Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
1oleshkov_m_red_diskurs_tekst_kognitsiya_kollektivnaya_monogr / Олешков М. (ред.) Дискурс, текст, когниция коллективная монография.doc
Скачиваний:
61
Добавлен:
19.11.2019
Размер:
3.52 Mб
Скачать

Лингвистическая экспликация интертекстуальности в медиа-политическом дискурсе

В современной лингвистике достаточно глубоко исследованы понятия «интертекстуальность» и «интертекст», созданы типология моделей межтекстового взаимодействия и классификация интертекстуальных включений, проводятся исследования интертекстов в разновидностях институционального типа дискурса – политическом и медиа-дискурсах. Тем не менее, некоторые положения до сих пор остаются дискуссионными. Мы надеемся, что предпринятое нами исследование будет представлять большую значимость для дальнейшего развития теории интертекстуальности, а проведённый анализ лингвистической экспликации интертекстуальных включений в медиа-политическом дискурсе как гибридном дискурсивном образовании позволит расширить понимание межтекстового взаимодействия с точки зрения дискурсивной принадлежности. Таким образом, объектом изучения в настоящей статье является современный медиа-политический дискурс как гибридное дискурсивное образование двух видов институционального дискурса – политического и медиа- дискурсов. В качестве предмета изучения выступает лингвистическая экспликация интертекстуальных включений в текстах современного англоязычного медиа-политического дискурса.

В научной лингвистической литературе уже имеются отдельные исследования интертекстуальных включений в политическом дискурсе [Левенкова 2006; Ворожцова 2007; Нахимова 2007; Попова 2007; Спиридовский 2006], медиа-дискурсе [Аникина 2004; Боярских 2008; Воронцова 2008; Джанаева 2008], рекламном дискурсе [Алексеева 2009; Илюшкина 2008; Чистова 2009]. Однако отсутствуют работы, в которых пристальное внимание уделялось бы лингвистической экспликации интертекстуальности в гибридных дискурсивных образованиях, возникающих вследствие пересечения разных видов институционального дискурса.

Таким образом, нам предстоит решить следующие задачи: установить системообразующие признаки медиа-политического дискурса как гибридного дискурсивного продукта; рассмотреть существующие концепции теории интертекстуальности; раскрыть содержание понятий «интертекстуальность» и «интертекст»; охарактеризовать типы интертекстуальных включений, к которым мы отнесли цитаты, прецедентные феномены, аллюзии; дифференцировать интертекстуальные включения в текстах медиа-политического дискурса по признаку эксплицитной и имплицитной маркированности.

В современных условиях политика должна быть явлена массам. Соответственно, без средств массовой информации, определяющих повестку дня, конструирующих образы, выстраивающих общественное мнение и проясняющих интересы различных субъектов, – публичная коммуникация в политике не может состояться в принципе. К тому же, в современном мире у политиков минимизированы возможности прямого контакта с населением. А поскольку население дистанцировано от политических деятелей и не может непосредственно наблюдать процесс принятия политических решений, касающихся общественно-политической жизни, то именно журналисты становятся «рассказчиками» о политике и политиках и, соответственно, именно они воздействуют на общественное мнение. Именно СМИ являются практически единственным средством общения политиков и масс.

Тот факт, что политика стала медийной по своей сути и является опосредованной средствами массовой информации, подтвержает Е. Воинова. Исследователь утверждает, что политическая и медиа- сферы настолько переплелись между собой, что отделить одну от другой просто невозможно. Е. Воинова приводит в защиту своего мнения следующие аргументы: во-первых, информация, выносимая средствами массовой информации в публичное пространство, для подавляющей части общества – единственный контакт с политикой. Во-вторых, существуют чёткие структурные сопряжения между медийной системой и системой политической: политика получает выгоду от присутствия в медиа, а медиа требуют уже политической реакции за это присутствие. К тому же, установить коммуникацию и заставить воспринимать себя в политическом свете политические агенты могут лишь с помощью медиа, так как только медиа придают особое значение политическим явлениям, обеспечивают политическим событиям их явленность в публичном пространстве и устанавливают коммуникационные связи. Из этого следует, заключает автор, что медиатизация политики представляет собой совокупность процессов и явлений информационного воздействия и взаимодействия как внутри политической сферы, так и при ее переплетении со сферой масс-медиа – то есть через публичные презентации политических смыслов [Воинова 2006].

Если перевести вышеизложенную информацию в рамки взаимодействия политического дискурса и медиа-дискурса как институционального типа коммуникации, то в этом случае есть весомые основания заявлять о существовании гибридного феномена – медиа-политического дискурса. Под гибридной разновидностью – медиа-политическим дискурсом – мы понимаем такой дискурс, который гармонично совмещает в себе признаки двух видов институционального типа дискурса: медиа-дискурса и политического дискурса, а в качестве рабочего определения мы принимаем следующее: медиа-политический дискурс – сложное коммуникативное явление, реализуемое через средства массовой информации, имеющее своей целью борьбу за власть посредством формирования общественного мнения, включающее текст как вербализованный результат речи (письменный или устный), контекст – ситуативный, социокультурный, прагматический, психологический, а также специальные языковые средства, отвечающие целям и задачам медиа-политического дискурса.

Приняв за основу системообразующие признаки медиа- и политического дискурсов, мы установили конститутивные признаки медиа-политического дискурса как их гибридной разновидности.

Участниками медиа-политического дискурса являются профессиональные журналисты, выступающие в роли посредников между политиками и клиентами, сами политические деятели, прибегающие к услугам журналистов, и массы, т.е. слушатели, читатели, зрители. Тематика медиа-политического дискурса по сути своей обширна, поскольку включает борьбу за власть, и находит отражение в текстах средств массовой информации. К текстам медиа-политического дискурса мы относим все тексты СМИ политической тематики. Медиа-политический дискурс обладает рядом предпосылок для манипулирования общественным сознанием. Его манипулятивный потенциал обусловлен, в первую очередь, интенциональной установкой этого гибридного дискурсивного образования. Целью медиа-политического дискурса, интегрирующей цели медиа- и политического дискурсов, является передача воздействующей информации, направленной на завоевание, реализацию, сохранение власти. Задача медиа-политического дискурса – это оказание воздействия на формирование общественного мнения. Достижение цели и задачи обеспечивается тем, что медиа-политический дискурс есть коммуникативное явление, а в основе любого общения заложено целенаправленное воздействие на партнёра по коммуникации. Медиа-политический дискурс располагает таким ресурсом управления знаниями общества о мире и, соответственно, его реакцией, как информация. Таким образом, медиа-политический дискурс обладает информативно-воздействующим потенциалом. Медиа-политический дискурс отражает взгляды, убеждения, ценностные ориентации определенных социальных и политических групп, т.е. обладает идеологичностью. Идеология содержит основные нормы, ценности и другие принципы, которые используются для достижения целей и интересов групп, а также для реализации и утверждения власти. Будучи институциональным типом общения, медиа-политический дискурс оказывает влияние на самые широкие слои общества, обладающие общими ценностями и установками, которыми можно управлять.

Итак, мы заключили, что в области пересечения политического дискурса и медиа-дискурса возникает гибридное дискурсивное образование – медиа-политический дискурс, интегрирующий признаки политического и медиа- дискурсов. Продуктом медиа-политического дискурса является текст средств массовой информации политической тематики, иными словами, медиа-политический текст. В медиа-политическом тексте, как и в любом другом тексте, должны присутствовать все признаки текстуальности, а именно когезия, когерентность, интенциональность, акцептуальность, информативность, ситуативность, интертекстуальность. Именно последний признак лежит в основе предмета изучения нашей статьи.

Термин «интертекстуальность» был введён в научных обиход несколько десятилетий назад, в 1967 году, зарубежным теоретиком постструктурализма Юлией Кристевой для обозначения общего свойства текстов, выражающегося в наличии между ними связей, благодаря которым тексты (или их части) могут многими разнообразными способами явно или неявно ссылаться друг на друга [Приводится по: Кочетова 2006 : 102]. В отечественной лингвистике термин «интертекстуальность» появился благодаря концепции «полифонического романа» М. М. Бахтина, который зафиксировал феномен диалога текста с текстами (и жанрами), предшествующими и параллельными ему во времени. Интертекстуальные исследования М. М. Бахтина позволили рассматривать каждый новый текст как некую реакцию на уже существующие тексты, а существующие тексты – как элементы художественной структуры новых текстов [Бахтин 1979 : 76].

Большинство исследователей сходятся во мнении, что общим условием реализации принципа интертекстуальности является наличие «текста в тексте», мотивы, фрагменты, язык или сюжет которого транспонируются автором в собственный текст и используются им для порождения нового смысла [Рахимкулова 2007; Марченко 2008].

В теории интертекстуальности существуют термины «интертекст», «интертекстемы», «интертекстуальные ссылки», «интертекстуальные включения» и т. п. В частности, интертекстема определяется как лингвистическое средство реализации интертекстуальных связей [Жулинская 2005 : 72]. Понятия интертекст, интертекстуальное включение трактуются как непосредственно анализируемый текст, который абсорбирует множество текстов, имея собственный смысл [Попова 2007 : 9–10]. Под интертекстуальными ссылками понимаются ссылки на известные в определённой лингвокультуре тексты или феномены [Спиридовский 2006 : 7].

Одним из наиболее распространенных типов интертекстуальности является цитата – воспроизведение двух или более компонентов претекста, как правило, с сохранением той предикации, которая установлена в тексте-источнике. И. В. Алещанова дифференцирует цитату по её структуре как полную, редуцированную и сегментированную. Полная цитата, считает исследователь, представляет собой взятый дословно, без сокращений, законченный в смысловом отношении отрезок текста-источника. Редуцированная цитата – это сокращенный в соответствии с целями цитирования отрезок текста-источника, получающий логическое завершение в окружающем контексте. Под сегментированной цитатой автор понимает цитатные вставки, неразрывно связанные в структурно-смысловом отношении и воспроизводимые через небольшие интервалы в соответствии с назначенной для них в принимающем тексте смысловой нагрузкой [Алещанова … www].

Некоторые лингвисты, например Е. Р. Левенкова, принимая во внимание способ оформления, выделяют прямую и косвенную цитату, а также трансформацию цитируемого текста, т.е. перифразу прямой и/или косвенной цитаты. Прямая цитата всегда сопровождается указанием источника и оформляется традиционной вводной формулой (he said, he wrote). Косвенная цитата являет собой придаточное предложение с союзом that. Косвенная цитата позволяет передать бóльшее по сравнению с прямой цитатой количество информации. Трансформация цитируемого текста нередко направлена на создание приема игры слов [Левенкова 2006 : 129].

Мы установили, что в текстах медиа-политического дискурса цитата и её разновидности являются эксплицитно маркированным типом интертекстуальных включений. Эксплицитно маркированная интертекстуальность, по мнению Н. Н. Большаковой, предполагает чётко заявленную в заимствующем произведении межтекстовую связь. Эта связь репрезентируется маркерами лингвистического либо графического характера: в интертекстуальном включении цитаты, как правило, представлены вводной формулой и/или графическими знаками – кавычками, часто сопровождаются указанием на источник цитирования [Большакова 2007 : 19]. Проиллюстрируем вышесказанное на примерах.

Пример 1.

When candidate Hillary Clinton was asked during the last presidential campaign whether she would lift the ban, she, too, punted, conceding that the choice was political. Pressed at a campaign stop in July 2007, she said she would have “as much spine as we possibly can” on AIDS funding and needle exchange [The New York Times. – 2009. – January 20].

В данном примере мы наблюдаем эксплицитно маркированную редуцированную косвенную цитату, представленную в тексте-реципиенте формулой “she said …”. Указан источник цитаты – это высказывание самой Хилари Клинтон. Также присутствуют графические знаки цитаты – кавычки. Объем цитаты составляет одну предикативную единицу (7 лексем).

Пример 2.

They (British Petroleum) were asked to explain a “cascade of failures” that led to the catastrophic explosion on board a drilling rig and the blown-out wellhead that has spewed at least 4 million gallons of oil into the Gulf over three weeks. “If this is like other catastrophic failures of technological systems in modern history, whether it was the sinking of the Titanic, Three Mile Island, or the loss of the Challenger, we will likely discover that there was a cascade of failures and technical and human and regulatory errors,” said Sen. Jeff Bingaman, D-N.M., chairman of the Energy and Natural Resources Committee [Time. – 2010. – May 12].

Приведённый отрывок из статьи содержит в себе эксплицитно маркированную полную прямую цитату, введенную формулой «said» и содержащую графические знаки. Указан источник цитирования: высказывание принадлежит Джеффу Бинджаману, председателю комитета по энергетическим и природным ресурсам США. Объём цитаты составляет четыре предикативные единицы (48 лексем). Кроме того, в самой цитате мы обнаруживаем присутствие трёх прецедентных феноменов, выраженных эксплицитно, поскольку они сопровождаются формулой «like other…». Ими являются следующие прецедентные ситуации:

1) гибель «Титаника» (Titanic) – британского парохода компании «White Star Line», который во время первого рейса 14 апреля 1912 года столкнулся с айсбергом и через 2 часа 40 минут затонул; 2) экологическая катастрофа на атомной электростанции в местечке, называемом Three Mile Island (остров, расположенный на реке Саскуэханна (Susquehanna River), недалеко от Харрисберга (штат Пенсильвания, США), где 28 марта 1979 года произошло частичное расплавление активной зоны ядерного реактора; 3) катастрофа шаттла «Челленджер» (Challenger), случившаяся 28 января 1986 года, когда космический корабль взорвался на 73-й секунде полёта над Атлантическим океаном близ побережья центральной части полуострова Флорида, США, в результате взрыва все семеро членов экипажа погибли.

Первое и третье эксплицитно маркированные включения по объему составляют одну лексему, второе – три лексемы.

Пример 3.

1) Diminishing supplies of oil and natural gas will push countries into violent competition, the Kremlin predicted in a long-awaited national security strategy paper released this week. 2) The document foresees these struggles playing out in the Arctic as well as the Middle East, the Barents Sea, the Caspian Sea and Central Asia — and states that Russia is prepared to fight for its share of the world's resources. 3) “In the face of competition for resources, the use of military force to solve emerging problems cannot be excluded,” reads the strategy paper, which was signed by President Dmitri Medvedev on Wednesday. 4) It adds: “This could destroy the balance of forces on the borders of Russia and those of its allies." The paper also addresses the future of NATO and nuclear proliferation, as well as domestic social issues [The New York Times. – 2009. – January 21].

В приведённом выше отрывке одновременно наличествуют четыре цитаты разного вида: 1) трансформация цитируемого отрывка текста, в котором приводится мнение представителей российских правящих кругов о сокращении запасов нефти и природного газа, что, по прогнозам Кремля (The Kremlin predicted), приведёт к обострению международной конкуренции; 2) эксплицитно маркированная редуцированная косвенная цитата “Russia is prepared to fight for its share of the world’s resources” (Россия готова бороться за свою часть мировых ресурсов), введённа формулой “the document states that …”; 3) и 4) две полные прямые цитаты, маркированные эксплицитно (цитаты заключены в кавычки, сопровождаются формулами “reads”, “adds”), в них приводятся строчки из Проекта Стратегии Национальной Безопасности Российской Федерации. Этот документ и является источником цитирования в тексте.

Пример 4.

Craig Newmark, the founder of Craigslist, said 1) he didn’t bother bringing his tuxedo from San Francisco. Mr. Newmark said 2) he was swept up in the emotions of Inauguration Day. 3) “I got hugged spontaneously by two large individuals,” he said, adding that 4) the diversity of the guest lists at parties might foreshadow a change in the city’s social scene. 5) “The wonks are returning to Washington,” he said. 6)“And this time they’re bringing some nerds with them” [Time. – 2009. – May 17].

Анализируемый текстовый фрагмент изобилует разнообразными интертекстуальными включениями. Интертекстуальные включения 1), 2) и 4) являются редуцированными косвенными цитатами. Каждое включение содержит одну предикативную единицу. Интертексты 3) и 5) представляют собой полные прямые цитаты, которые маркированы формулой «he said». Интертекст 6) содержит только графические знаки маркирования, а вводная формула отсутствует. Источником всех цитат служит высказывание Крейга Ньюмарка (Craig Newmark), основателя интернет-сайта Craigslist. В текстовом фрагменте также присутствует имплицитно маркированная аллюзия – «nerds», источник которой может определить человек, знакомый с произведениями Теодора Сьюза Гейзеля (Theodor Seuss Geisel), в частности, «If I Ran the Zoo», главным персонажем которого было некое существо по имени Nerd, неприятное во всех отношениях. Таким образом, денотатом аллюзии является имя собственное, в настоящее время ставшее нарицательным.

К эксплицитно маркированным интертекстуальным включениям мы относим также прецедентные феномены, понимаемые исследователями как знаки, апелляция к которым ведет к актуализации знаний и представлений, связанных с прошлым культурным опытом языкового сообщества, значимых в интеллектуальном и эмоциональном планах для его представителей [Кушнерук 2006 : 198]. Видами прецедентных феноменов являются прецедентный текст, прецедентное высказывание, прецедентная ситуация и прецедентное имя, находящиеся в отношениях тесной взаимосвязи.

Наиболее частотны в текстах медиа-политического дискурса прецедентные имена и прецедентные ситуации. Статусом прецедентных обладают те индивидуальные имена, «которые входят в когнитивную базу, т. е. инвариантное представление обозначаемого ими культурного предмета является общим для всех членов лингвокультурного сообщества» [Гудков 2003 : 146]. Прецедентная ситуация – некоторая единичная, «эталонная» ситуация, минимизированный инвариант восприятия которой, включающий представления о самом действии, его участниках, основные коннотации и оценку, а также иные дифференциальные признаки, входит в когнитивную базу лингвокультурного сообщества. Прецедентная ситуация может иметь место в реальной действительности или принадлежать виртуальной реальности, созданной человеком [Красных 2002 : 60].

Пример 1.

Mr. Obama himself is descended on his mother’s side from ancestors who owned slaves and he can trace his family tree to Jefferson Davis, the president of the Confederacy [Time. – 2009. – May 14].

В данном случае мы наблюдаем обращение к прецедентному имени – антропониму Джефферсон Дэвис (Jefferson Davis). В сознании представителей американского государства это имя вызывает стойкие ассоциации, связанные с гражданской войной в США, в результате которой произошла отмена рабства. Прецедентное имя эксплицитно маркировано, поскольку сопровождается уточнением – the president of the Confederacy (президент Конфедерации США) – и используется в данном контексте для придания тексту образности и экспрессивности. Объем прецедентного феномена – две лексемы.

Пример 2.

For now, a cloud of uncertainty looms over the shape of things to come. Experts talk of China's maritime rise in the same continuum as that of the British Royal Navy in the days of Victorian empire, and the U.S. fleet during the Cold War. At present, China's naval capabilities are still that of a regional power – its own state planners aim for the PLA to finally have “risen” only in half a century’s time [The New York Times. – 2009. – January 23].

В данном примере наличествуют два эксплицитно маркированных прецедентных феномена, репрезентирующие общеизвестные исторические периоды – Викторианскую эпоху (Victorian empire) и Холодную войну (Cold War), по сути, являющиеся прецедентными ситуациями.

Пример 3.

Senator Jim DeMint knows when a brand’s gone bad and what to do to fix it. The South Carolina Republican spent more than 25 years in advertising before going into politics, and his demeanor — from the pin stripe suit to his salesman pitch delivered with a smile — has a Mad Men quality to it, almost as if Don Draper had been thrown forward 50 years and his only client was the Tea Party movement [Time. – 2010. – May 19].

Приведённый отрывок насыщен прецедентными феноменами. Источник первых двух прецедентных феноменов – популярная американская телевизионная многосерийная драма «Безумцы» (Mad Men). Действие сериала разворачивается в 60-е годы XX века вокруг вымышленного рекламного агентства «Стерлинг-Купер» (Sterling Cooper), расположенного на престижной Madison Avenue в Нью-Йорке. В центре повествования фильма – жизнь креативного директора агенства Дона Дрейпера (Don Draper) и его коллег. Фоном в сериале служат социальные перемены в США и изменения общественных нравов того периода. В сериале затрагиваются различные проблемы, например, курение, алкоголизм, расизм, эмансипации женщин, антисемитизм, защита окружающей среды, в картине переданы атмосфера холодной войны, карибский кризис и события, связанные с убийством Джона Кеннеди. Денотат третьего интертекстуального включения – the Tea Party movement – это партийное движение «Чай», которое возникло в 2009 г. в результате ряда протестов на местном и федеральном уровнях в Соединённых Штатах. Название “Tea Party” является ссылкой на исторический факт, так называемое «Бостонское чаепитие» – акция протеста американских колонистов в ответ на действия Британского Правительства, в результате которой в Бостонской гавани был уничтожен груз чая, принадлежавший Английской Ост-Индской компании. Это событие, ставшее началом Американской революции, является символичным в американской истории и служит прототипом многих социально-политических протестов в США.

В текстах медиа-политического дискурса наиболее частотными интертекстуальными включениями являются цитаты и прецедентные феномены. К числу менее частотных относится аллюзия. Анализ материала позволил нам прийти к выводу, что аллюзия является имплицитно маркированным интертекстуальным включением и обладает более низкой степенью узнаваемости. Аллюзия предстает как заимствование одного из элементов инородного текста, служащее отсылкой к тексту-источнику. Заимствование элементов происходит выборочно, а целое высказывание или строка претекста, соотносимые с новым текстом, присутствуют в последнем как бы «за текстом» – имплицитно. Возможностью нести аллюзивный смысл обладают элементы всех уровней организации текста: фонетического, словообразовательного, лексического, грамматического. Аллюзия может опираться на систему орфографии и пунктуации, а также на выбор графического оформления текста – шрифтов, способа расположения текста на плоскости [Фатеева 1998 : 25–27]. Количество текстовых фрагментов, содержащих аллюзии, в проанализированных нами текстах англоязычных СМИ невелико. Это даёт нам основания предположить, что из-за низкой степени узнаваемости приём аллюзивных сравнений у англоязычных журналистов «непопулярен».

Пример:

For years, DeMint has been the Cassandra of the fiscal right, warning that his colleagues were ignoring their base on everything from No Child Left Behind and the Medicare Prescription Drug Program to the Bridge to Nowhere. Such gloom and doom not to mention to DeMint’s amazing capacity to single handedly gum up the Senate when he objects to a spending bill would in years past have earned him the chairmanship of the Subcommittee for Underwater Basket Weaving [Time. – 2010. – April 29].

Американский сенатор от республиканской партии США Джим ДеМинт (Jim DeMint) именуется в средствах массовой информации Кассандрой. Денотатом аллюзивного антропонима «Кассандра» является персонаж древнегреческой мифологии – прорицательница бедствий, чьим предсказаниям не верят. Ставя знак равенства между мифологическим персонажем и республиканским сенатором, СМИ своеобразно намекают на «способности» Джима ДеМинта делать политические прогнозы, вероятность которых ставится его коллегами (и в том числе самими журналистами) под сомнение.

Итак, подведём итоги нашего исследования. Мы провели анализ текстового материала медиа-политического дискурса с учётом его дифференциации по следующим параметрам:

  • типам интертекстуальных включений;

  • объему включенного элемента;

  • типам эксплицитного и имплицитного маркирования.

По типам интертекстуальных включений нами выделены и проанализированы случаи употребления цитат, прецедентных феноменов и аллюзий. Выявленные цитаты делятся по структурному типу на полные, редуцированные и сегментированные, по способу оформления на прямые и косвенные. Прецедентные феномены представлены прецедентными ситуациями и именами. Объем цитат, аллюзий и прецедентных феноменов варьируется от одной лексемы до нескольких предикативных единиц. Полученные в ходе исследования результаты свидетельствуют о доминантном присутствии цитат в текстах медиа-политического дискурса, что составляет 65% от общего количества проанализированных текстовых фрагментов. Вторым по частотности типом интертекстуальных включений являются прецедентные феномены, на долю которых приходится 25 %. Аллюзия как менее распространённый тип интертекста занимает 10 % от суммарного количества текстовых фрагментов медиа-политического дискурса.