасным знанием письменных мусульманских источников отли­чался А. Ю. Якубовский. Его статья, посвященная описанию средневе­кового города Южного Казахстана — Сыгнака, с детальным анализом сведений, полученных из письменных памятников, до сих пор может служить образцом подготовки к археологическому изучению того или иного объекта¹²¹. А. Ю. Якубовскому принадлежит большой труд по истории туркмен с VIII до XV вв.¹²². В нем систематизирован обширный материал об огузах, их родоплеменной структуре, хозяйственной жиз­ни и социально-экономических отношениях в раннем средневековье. Крупным достижением науки является исследование А. Ю. Якубовско­го по истории Золотой Орды, завершившееся появлением, по существу, первого обобщающего труда об этом государстве¹²³. Его обзор истории монголов XI—XIII вв. важен в теоретическом отношении для изучения социально-экономической истории не только монголов, но и кочевых тюркских народов, исторически наиболее тесно связанных с монгола­ми¹²⁴. Он также наметил периодизацию истории Средней Азии VI-XV вв. Многие положения этой периодизации приняли историки Средней Азии и Казахстана.

К этим же 40—50 годам относится научная деятельность С. П. Толстова, также внесшего значительный вклад в развитие исторической науки Казахстана. В связи с углубленным исследованием ч разных направле­ниях археологии и этнографии Хорезма в его работах дан глубокий ана­лиз общественного строя и культурно-бытового уклада населения За­падного и Южного Казахстана эпохи древности и средневековья¹²⁵. Ис­следования С. П. Толстова по различным аспектам этнографии, в част­ности, по методологическим проблемам, составляют важный этап в раз­витии этнографии. Скрупулезный анализ древних письменных памят­ников позволил ему высказать обоснованные положения относительно истории массагетов, даев, кангюев. С. П. Толстову принадлежит честь введения в научный оборот большого историко-археологического ма­териала о сырдарьинских огузах. При этом он сделал попытку выяснить характер огузских поселений в дельте Сырдарьи¹²⁶, выявить территори­альную локализацию огузов в X — начале XI вв., а также определить свое отношение к происхождению огузов. Его работы позволили вы­явить древние и самобытные истоки культуры народов Казахстана и Средней Азии.

Сохраняют свое значение капитальные труды В. Ф. Минорского. Ис­следование, связанное с географическим персидским анонимом «Худуд ал-алам», выполнено с прекрасным знанием материала в историко-ис­точниковедческом аспекте¹²⁷. Обширные комментарии, относящиеся к областям обитания тюркских племен ягма, карлук, чигиль, тухси, огуз,печенег, кыпчак имеют самостоятельное значение. Труд арабоязычно­го автора ал-Марвази (XII в.) вошел в научный обиход только после того, как В. Ф. Минорский опубликовал главу о тюрках, Китае и Индии с английским переводом и подробными комментариями¹²⁸. Это сочине­ние представляет большую историческую ценность благодаря ориги­нальным этнографическим сведениям о тюркских племенах. Особенно важны сведения о переселении племен из Внутренней Азии, вызвавшем цепь грандиозных передвижений тюркских племен в Западном направ­лении. С методологической стороны очень важна его статья о путеше­ствии Тамима ибн Бахра (IX в.) во Внутреннюю Азию¹²⁹.

В 40-е и 50-е годы изучалась проблема истории возникновения и раз­вития государственности на территории Казахстана. Был пересмотрен ранее общепринятый взгляд об относительно позднем возникновении государственности на территории Казахстана. Исследования историков дали возможность поставить вопрос о характере политического строя и возникновении элементов государственности еще у древних жителей Жетысу и юга Казахстана — усуней и кангюй на рубеже л. э.

Вышедший в 1949 г. обобщающий коллективный труд по истории Казахской ССР с древнейших времен до 2-й мировой войны, принципи­ально отличался от всех предшествующих работ по истории Казахста­на. Вместе с тем, создание такого труда было осуществлено до появле­ния монографий по узловым историческим проблемам.

В послевоенные годы уже в полную силу работали национальные казахские кадры востоковедов, которые готовились в научных шко­лах Москвы и Ленинграда. К их числу относился А. X. Маргулан. Работам А. X. Маргулана свойственно разнообразие тематики и ши­рокий хронологический диапазон исследуемых памятников. Успеш­ными оказались разработки таких проблем, как: взаимодействие ко­чевников и земледельцев, роль кочевников в формировании осед­лых поселений и городов, выяснение вопросов расселения древних .и средневековых племен, исследование древних караванных путей¹³⁰. „Итог многолетнего труда — монография «Древняя культура Цент­рального Казахстана» является важной вехой в изучении централь­но-казахстанских древностей¹³¹.

В начале 50-х годов осуществлено наиболее полное издание древне­персидских надписей (Р. Кент)¹³². Расширяется источниковедческо-текс­тологическая разработка памятников; определена первая точно установ­ленная дата в истории народов Средней Азии — это разгром Кира мас- сагетами (530 г. до н. э.); проводится сравнительно-сопоставительное изучение древнеперсидских надписей с данными античных авторов. Однако вопрос о размещении племен древнеперсидских и античных ис­точников на современной карте Казахстана и Средней Азии не решен. Высказаны различные точки зрения по географии расселения сако-скиф- ских племен (Тревер К. В., Струве В. В., Абаев В. И., Руденко С. И., Дандамаев М. А., Черников С. С., Пьянков И. В., Литвинский Б. А., Акишев К. А., Кадырбаев М. К. и др.).

В 50-х — начале 60-х годов более широко развернулись исследования по проблемам этнополитической истории древнего и средневекового Казахстана. Они имели два основных направления — публикация переводов восточных источников и изучение важных историографических проблем.

Было завершено издание в переводе фундаментального историчес­кого труда «Собрание летописей» Рашид ад-дина (нач. XIV в.), который занимает особое место в своде источников по истории кочевых племен азиатских степей¹³³. Рашид ад-дин среди своих источников, из которых он черпал сведения о тех или иных событиях, называет книги китай­ских, индийских, уйгурских и кыпчакских мудрецов. Однако ни сами эти труды, ни их авторы, к сожалению, не указываются. Анализ сведе­ний Рашид ад-Дина о народах и племенах Центральной Азии еще далек от завершения. Увидела свет с обширными историко-филологическими комментариями книга Ахмеда Ибн Фадлана, наиболее ценный источ­ник по истории огузов (А. П. Ковалевский)¹³⁴. Сведения арабских ис­точников IX—XVI вв. о долине р. Талас и смежных районах опублико­вал С. JI. Волин¹³⁵. Большую подборку ценных китайских известий о народах Центральной Азии опубликовал Н. В Кюнер, продолжив луч­шие традиции Н. Я. Бичурина. Был введен в научный оборот важный отрывок по истории кыпчаков и кыргызов из сведений «Юань-ши» (Е. И. Кычанов)¹³⁶. Издано двухтомное собрание исторических сведе­ний о тюрках на китайском языке (Чэнь Чжун-мянь)¹³⁷.

Привлекались известия китайских источников по древности и ран­нему средневековью Казахстана. Их анализ, осуществленный Ю. А. Зуевым применительно к усуням, тюркам времени Тюркского Кага­ната, тюргешам, карлукам, оказался плодотворным. Публикация переводов из китайских летописей, сопоставление сведений династийных хроник с материалами древнетюркс^ких памятников и генеа­логических преданий, равно как с античной традицией, дали возмож­ность по-новому представить некоторые стороны этнических про­цессов, политических событий и исторической географии казахстан­ской древности¹³⁸.

В работах историков Казахстана получил отражение вопрос о време­ни появления и значении термина «казах» (казак)¹³⁹.

Особое значение для изучения древнетюркской письменности име­ют обобщающие труды С. Е. Малова¹⁴⁰. Результаты исследований уче­ных, основанных на материалах древнетюркских памятников, показа­ли, что этногенетические процессы, происходившие в рамках тюркских каганатов, оказали весьма существенное влияние на историю формиро­вания тюркоязычных народов Центральной Азии и Сибири.

Авторами обстоятельных научных публикаций, на страницах кото­рых разрабатывается древняя и средневековая история Казахстана, яви­лись К. Цегледи и О. Прицак. Основываясь на надежной источниковой базе (круг мусульманских источников, китайских летописей, древне­тюркские рунические памятники и византийские сочинения), К. Цег­леди рассмотрел широкий круг вопросов источниковедческо-текстоло­гического и историографического характера. Его исследования связа­ны с историей хуннов, древних тюрков, печенегов, карлуков, куманов¹⁴¹. Весьма ценны научные выкладки К. Цегледи в области исторической географии Центральной Азии, социальной структуры древнетюркского общества.

Заметным вкладом в науку стали разработки О. Прицака по истории карлуков, Караханидов, печенегов¹⁴². Он расставил все точки над долго дискутировавшейся проблемой о происхождении династии Карахани­дов. На убедительных фактах и аргументах было обосновано мнение об их карлукской атрибуции.

В 1957 г. появилось новое издание «Истории Казахской ССР», где были учтены и исправлены ошибки, заполнены пробелы прежних вы­пусков, были обобщены для своего времени основные результаты ис­следований по древней и средневековой истории Казахстана, по-ново­му разработаны многие вопросы периодизации.

В отличие от прежних лет историки Казахстана стали принимать учас­тие в работе Международных форумов ученых, в частности XXV Меж­дународного конгресса востоковедов (Москва, 1960 г.), VII и VIII Меж­дународных конгрессов этнографов и антропологов (Москва, 1964; То­кио, 1968).

Развитие историко-востоковедческих исследований в Казахстане в середине 60—70-х гг. отмечено не просто ростом интереса к историчес­кому прошлому. Используя выявленные письменные источники, уче­ные подняли на более высокий уровень изучение истории племенных союзов и раннесредневековых государственных образований. Актуаль­на тема преемственных генетических связей древних жителей Казахста­на с казахским этносом, а также место и роль в этих процессах мигра­ции древних племен и народностей. Для этого времени характерен пере­ход в исследованиях к обобщающим работам и монографическим раз­работкам, основанным на первоисточниках. Так, собраны, обобщены материалы различных источников по вопросу происхождения казахских племен и родов, прослежены их генетические связи, уходящие живыми нитями в эпоху древности и раннего средневековья, особое внимание уделено выявлению их расселения на протяжении веков; при этом пере­смотрены некоторые представления по истории тех или иных племен казахского народа, высказаны новые точки зрения (В. В. Востров, М. С. Муканов)¹⁴³. Другая, значительная работа М. С. Муканова посвящена этнической истории и расселению казахов Среднего жуза¹⁴⁴. На основе восточных письменных источников, а также архивных материалов ис­следована этническая история и картина расселения казахских племен во второй половине XVIII — начале XX вв. с проекцией в ретроспектив­ном плане в древность и средневековье.

Традиционная для русской историко-филологической науки по­ловецкая (кыпчакская) тематика получила дальнейшую разработку и обобщение (М. И. Артамонов, С. А. Плетнева, Г. А. Федоров-Да­выдов)¹⁴⁵.

Анализ и систематизация материалов, извлеченных из древне­тюркских рунических текстов, сопоставление их с материалами дру­гих источников и обобщение достигнутых результатов как в истори­ографическом, так и в источниковедческом аспектах применитель­но к истории Казахстана и Средней Азии содержит монография С. Г. Кляшторного¹⁴⁶. Помимо разработки истории тюрков, столь же тщательно исследована кангюйская проблема, согдийская колони­зация Жетысу.

Необходимо отметить также выход в свет книг Л. Н. Гумилева по ис­тории тюркских народов. Они посвящены державе хунну и государству древних тюрок¹⁴⁷. Исследуются закономерности возникновения, разви­тия и гибели этих социально-политических кочевых общностей. Автор уделил большое внимание широкому кругу исторических проблем (по­литической жизни хунну и тюрок, их быту, религии, культуре), а также географическому размещению кочевников Внутренней и Центральной Азии на рубеже двух эпох — древности и средневековья.

Ценное исследование по истории крупного этнического объедине­ния огузов написал С. Г. Агаджанов¹⁴⁸. На основе исчерпывающего ис­пользования арабских, персидских и тюркских сочинений С. Г. Агад­жанов основательно разработал историю огузов и туркмен IX—XIII вв. Работа охватывает время от первых упоминаний огузов в нарративных мусульманских памятниках до исчезновения их имени со страниц исто­рии после монгольского нашествия. Приводится развернутый очерк истории государства сырдарьинских огузов, сыгравших важную роль в истории Казахстана, Средней Азии и Восточной Европы. Данный труд выгодно отличается от других работ тем, что в нем широко привлека­ется картографический материал, который подчас является неотъемлимой частью того или иного географического сочинения, воспринимаю­щегося как своеобразная объяснительная записка к карте. Исследова­ние С. Г. Агаджанова бесспорно представляет собой крупный вклад в изучение истории огузов, туркмен и сельджуков.

Велики заслуги преимущественно российских ученых (А. Ю. Яку­бовского, С. Е. Малова, С. П. Толстова, А. Н. Бернштама, Б. Г. Гафуро­ва, А. Н. Кононова, И. П. Петрушевского, В. А. Ромодина, С. Г. Кляшторного, Е. И. Кычанова, Б. А. Ахмедова) в подготовке и становлении национальных кадров востоковедов. Представителем петербургской школы востоковедов является Б. Е. Кумеков, посвятивший монографическое исследование истории кимаков IX—XI вв.¹⁴⁹ — одному из узло­вых сюжетов казахского этногенеза. На основе детального изучения мусульманского круга он сформулировал и разработал проблему суще­ствования государства и городской культуры кимаков, которых можно считать предками казахского народа; доказал наличие не одного, а нескольких хозяйственно-культурных типов (включая земледелие и ремес­ло) на востоке территории Казахстана в IX—XI вв.

Казахстан в своем историческом развитии никогда не находился в изоляции, также как и сопредельные с ним страны и народы. Напротив, саки, усуни, канпои, гунны, тюрки, тюргеши, карлуки, огузы, кимаки, кыпчаки пребывали в тесных политических, этнических, хозяйственных и культурных связях с окружающими их этносами. Общность проис­хождения, близость языков, однотипность хозяйства, быта и культуры тюркоязычных племен приводили к взаимопроникновению территорий, участию одних и тех же племен в формировании различных тюркских народов и т. д. В силу этих закономерностей для развития историко­востоковедческих исследований древнего и средневекового Казахстана оказываются весьма полезными конкретные разработки по башкирам (Р. Г. Кузеев)¹⁵⁰, киргизам (С. М. Абрамзон)¹⁵¹, каракалпакам (Т. А. Жданко)¹⁵², карлукам и кыпчакам, как этническим компонентам узбеков (К. Шаниязов)¹⁵³, алтайцам (Л. П. Потапов)¹⁵⁴; этапы формирования этнокультурной общности кимаков и кыпчаков Южной и Западной Си­бири VII—XII вв. убедительно показаны Д. Г. Савиновым¹⁵⁵.

В свете сказанного не случайно в г. Алматы (1976 г.) была прове­дена весьма представительная Тюркологическая конференция, где рассматривались проблемные вопросы: этнические и историко-куль­турные связи тюркских народов, межэтнические связи в разные ис­торические периоды, проблема этногенеза и этнической истории тюркских народов, уделялось также внимание историко-культурной проблематике по древней и средневековой истории тюркоязычных народов Центральной Азии.

Несомненным вкладом в науку явилось издание I и II томов «Исто­рии Казахской ССР» (1977, 1979), где дано систематическое изложение древнейшей, древней и средневековой истории Казахстана. Этот обоб­щающий труд выгодно отличается от предшествующих тем, что он име­ет под собой прочную источниковедческую базу. Значительно расши­рен круг используемых письменных источников: тюркоязычных, пер­соязычных, арабоязычных и китайских. Как правило, используются не переводы или изложения письменных источников, а их подлинные текс­ты. Авторы опираются также на археологические материалы, получен­ные в результате впечатляющих раскопок казахстанских археологов, нумизматические и антропологические данные. Исторические процес­сы, протекавшие на территории Казахстана рассматриваются во всем объеме и с большой степенью детализации. Подробно излагается этни­ческая, политическая, социально-экономическая и хозяйственная ис­тория древней и средневековой истории Казахстана. Исследование в полной мере отражает достижения исторической науки¹⁵⁶.

В 80-е годы силы историков были сосредоточены на наиболее важ­ных актуальных проблемах, связанных с рядом направлений: истори­ческой географией Казахстана (с древнейших времен до XVIII в.), этно­генезом и этнической историей казахского народа; генезисом кочевого скотоводческого хозяйства, соотношением и теснейшими взаимосвязя­ми оседлого земледелия и кочевого скотоводства. В этой связи пробле­ма политических и культурных контактов хорезмшахов Ануштегенидов с кыпчаками на большом фактическом материале восточных источни­ков нашла отражение в книге 3. М. Буниятова¹⁵⁷. В сущности эта же тема хорезмийско-кыпчакских отношений конца XI — нач. XIII вв. достаточ­но подробно разработана С. М. Ахинжановым в монографическом ис­следовании, посвященном средневековым кыпчакам Казахстана. Им также рассмотрены вопросы происхождения, хозяйства и этнографии кыпчаков. Вместе с тем, уделяется внимание вопросу о соотношении этнонимов кыпчак и кимак¹⁵⁸.

К знаменательной дате — 150-летию со дня рождения Ч. Ч. Валиханова, выдающегося казахского ученого, просветителя, путешественни­ка, этнографа, исследователя истории и культуры Казахстана, Средней и Центральной Азии было осуществлено новое издание 5-томного Со­брания сочинений¹⁵⁹.

В юбилейный 1985 год в Алматы состоялась международная кон­ференция «Культурно-исторические процессы в Центральной Азии

в средние века» в рамках ЮНЕСКО. Основное внимание было уде­лено этнокультурным процессам, протекавшим в Центральной Азии в V III XVII вв., социально-экономической базе цивилизации кочев­ников и оседлого населения региона и взаимоотношениях между ними, характеру государственного устройства, взаимосвязи и взаи­мовлиянию культур.

Продолжалось введение в научный оборот материалов китайских ле­тописей и разработка истории тюркских племен древнего и средневеко­вого Казахстана ( В. С. Таскин, А. Г. Малявкин, Ю. А. Зуев, И. Рахевильц, А. Ш. Кадырбаев).

Американский востоковед-медиевист П. Голден издал обобщающе­го характера труд «Введение в историю тюркских народов»¹⁶⁰. В нем рас­сматриваются вопросы этнологии и государственной организации тюркских племен в эпоху древности и средневековья.

Заметным явлением в историографии Казахстана стало появление книги С. Г. Кляшторного и Т. И. Султанова «Казахстан. Летопись трех тысячелетий»¹⁶¹, написанной на большом материале письменных источ­ников и археологических данных. Ученые взяли на себя труд обобщить достижения большого международного сообщества историков-востоковедов и археологов Казахстана. Общий процесс этногенеза казахского народа авторами представляется как взаимодействие и слияние двух групп населения на протяжении 2—3 тысяч лет: индоевропейской и центральноазиатской. Именно из их среды во втором тысячелетии н. э. сло­жились казахский, киргизский, каракалпакский, узбекский и другие тюркские народы. Показаны также начальные этапы формирования кипчакского общества, которые проходили в регионе Северной Монголии и Алтая. Образование кыпчакского этноса С. Г. Кляшторный относит к III—IV вв. н. э. и идентифицирует с сирами древнетюркских надписей.

С обретением Республикой Казахстан своей независимости и государственной целостности начался качественно новый этап развития ис­торической науки. Ныне все большее значение приобретает проблема выяснения места и роли Казахстана в Центральной Азии, Евразии и в целом во всемирно-историческом процессе. Необходимо установление более широких и тесных международных научных связей. Следует от­метить возросший интерес общественности Республики к проблемам этногенеза казахов, происхождения и семантики термина «казак», гене­зиса и эволюции казахской государственности, формирования этнической территории казахского народа. Большее внимание должно обратить на разработку культурологической проблематики, наряду с традиционными методами необходимо применение инновационных подходов, в частности, цивилизационного.

1. Чертежная книга Сибири, составленная тобольским сыном боярским Семе­нем Ремезовым в 1701 г. СПб. 1882.

2. Археологическая карта Казахстана. Алма-Ата, 1960, с. 8-9; Маргулан А. X., Акишев К. А., Кадырбаев М. К., Оразбаев А. М. Древняя культура Центрально­го Казахстана. Алма-Ата, 1966, с. 17—20.

3. Археологическая карта Казахстана. С. 11; Маргулан А. X., Акишев К. А., Кадырбаев М. К., Оразбаев А. М. Указ. соч., с. 21—31.

4. Валиханов Ч. Ч. Очерки Джунгарии. Избр. произведения, Алма-Ата, 1958, с. 83—116; Он же. Дневник поездки на Иссык-Куль. Здесь же, с. 239-240, 245—280, 281,334-339.

5. Радлов В. В. Сообщение о раскопках. Отчеты археологической комиссии (ОАК) за 1866 г. СПб., 1867, с. XXII—XXIV; Он же. Сообщение о раскопках в Семиреченской и Копальской областях, и в районе города Верного. ОАК за 1862 г., с. XXII—XXIII; Он же. Из Сибири. М., 1989, с. 419—531.

6. Jlepx П. И. Археологическая поездка в Туркестанский край в 1867 г. СПб., 1870.

‘ Бартольд В. В. Соч., т. IV. М., 1966, с. 21—87; Байпаков К. М., Кумеков Б. Е. В. В. Бартольд как историк и археолог средневекового Казахстана. // Известия АН КазССР. Серия общественная, 1974, № 6, с. 83—88.

8. Савельева Т. В. Охрана и изучение древностей Казахстана Туркометарисом (Средазиометарисом) // Прошлое Казахстана по археологическим источникам. Алма-Ата, 1976, с. 227—233.

9. Грязное М. П. Погребения бронзовой эпохи в Западном Казахстане. // Каза­ки. Антропологические очерки, вып. 2. Л., 1927, с. 172—215.

10. Рыков П. С. Работы в совхозе «Гигант» (Караганда). // Известия Гос. Акаде­мии истории матер, культуры (ИГАИМК), 110. Археологические работы Акаде­мии наук СССР на Новостройках. Т. V. М., 1935; Кривцова-Гракова О. А. Алексеевское поселение и могильник //Труды Гос. историч. музея (ТГИМ). XVII. М., 1948; Черников С. С. Древняя металлургия и горное дело Западного Алтая. Алма- Ата, 1949.

11. Сатпаев К. И. Избранные труды. Алма-Ата, 1970, Т. 5, с. 44—45, 68—69, 70.

12. Ходжиков К. Древнейшие памятники Семиречья. — Труды Каз. научно-исследов. ин-та национальной культуры, т. 1. Алма-Ата, 1935; Тынышпаев М. Исто­рия казахского народа. Алма-Ата, 1993, с. 200—218; Дублицкий Б. Н. Хроника археологических разведок и находок на территории КазССР. Архив Института археологии НАН РК. Ф. 2, д. 161—162.

13. Бернштам А. Н. Историко-археологические очерки Центрального Тянь- Шаня и Памиро-Алая. Материалы исследования по археологии СССР. МИА, 26. M.-JI., 1952. Список основных печатных работ А. Н. Бернштама: Краткие со­общения Ин-та ист. матер, культуры (КСИИМК), т. 80. М., 1960, с. 9—16.

14. Акишев К. А. Отчет о работе Илийской археологической экспедиции 1954 г. // ТИИАЭ, т. I. Алма-Ата, 1956, с. 5-32.

15. Алпысбаев X. А. Памятники нижнего палеолита Южного Казахстана. Алма- Ата, 1979.

16. Акишев К. А. Археология Казахстана за советский период. — СА,1967, 4, с. 76-78.

17. Маргулан А. X., Акишев К. А., Кадырбаев М. К., Оразбаев А. М. Древняя культура Центрального Казахстана. Алма-Ата, 1966; Маргулан А. X. Бегазы-дандыбаевская культура Центрального Казахстана. Алма-Ата, 1979; Оразбаев А. М. Поселение Чаглинка (Шагалала). Некоторые формы и типы. // По следам древ­нейших культур Казахстана. Алма-Ата, 1970, с. 129—146.

18. Таймагамбетов Ж. К. История изучения палеолита Казахстана. //Актуальные проблемы историографии древнего Казахстана. Алма-Ата, 1989, с. 22-40.

19. Чалая JJ. А. Озерные стоянки Павлодарской области Пеньки II, I. // Поиски и раскопки в Казахстане. Алма-Ата, 1972, с. 163—181.

20. Акишев К. А., Кушаев Г. А. Древняя культура саков и усуней долины р. Или. Алма-Ата, 1962.

21. Акишев К. А. Курган Иссык. М., 1978; Акишев К. А. Искусство и мифология саков Семиречья. Алма-Ата, 1986.

22. Багриков Г. И., Сенигова Т. Н. Открытие гробниц в Западном Казахстане. // Известия АН КазССР, 1968, № 1.