§ 3. Определение сознания

и будущие попытки его рассмотрения вряд ли будут способны орга­ нично осмыслить и примирить все противоположные ипостаси его существования. Возникает даже соблазн заявить, возвращаясь к на­ шему первичному пониманию сознания, что оно представляет собой такой род бытия, посредством которого познаются и преобразуются все иные виды бытия (природное, культурно-социальное, телеснофизиологическое и т.д.), но которое само принципиально непознава­ емо в своей целостности. Образно говоря, то, что ближе всего к нам по бытию, то дальше всего от нас по степени познаваемости.

Однако внимательный взгляд на неустранимые антиномии созна­ ния позволяет все-таки воздержаться от столь пессимистического вы­ вода. В выделенных выше оппозициях присутствует и глубоко конст­ руктивный элемент.

Во-первых, эти антиномии объективны и характерны именно для сознания, т.е. мы теперь имеем дело не с каким-то абстрактным и нео­ пределенным бьпием вообще, относительно которого только и можно было сказать, что оно есть ближайшее и первичное для нас, а с реаль­ ностью, обладающей вполне определенными, хотя и бинарно-антино­ мическими, атрибутами.

Во-вторых, взаимодействие подобных противоположных атрибу­ тивных процессов (хотя бы имманентного и трансцендентного, отра­ жательного и конструктивного) в жизнедеятельности сознания явля­ ется источником его развития как динамической реальности, причем, по-видимому, можно говорить об устойчивых — вневременных и сверхличных — закономерностях такого развития, несмотря ни на свободу конкретных носителей сознания, ни на бесконечный универ­ сум его возможных вариаций в зависимости от культурно-историчес­ кого, национального и других контекстов.

В-третьих, наличие противоположностей в сознании — это не толь­ ко движущий фактор его развития, но и условие и критерий отличия

полноценно функционирующей реальности сознания отреальности иллю­ зорной, в которой пребывает сознание психически больного субъек­ та — наркомана или личности, впавшей в состояние аффекта. Взаимо­ действие полярных ипостасей бьпия сознания уберегает человека как от иллюзорного ухода в глубины имманентной субъективности, так и от угрозы абсолютного трансцендирования с потерей представлений о собственном «Я». Через базовые антиномии уравновешивается естест­ венная погруженность сознания в спонтанно-темпоральный поток пе­ реживаний со столь же естественным сверхвременным памятованием о прошлом, творческими озарениями и надперсональным функцио­ нированием категориально-синтетических структур мышления.

Индивид, который все логически сознает (т.е. держит в фокусе свое­ го сознания), рискует утратить навыки «творческого забвения» (именно этому труднее всего научить компьютер!) или превратиться в невротика, зацикленного на какой-нибудь идее. Но вместе с тем и человек, живу­ щий лишь бессознательными телесно-эмоциональными импульсами или ожиданиями сверхсознательных откровений, ведет не менее иллю­ зорное существование, изолирующее его и от мира, и от самого себя. Примеры погружения сознания человека в иллюзорную реальнрсть можно было бы и преумножить, но их общая метафизическая причина коренится в гипертрофировании одной из противоположных сторон за счет другой в вышеотмеченных антиномиях «здорового сознания».

Пока эти антиномические связи в сознании сохраняются и опре­ деляют своим «силовым напряжением» его общую динамику и функ­ ционирование, до той поры личность успешно живет и действует в ок­ ружающем мире, находится в гармонии с собой и окружающими людьми. Правда, эти базовые антиномии на то и являются антиноми­ ями, а не мирным единством взаимодополнительных противополож­ ностей, что их синтез — дело совсем нелегкое ни в жизни, ни в мыс­ ли. На оселке этих предельных оппозиций проверяется и закаляется внутренний мир личности и обретаются положительные психологи­ ческие качества. По-видимому, полностью снять фундаментальные антиномии сознания невозможно — для этого надо бьпь или полным идиотом, или Божественным Абсолютом, а посему в рациональном плане речь может идти лишь о посильном разумном познании движу­ щих противоречий сознания и их действенно-живом опосредствова­ нии, гармонизации по мере восходящего развития личности.

Учитывая вышеизложенное, можно дать следующее предваритель­ ное определение сознания: сознание есть динамическая и противоречи­ вая реальность, посредством которой познаются и преобразуются все

иные виды реальности (природная, социальная, культурно-символическая и др.), включая ее саму.

Такое понимание остается, однако, еще крайне абстрактным и проблематичным. Непонятно, о какой конкретно реальности идет речь и можно ли вскрыть в этой парадоксальной и неуловимой реаль­ ности сознания хотя бы какие-нибудь устойчивые структуры. Зачас­ тую, для того чтобы разобраться в природе какого-либо объекта, бы­ вает полезно обратиться к этимологии слова, которым этот объект поименован. Дело в том, что язык оказывается подчас мудрее нас, его суетных носителей.

Во-первых, следует обратить внимание на приставку «со» в слове «сознание». В ней явственно зафиксировано что-то превосходящее

наше эго и органично отсылающее к некому «мы», к общности, трансцендентной нашей имманентной и замкнутой самости. Однако «со» подразумевает не только «горизонтальную» общность и связан­ ность с тем, что нам подобно, т.е. с другими «Я» в рамках социально­ го «мы»; но также связь с тем, что может быть и «выше», и «ниже» нас. Имеется в виду органическая связь с природным миром и его многообразными формами, а также связь с высшими духовными на­ чалами, а возможно, и деятельными «Я», которые могут превосхо­ дить нас по уровню своей организации. Низшее заслуживает состра­ дания и помощи, поскольку мы находимся или должны находиться с ним в покровительственном со-общении; «высшее», наоборот, вызы­ вает благоговение, поскольку дарует нечто, позволяющее нам лично совершенствоваться и восходить. Ницше совершенно верно обро­ нил: «Обыкновенно принимают само сознание за общий сенсоризм и высшую инстанцию; тогда как оно есть лишь средство взаимного общения, оно развилось из сообщения и в интересах сообщения»1. Наконец, есть еще один, направленный вглубь, аспект этого крае­ угольного «со» — сопричастность собственному внутреннему миру, который не менее таинственен и непонятен, чем предстоящее наше­ му внешнему восприятию мировое сущее. Словом, в этом русском «со» содержится мотив принципиальной открытости человека всему, что только есть в окружающем бытии, в том числе и неизведанным глубинам собственного существа.

Во-вторых, подобное «со» как направленность на связь и общение с собой и миром всегда реализуется только в знании и через знание. Мы совершенно согласны с чеканной формулой К. Маркса: «Способ, каким существует сознание и каким нечто существует для него, это — знание»2. Ясно, что подобное утверждение выглядит сегодня доволь­ но спорным3, учитывая критику отождествления сознания и знания не только в философии, но и в психологии XX в. Однако, если знание рассматривать в предельно широком контексте, как включающее в себя не только явное, но и неявное, не только логико-рефлексивное, но также ценностное, практически-волевое и эмоциональное зна­ ние, тогда оппозиция сознания и знания лишается всякого смысла. Сознание всегда существует лишь в стихии многообразного знания и

••' Ницше Ф. Воля к власти. М., 1994. С. 242.

2МарксК., ЭнгельсФ. Из ранних произведений. М., 1956. С. 633.

Врамках советской марксистской психологии тезис о неправомерности сведения сознания-к знанию в отчетливой форме первым высказал В.Н. Мясшцев (Сознание как единство отражения действительности и отношений к ней человека // Проблемы со­ знания. М., 1966).

Diana 5. Сознание как объект гносеологических исследований 329

ни и сознания, вплоть до их слияния в одном слове — «живознание», указывали Г.С. Сковорода и И.В. Киреевский. Но в наиболее афорис­ тической форме эту идею, правда со ссылкой на Плотина, высказал С.Л. Франк: «Сама жизнь есть знание»1.

В принципе, тенденция к отождествлению сознания и жизни свойственна не только русской и восточной философии, но и запад­ ной. Но за немногими исключениями (П. Тейяр де Шарден, М. Шелер, А.Н. Уайтхед) жизнь понимается там как преимущественно жизнь индивидуального сознания, как человеческий «жизненный мир». Этот «жизненный мир» может трактоваться как текучий поток жизненных переживаний, где «на основе переживания и понимания самого себя, в их постоянном взаимодействии друг с другом форми­ руется понимание проявлений другой жизни и других людей»2. «Жизненный мир» может также пониматься как первичный челове­ ческий «образ мира», пронизанный первичными ценностными пред­ почтениями, базовыми языковыми фигурами дискурса и другими не­ явными установками. Как писал поздний Э. Гуссерль, «под...

установкой... понимается привычно устойчивый стиль волевой жиз­ ни с заданностью устремлений, интересов, конечных целей и усилий творчества, общий стиль которого тем самым также предопреде­ лен»3. Подобные — субъективно-переживающие и конструктивноантропоцентристские — ракурсы рассмотрения связи между жизнью и сознанием вполне правомерны. Можно даже дать следующее об­ разное определение сознания индивида: сознание есть поле «жизнен­

ного мира», на котором разыгрывается драма становления нашего ин­ дивидуального «Я».

Однако отечественная мысль, обращаясь к проблеме сознания, всегда утверждала нечто принципиально большее и значимое. Буду­ чи, по меткому замечанию А.Ф. Лосева4, чуждой всякому субъекти­ визму и безоговорочно онтологичной, русская философия в лице своих наиболее прозорливых представителей подчеркивала изна­ чальное антропокосмическое единство сознания и жизни. Актами своего духа мы конституируем не только «образ мира» (личный и всечеловеческий) и не только «свою жизнь», а сам мир и мировую жизнь! Наша со-знающая связь с предметностью любого рода, в том

Франк С.Л. Предмет знания. Душа человека. СПб., 1995. С. 592.

2 Дилътей В. Наброски к критике исторического разума // Вопросы философии. 1988. №4. С. 141.

Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия / Вопросы филосо­ фии. 1986. № 3. С. 106.

4 См.: Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М, 1991. С. 509.

числе и природной, «со» — не только сугубо идеальна, но и матери-1 альна, специфически физична в подлинном смысле этого слова. На-: ши мысли, образы и переживания — объективная вселенская сила, поскольку мы сами — краеугольная идеально-материальная сила мирового целого.

На этих онтологических аспектах бытия сознания мы еще остано- j вимся ниже, при анализе проблемы идеального, а пока целесообразно I углубиться в гносеологическую структуру индивидуального сознания, связанного многомерным общением («со») «горизонтального», «вер­ тикального» и «глубинного» характера с миром, с другими «Я» и с са-1 мим собой.

Иными словами нас будет интересовать не онтологический во-1 прос «что есть сознание?» по самому своему существу; а гносеологи- i ческая проблема «что есть сознание?» с точки устойчивых структур существования индивидуального «жизненного мира». Подобная про­ блема предполагает построение модели сознания как системы позна­ вательных способностей сознания и соответствующих им видов зна-Ъ ния. Такая модель должна, по нашему мнению, удовлетворять ряду требований:

•отражать вскрытую ранее антиномическую противоречивость бытия сознания, т.е. фиксировать структурное единство разнообраз­ ных, в том числе и противоположных, состояний сознания и видов знания;

•прояснять не только структуру, но и динамику сознания;

•опираться не только на логические, но и на наглядно-метафори­ ческие средства понимания, учитывая парадоксальную предметность сознания и наличие в нем внедискурсивных компонентов.

При построении подобной структурной модели мы абстрагируем­ ся от целого ряда проблем, достаточно хорошо исследованных и изло­ женных в современной литературе по сознанию (в том числе и учеб­ ной): во-первых, от проблем становления сознания в онто- и филогенетическом планах1 и, во-вторых, от влияния социокультур­ ных условий на жизнедеятельность сознания, в значительной мере определяющих потребности и характер личности. К рассмотрению же структуры сознания (или «жизненного мира») личности мы теперь и переходим.

1 Подобный материал читатель может найти в упоминавшейся монографии Иванов А.. Сознание и мышление. М., 1994.