Список литературы

1. Акудович, В. А. Нигде и Никто / В. А. Акудович // Фрагмэнты фiлязофii, культуралегii, лiтаратуры. – Киев : «Лето», 1999.

2. Быков, Д. Л. Орфография / Дмитрий Быков. – М. : Вагриус, 2007.

3. Гончаров, С. А. Знак, человек, смысл: пространства междисциплинарной рефлексии: научно-методические матераиалы / С. А. Гончаров и др. – СПб. : ООО «Книжный дом», 2008.

4. Гудков, Л. Литература и общество: введение в социологию литературы / Л. Гудков, Б. Дубин, В. Страда. – М. : РГГУ, 1998.

5. Ильин, И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа / И. П. Ильин. – М. : Интрада, 1998.

6. Каган, М. С. Философия культуры / М. С. Каган. – СПб. : ТОО ТК «Петрополис», 1996.

7. Кондаков, И. От истории литературы к поэтике культуры / И. Кондаков // Вопросы литературы. – 1997. – № 2. – С. 32–43.

8. Костомаров, В. Г. Старые мехи и молодое вино. Из наблюдений над русским словоупотреблением конца XX века / В. Г. Костомаров, Н. Д. Бурвикова. – СПб. : Златоуст, 2001.

9. Кристева, Ю. Смерть в Византии: роман / Ю. Кристева / пер. с фр. Т. В. Чугуновой. – М. : АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2008.

10. Лукин, В. А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум / В. А. Лукин. – М. : Издательство «Ось-89», 2009.

11. Марков, В. Homo incognitus (Аберрации о человеке) / В. Марков. – Рига, 1997.

12. Марков, В. А. Миф. Символ. Метафора (модальная онтология) / В. А. Марков. – Рига : Изд-во Латвийской Академии Наук, 1994.

13. Пигров, К. С. Созидающее слово или цивилизация как констелляция смыслов / К. С. Пигров // Цивилизация: вызовы современности : Сб. статей / Под ред. М. С. Уварова. – СПб. : Изд-во Петербургского университета, 2009.

14. Степин, В. СФ. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации / В. С. Степин, Л. Ф. Кузнецова. – М., 1994.

15. Тульчинский, Г. Л. Постчеловеческая персонология. Новые перспективы свободы и рациональности / Г. Л. Тульчинский. – СПб. : Алетейя, 2002.

16. Фейхтвангер, Л. Современный роман интернационален / Л. Фейхтвангер // Интернетресурс : режим доступа: http://www.velib.com/book. php?avtor=f_368_1&book=7015_1_1. (22.05.2010)

17. Хренов, Н. А. Социальная психология искусства: переходная эпоха / Н. А. Хренов. – М. : Альфа-М, 2005.

18. Черняк, М. Н. Массовая литература XX века. Учеб. пособие / М. Н. Черняк. – М. : Флинта: Наука, 2007.

19. Эпштейн, М. Н. Информационный взрыв и травма постмодерна, 2006 / М. Н. Эпштейн // Интернетресурс: режим доступа http://www.philosophy.ru/library/epstein/epsht.html (20.07. 2010).

Т. Ю. Тамерьян

Культурное пространство русского фольклора

В каждой культуре на современном этапе глобализации присутствуют универсальные, общечеловеческие ценности, приобретающие дополнительные характеристики на национальной почве или меняющие некоторые оценки. На уровне прецедентности – это универсальные прецедентные феномены как единицы международного культурного фонда (заимствуемые или транслируемые в несколько культур одновременно). Вместе с тем разнообразие аксиологических установок, различие ценностей культуры и действующих в культуре механизмов, вырабатывают различные модели обработки и интерпретации действительности в культурах разного типа. Что, в свою очередь, приводит к различной когнитивной обработке универсальных культурных единиц или фактов культуры и построению национально обусловленной когнитивной системы.

Национально-культурная память – это «кладезь сведений, эмоций, фактов, откуда мы в нашей повседневности и обыденности черпаем данные для ответа на сакраментальные вопросы: кто мы есть, откуда мы и куда идем; чем гордимся в своем прошлом и настоящем, а чего стыдимся; почему это так, а не иначе; и даже зачем все это. Это не история в чистом виде, а то, как прошлое представлено в нашей сегодняшней мысли и как оно вписывается в наши знания о современном мире» [Караулов 1999 : 26].

Любая этнокультура включает в себя разносистемные коды. Код культур есть «сетка», которую она «набрасывает» на окружающий мир, членит, категоризует, структурирует и оценивает его [Красных 2003 : 297]. Совокупность всех национальных культурных кодов образуют национальный социолингвокультурный код. Каждый код специфичен по сравнению с аналогичным кодом другой национальной культуры.

Представители разных лингвокультурных сообществ не только используют различные коды, но и обладают национально детермированными особенностями кодирования и дешифровки. Тот или иной тип культуры представляет собой сознание, почти полностью редуцированное к подсознанию – такие представления, по мнению В.П.Зинченко, являются не только фактом культуры, но и фактом развития [Зинченко 1991 : 18–19].

Разность культур – это разность онтологии. По этой причине онтологию можно расценивать как семантическое ядро культуры, производящее смыслозначимые каркасы мира.

Д. С. Лихачев подразделяет культуру на несколько типов: китайскую, японскую, буддийскую, исламскую, европейско-христианскую. Наиболее универсальна европейско-христианская культура. К ней принадлежит Россия [Лихачев 1990].

Ю. А. Сорокин, в свою очередь, выделяет два типа сознания – европейское и ориентальное – и рассматривает их в категориях рациональности, окружающей среды, пространства, дискретности/континуальности, вербальности/образности и др. [Сорокин 1994]. Высшие психические процессы, несомненно, являются исторически обусловленными, однако нет оснований полагать, что существуют культурные различия в основных познавательных процессах, поскольку экспериментальным путем «не было обнаружено данных об отсутствии у какой-либо культурной группы какого-либо важного познавательного процесса – абстракции, умозаключения, категоризации и т. п.» [Коул, Скрибнер 1977 : 261].

Различные формулы представления социокультурного пространства выступают в сознании человека трансформированными в определенные взгляды, нормы, стандарты поведения, т. е. образуют компоненты его мировоззрения, мировосприятия, мироосмысления и кодирования результатов познавательной деятельности человека; отражаются в грамматике языка, в схемах непосредственного речевого общения и других языковых средствах, реализующих культурные и мировоззренческие интенции той или иной социальной группы, класса, нации, культуры.

Этнокультурная специфика сознания обуславливает детерминированность языкового сознания культурой этноса. Отечественная психолингвистика в русле психологической теории деятельности исходит из того, что источник национально-специфического следует искать во внешней деятельности – действиях, которые зависят от природных и социальных условий и совершаются определенным способом, а также артефактов.

Сознание индивида как представителя определенной этнокультурной общности воспринимает и осмысливает окружающий мир соответственно сложившимся правилам, установкам, нормам, которые выполняют роль анализаторов, фильтрующих психику от чуждых ему элементов.

По мнению А. А. Леонтьева, в основе мировидения и миропонимания каждого народа лежит своя система предметных значений, социальных стереотипов, когнитивных схем. Способы деятельности, выработанные веками, характеризуют этнос и дают повод индивидууму причислять себя к нему, хотя деятельность - это лишь внешний индикатор. Система предметных значений только дает повод думать, что «я отличаюсь от другого человека другой национальности по использованию в своей деятельности предметных значений (или предметного кода), и, следовательно, принадлежу иному этносу». Поэтому, по выражению А. А. Леонтьева, «сознание человека всегда этнически обусловлено <...>; видение мира одним народом нельзя простым «перекодированием» перевести на язык культуры другого народа» [Леонтьев 1967 : 53].

Каждый тип культуры вырабатывает свой символический язык и свой «образ мира». Единицами «языка культуры могут быть не только вербальные символы, но и знаки другой природы – предметы, действия, изображения и т. п., чьи символические значения могут быть тождественными семантике вербальных элементов, а могут создавать с ними сложное синкретическое слое <...>. Иначе говоря, слова обыденного языка получают в языке культуры особые символические значения (культурную семантику), которые надстраиваются над всеми прочими уровнями значения: собственно лексическим, лексическими коннотациями, экстралингвистическими (энциклопедическими) коннотациями» [Толстой 199 5:291].

Различия во внешних и внутренних проявлениях, наблюдаемые даже по отношению к одним и тем же предметам и явлениям в разных культурах, определяются особенностями географической среды (привычным ландшафтом и системой хозяйства), культурной традицией (совокупностью форм человеческой искусственной деятельности), а также этническим окружением (взаимоотношениями с другими членами коллектива). Л. Н. Гумилев указывал, что именно эти факторы формируют стереотипы поведения этноса, отличающие один этнос от другого [Гумилев 1994 : 43]. Г. Д. Гачев полагает, что несмотря на тот факт, что в ходе мировой истории, особенно в XX в., все народы сблизились и стали унифицироваться в быту и в мышлении, тем не менее в своем ядре каждый народ остается самим собой до тех пор, пока сохраняется климат, пейзаж, национальная пища, этнический тип, язык и т. д. Именно эти факторы подпитывают и воспроизводят национальную субстанцию, особый склад жизни и мысли, способствуя формированию специфического образа мира в каждом народе [Гачев 1998].

Национальный язык рассматривается как ядро знакового сознания, включающее фономорфологическую, лексико-семантическую, синтаксическую и прагмалингвистическую подсистемы с выделением в составе последней метакоммуникативного уровня, т. е. знаний и умений определять возможное и невозможное в знаковом поведении [Портнов 1988 : 139–141].

В силу того, что ментальные репрезентации, связанные с самой реальностью, а не с ее моделями, могут быть представлены в том числе и лингвистически (т. е. в виде языковых репрезентаций), когнитивные модели формируются одновременно двумя способами репрезентации – символьным и вербально-образным. Поскольку когнитивные аспекты языка подразумевают концептуальную организацию знаний в процессах понимания и построения языковых сообщений, то исследование этнического сознания в его языковой форме дает возможность раскрыть особенности образа мира, присущего представителям того или иного этноса.

В. В. Красных представляет содержание сознания, составляющее национально-специфический компонент коммуникации, как систему ментефактов [Красных 2002 : 36–40].

На первом уровне на шкале «информативность  образность» выделяются «знания – концепты – представления».

Знания – это «информационные», «содержательные» единицы, совокупность которых представляет собой определенным образом структурированную и иерархизованную систему. Знания могут быть национально нейтральными, принадлежащими к культурно значимому ядру.

Концепты занимают срединное положение: они в значительной степени принадлежат сфере «рацио» и лишены образной прототипичности (сближаются со знаниями), но в то же время они включают в себя коннотации (сближаются с представлениями).

Знания и представления различаются по целому ряду параметров. Они могут быть представлены информационными единицами или образами; могут быть коллективны или индивидуальны; «объективны» или «субъективны»; требуют или не требуют «доказательств»; хранятся в «развернутом» или «свернутом» виде; не включают или включают коннотации и оценки; требуют работы памяти или интеллектуально-творческой работы.

Представления включают в себя собственно представления и образы, а также связанные с ними оценки и коннотации. Они дифференцируются на основе следующих признаков: единичность vs множественность и прототипичность vs отсутствие такой (наличие/отсутствие изначального визуального образа предмета) [там же : 36].

Знание национально-специфических прототипов общих для большинства языков концептов – это составная часть когнитивной базы любого социума, объединенного общим языковым сознанием [Конилов 2003 : 162]. Прототип – это идеальная мыслительная репрезентацая какого-либо концепта, он содержит инвариант понятия, представляющий набор семантических примитивов. Совокупность прототипов объектов материального мира определенного этноса образует «прототический мир», служащий индентификации объектов и их именованию [там же : 152–154]. Ключевые концепты культуры (Ю. С. Степанов) составляют ее ядро и входят в когнитивную базу. К глубинным слоям культурного пространства относятся представления, восходящие к архетипическим представлениям,составляющим базовые оппозиции культуры.

На втором уровне выделяются прецедентные феномены (ПФ), духи/бестиарии, артефакты, стереотипы. Прецедентные феномены единичны и прототипичны. Духи не единичны и не прототипичны. Хотя некое общее представление – «инвариантный» образ, формируется на основе множества признаков духов (напр., инвариантный образ водяного, лешего, домового, кикиморы и др.). Артефакты и стереотипы не единичны, но прототипичны. Изначальный образ артефактов основывается на реалии с последующим наращением качества и/или свойств предмета, наличием дополнительных свойства (напр., избушка на курьих ножках – предмет + дополнительный признак + дополнительное свойство и т. д.). Таким образом, происходит наращивание признака предмета.

Стереотип – это собирательный образ, характеризующийся редуцированием качеств и свойств предмета до значимого в когнитивном и дифференциальном планах минимума. Стереотип, с точки зрения «содержания», – это фрагмент картины мира минимизировано-инвариантное, обусловленное национально-культурной спецификой представление о предмете или о ситуации, существующее в сознании. Стереотип как феномен подразделяется на стереотип поведения, хранящийся в сознании в виде штампа и выступающий в роли канона, и стереотип-представление, хранящийся в виде клише сознания и функционирующий как эталон. Стереотип-представление подразделяется на стереотип-образ (форма хранения – клише) и стереотип-ситуация (форма хранения – клише, но последнее может актуализироваться в коммуникации и как штамп). Стереотипы-представления сближаются с прецедентными феноменами: стереотипы-образы – с прецедентным именем, стереотипы-ситуации – с прецедентной ситуацией. Как и прецедентные феномены, стереотип-представление хранится в сознании в виде фрейм-структуры [там же : 180].Этнокультурные стереотипы формируются как единица социально-перцептивной деятельности и выполняют важную функцию в воссоздании типичных этнокультурных характеристик (см.: Ю. Д. Апресян, В. А. Рыжков, Ю. А. Сорокин, Ю. Е. Прохоров, А. В. Михеев, В. А. Маслова, Н. В. Уфимцева). Определяющее место в системе стереотипов занимают модели мира, отражающие представления индивида об окружающем мире, его отношении с этим миром, и включающие все знания и убеждения, полученные индивидом в процессе социализации. «Сама система сознания определяется этническими стереотипами поведения и не осознается каждым отдельным носителем культуры, т.е. принадлежит коллективному бессознательному данного национально-лингвокультурного сообщества» [Уфимцева 1993 : 59]. Национальное сознание выступает в качестве специфического регулятора поведения человека. Культурные стереотипы усваиваются в самом раннем детстве в процессе социализации.

Культурное пространство как информационно-эмоциональное поле (визуальное и одновременно реальное) включает в себя все существующие и потенциально возможные представления о феноменах культуры у членов национально-культурного сообщества (Д. Б. Гудков, В. В. Красных).

Лингвокультурное пространство исследуется в русле когнитивной лингвистики (А. И. Баранов, Е. С. Кубряков, А. А. Кибрик, И. М. Кобозева, Ю. С. Маслов, В. А. Маслова, Е. В. Рахилина и др.) и лингвокультурологии (А. Д. Арутюнова, Д. Б. Гудков, Ю. Н. Караулов, В. В. Красных, Ю. Е. Прохоров, Ю. С. Степанов, В. Н. Телия и др.), изучающих особенности функционирования фоновых знаний в дискурсе определенного национального лингвокультурного сообщества и языковом сознании.

Культурное пространство неоднородно. В нем выделяется центр и периферия. Центр национального культурного пространства образуют феномены, являющиеся достоянием почти всех членов лингвокультурного сообщества. Совокупность обязательных знаний и национально-детерминированных минимизированных представлений, которыми обладают все представители определенного культурного сообщества, Д. Б. Гуд-ков определяет как когнитивную базу [Гудков 2003 : 92].

Когнитивная база имеет горизонтальную структуру, включающую национально-детерминированные минимизированные инварианты восприятия, в то время как все этнокультурное пространство имеет вертикальную, глубинную структуру.

Культурное пространство является совокупностью всех индивидуальных (ИКП) и коллективных когнитивных пространств(ККП), ядром которого является когнитивная база (КБ) [Гудков 2003 : 91]. При этом индивидуальное когнитивное пространство понимается как определенным образом структурированная совокупность знаний и представлений каждого отдельного индивида, а коллективное когнитивное пространство – как совокупность знаний и представлений, которыми обладают все представители того или иного социума (профессионального, конфессионального и т. д.) [там же].

Индивидуальное когнитивное пространство личности формируется знаниями и представлениями: обязательными знаниями и национально-детерминированными минимизированными представлениями, едиными для всех представителей определенного лингвокультурного сообщества (КБ); социумно обусловленными знаниями и представлениями (ККП); индивидуальными знаниями и представлениями [Красных 2003 : 63–64].

Когнитивная база и когнитивные пространства актуализируются в пресуппозиций – зоне пересечения когнитивных пространств коммуникантов. Выделяются три типа пресуппозиций, соотносимых с КБ – макропресуппозиция, ККП – социумная пресуппозиция и ИКП – микропресуппозиция [Красных 2003 : 102–104; Гудков 2003 : 95–96].

Ядерными элементами когнитивной базы являются прецедентные феномены, составляющие его национально-культурную специфику. Прецедентные феномены являются предметом широко исследования с конца 80-х годов ХХ века (см., например: Н. Д. Бурвикова, Д. Б. Гудков, И. В. Захарченко, В. В. Красных, Ю. Н. Караулов, В. Г. Костомаров, Ю. Е. Прохоров, В. Н. Телия и др.).

К числу прецедентных относят феномены: 1) хорошо известные всем представителям национального лингвокультурного сообщества («имеющие сверхличностный характер»); 2) актуальные в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане; 3) обращение (апелляция) к которым постоянно возобновляется в речи представителей того или иного национальной: лингвокультурного сообщества [Красных 2003 : 170].

Прецедентные феномены – это культурные знаки особого рода, репрезентируемые разными способами. Их подразделяют на вербальные и невербальные [Гудков 2003 : 105; Красных 2003 : 171]. Прецедентные феномены могут объективироваться лексемой, разноструктурной группой слов, предложением, микротекстом и даже макротекстом. Невербальные прецедентные феномены бытуют в культуре в виде картин, скульптур, ритуалов, обычаев, традиций, мелодий, танцев, цветовой гаммы, вкусов, предпочтений, национальных блюд и т. д. [Гришаева 2004 : 33].

К вербальным прецедентным феноменам относятся прецедентное высказывание и прецедентное имя. Прецедентный текст и прецедентная ситуация понимаются как вербализуемые феномены, поскольку являются феноменами скорее когнитивного, чем лингвистического плана. Актуализация прецедентного текста и прецедентной ситуации осуществляется через их символы – прецедентное имя и прецедентное высказывание [Гудков 2003 : 109].

Основным признаком прецедентности служит наличие инвариантов восприятия какого-либо явления, хранящихся в когнитивной базе лингвокультурного сообщества, и в индивидуальном когнитивном пространстве личности, знакомых большинству представителям лингвокультурной общности и характеризуемых выразительным ассоциативным фоном. В. В. Красных определила форму хранения прецедентного феномена, имеющих многоуровневую структуру в когнитивной базе: 1) для прецедентного имени – само имя, дифференциальные признаки и атрибуты: 2) для прецедентного высказывания – само высказывание и система его значений и смыслов; 3) для прецедентного текста и прецедентной ситуации – инварианты восприятия [Красных 2003 : 217–218].

По степени известности прецедентные феномены делятся на национально-прецедентные (известные любому представителю оп-ределенного лингвокультурного сообщества), социумно-прецедентные (известные любому среднему представителю того или иного социума и не зависящие от национальной культуры), а также универсально-прецедентные (известные любому современному индивиду и входящие в универсальное когнитивное пространство [Красных, Гудков, Захаренко, Багаева 1997 : 63]. Состав прецедентных феноменов подвижен, граница между когнитивной базой и когнитивным пространством не фиксирована. Стабильно положение так называемых «бессмертных» или базовых прецедентных феноменов, входящих в ядро когнитивной базы.

С позиции лингвокультурологии прецедентный текст служит изучению механизмов воплощения и межпоколенной трансляции стереотипов национального мировоззрения в обыденном сознании. В рамках семантического подхода, при котором культура рассматривается как особая знаковая система, прецедентные тексты понимаются как некоторый объем знаний и представлений представителей определенной лингвокультуры, представленный в виде интерпретационных моделей, закрепленных в артефактах культуры. Каждая группа артефактов образует свою знаковую подсистему, функционирующую внутри общего национально-культурного кода.

Прецедентный текст как прецедентный феномен в составе когнитивной базы ориентирован не на объяснение, а на создание образца, регулируя тем самым поведение представителей определенного лингвокультурного сообщества. Одной из главных функций мифа также является структурирование принятой в обществе парадигмы культурного поведения. Т. В. Цивьян полагает, что «модель мира ориентирована на мифологический прецедент, когда действительному историческому событию подыскивается прототип из мифологического прошлого» [Цивьян 1990 : 19]. Прецедентные феномены, как отмечает Д. Б. Гудков, задают парадигму поведения, апеллируя к дологическому, недискурсивному мышлению, а стоящие за ними представления представляют собой свернутый миф, недискретный и не поддающийся логическому анализу [Гудков 2003 : 119–121]. При этом роль мифологических прецедентов играют национально детерминированные минимизированные представления, стоящие за прецедентными феноменами [там же : 118]. Сознание заимствует из мифа упрощенные и достаточно поверхностные формы объяснения действительности, детерминируя их в рамках конкретного сообщества [Автономова 1988 : 177–178]. Именно представления, стоящие за мифологическими прецедентными феноменами и являющиеся «свернутым мифом» («свернутый миф» – Д. Б. Гудков), делают их мифологическими.

Таким образом, и миф, и прецедентный феномен являются аксиологически ориентированными моделями. Они играют важную роль в регуляции поведения человека, выступая как высшая форма системности, доступная обыденному сознанию, как программы деятельности, предписания к поведению.

Прецедентные тексты указывают на ценностные особенности мировидения народа, сохраняя модели, структурирующие поведение представителей конкретного лингвокультурного сообщества. Важнейшие для культуры смыслы интерпретируются и реинтерпретируются в текстах культуры. В русской культуре особая роль принадлежит художественной литературе и фольклору. К источникам происхождения национально-прецедентных феноменов относятся фольклор, народно-юмористический жанр, художественная литература и исторические события.

Прецедентные феномены, источником происхождения которых являются сказки, являются ядерными компонентами когнитивной базы любого лингвокультурного сообщества. Народная сказка предстает сокровищницей мудрости народа, сохраняя и передавая специфичные для каждого этноса сюжеты, образы и ситуации, коды культуры, этнографические и топонимические особенности, самобытные традиционные языковые формулы. Сказочные сюжеты, образы и ситуации, имеющие разное национально-специфическое оформление, транслируются не только от поколения к поколению, но приобретают статус универсальных прецедентов. Именно универсальность сказки как жанра составляет то общее, на фоне которого особенно наглядно предстают национально обусловленные различия в мировосприятии. Национальный характер сказок каждого этноса определяется его бытом, обрядами, условиями труда, фольклорными традициями, особым поэтическим взглядом на мир и т. д.

Вместе с тем, универсальные прецедентные феномены чаще всего оказываются квазипрецедентами, поскольку обладают разным «содержанием», существуя одновременно в нескольких национальных лингвокультурных сообществах [Красных 2003 : 178]. Национально-прецедентные феномены, принадлежащие к различным лингвокультурам, актуализируют одно и то же явление или качество (русские прецедентные имена Дядя Степа обозначают Гулливер, мальчик с пальчик и Дюймовочка – маленького роста, а прецедентные имена Мэри Поппинс, Фрэкен Бок, Арина Родионова, обладая различным наборов признаков, обозначают няню и воспитательницу).

В основе функционирования прецедентных феноменов лежит эталон, а система прецедентных феноменов представляет собой систему эталонов культуры, хранящиеся в сознании членов лингвокультурного сообщества, означаемых через язык и актуализирующиехся в речи [Гудков 2003 : 114–115]. Закрепление данных моделей обусловлено созданием правил поведения, «представляющих собой целую парадигму определенных нормативных установок» [там же].

Прецедентные феномены входят в состав национально-культурного компонента (фоновых знаний), формирующегося в процессе социализации личности. Национально-культурный компонент является частью культурной компетенции коммуникантов и определяет национальную специфику коммуникации, особенности национального сознания.

Прецедентные феномены представляют собой комплексный образец когнитивной обработки действительности определенным культурным типом, прототип умственной переработки внеязыковой действительности, совокупность сведений, закодированных с различной степенью детализации в различных дискурсивных условиях вербальными/невербальными средствами.

Понятие прецедентного текста введено в научный оборот Ю. Н. Карауловым. Прецедентными являются тексты «(1) значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношениях; (2) имеющие сверхличностный характер, то есть хорошо известные и широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современником, и, наконец, такие (3), обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [Караулов 1987 : 216].

Прецедентный текст является «хрестоматийным» в силу его широкой известности, а знание таких текстов служит показателем принадлежности к характерной эпохе и ее культуре [Караулов 1987 : 216]. Источниками прецедентных текстов являются художественная литература, мифы, предания, публицистические произведения исторического и философского звучания [там же].

Прецедентными текстами, по Ю. Н. Караулову, могут быть цитаты, имена персонажей, названия произведений и имена их авторов. Основной корпус прецедентных текстов составляют произведения художественной литературы, мифы, библейские тексты, ряд видов «устной словесности», публицистические произведения [там же]. В то же время автор трактует тексты как культурные артефакты (вербальные и невербальные – визуальные), причисляя к ним и Храм Василия Блаженного и «Троицу» А.Рублева.

Прецедентные тексты понимаются как культурный знак, в котором находят отражение этнокультурные эталоны и представления [Бахтин 1997 : 193]. Они «выступают как целостная единица обозначения» [Караулов 1987 : 217], то есть как целостный знак, отсылающий к тексту-источнику и представляющий его по принципу «часть вместо целого».

Ю. С. Прохоров предлагает что: «l) прецедентные тексты есть принадлежность языковой культуры данного этноса, использование которых связано с их реализацией в достаточно стереотипизированной форме в стандартных для данной культуры ситуациях речевого общения: именно в этом случае, являясь принадлежностью прагматикона некоторой этнокультурной языковой личности, прецедентный текст может быть использован в общении, так как подразумевает аналогичное его наличие у другой личности; 2) если сам текст входит в прагматикон личности, то его использование в речи связано уже с лингвокогнитивным уровнем, то есть системой знаний о мире и образе мира, которые реализуются в данной этнокультуре...» [Прохоров 2006 : 151–152].

По мнению Л. И. Гришаевой, прецедентными являются только те тексты, к которым представители соответствующей культуры регулярно обращаются в различные эпохи и которые имеют устойчивую связь с ценностной картиной мира, ясно осознаваемой представителями данной культуры [Гришаева 2002 : 31].

Д. Б. Гудков определил прецедентные тексты как прототексты национальной культуры, как фундамент, на котором основываются все другие тексты. Они образуют своего рода метауровень, к которому обращается при восприятии и порождении текста практически любой носитель культуры, задают границы и основные векторы развития национального культурного пространства [Гудков 2003 : 226].

Таким образом, прецедентные тексты в концентрированном виде выражают сведения о культуре конкретного народа (содержат смысл, жизненные оценки, характеризуют важные моменты истории, традиции, нравы и обычаи людей, говорящих на соответствующем языке. К числу прецедентных текстов принадлежат, прежде всего, произведения художественной литературы, мифы, предания, устно-поэтические произведения, притчи, легенды, сказки и т. п. Русские народные сказки фиксируют и транслируют архетипические представления, стереотипы, и базовые ценности представителей данного лингвкультурного сообщества.

Ю. Н. Караулов выделяет три способа существования и обращения прецедентных текстов – натуральный, вторичный и семиотический. Натуральный способ обращения прецедентных текстов в обществе предполагает их дохождение до читателя в первозданном виде. Результатом вторичной категоризации и концептуализации содержания является пересказ текста. При трансформированном (семиотическом) способе, обращение к прецедентному тексту дается «намеком, отсылкой, признаком» [Караулов 1987 : 217]. Трансформация является способом существования прецедентных текстов. Следовательно, прецедентным является именно семиотический способ – введение текста в дискурс языковой личности через имя собственное (персонажа, автора), заголовок и цитирование [Караулов 1987 : 225–230].

Прецедент это особое языковое средство, сочетающее в себе информативную насыщенность, с одной стороны, и экономичность выражения, с другой. «Свернутый (или прецедентный) текст – единица осмысления человеческих жизненных ценностей сквозь призму языка с помощью культурной памяти» [Костомаров, Бурвикова 1996 : 297]; прецедентный текст – законченный и самодостаточный продукт речемыслительной деятельности; полипредикативная единица; сложный знак, сумма значений компонентов которого не равна его смыслу [Гудков, Красных, Захаренко, Багаева 1997 : 14].

Прецедентным является не сам текст, как совокупность языковых средств, а сведения из многих текстов в виде инвариантов восприятия, созданных на основе первозданного [Гришаева 2004 : 27]. Апелляция к прецедентному тексту происходит через прецедентные высказывания, прецедентные имена (имя персонажа, автора) или прецедентные ситуации [Гудков, Красных, Захаренко, Багаева 1997: 14].

Таким образом, статус прецедентного приобретает текста на основе которого сформировались инварианты его восприятия, коллективные культурно обусловленные представления. Каждое национальное лингвокультурное сообщество обладает своей системой эталонов и алгоритмами восприятия текстов и других культруных феноменов, вырабатывает собственные.

Прецедентная ситуация является феноменом когнитивного плана, нежели лингвистического, поскольку хранится в сознании носителей языка только в виде инвариантов восприятия и поддается вербализации (пересказ, рассказ) [Гудков 1997 : 561].

Под прецедентной ситуацией понимается система представлений индивида, в которой наглядная ситуация является носителем характеризующих ее дифференциальных признаков. Эталонной становится ситуация, которая не только хорошо известна, но и значима для представителей определенного лингвокультурного сообщества, связана с набором определенных коннотаций, дифференциальных признаков, которые входят в когнитивную базу [Красных и др. 1997 : 21–29].

Д. Б. Гудков детерминирует прецедентную ситуацию как «некоторую реальную единичную ситуацию, минимизированный инвариант восприятия которой, включающий представление о самом действии, о его участниках, основные коннотации и оценку, входит в когнитивную базу лигвокультурного сообщества и знаком практически всем социализированным членам этого сообщества» [Гудков 2003 : 261].

Статус прецедентной получает ситуация, которая хорошо знакома носителям определенного ментально лингвального комплекса, актуальна в когнитивном плане (имеет инвариант восприятия, в который входят определенные, минимизированные и национально детерминированные знания и представления о самой ситуации, включающие, в том числе иконнотации, с данной ситуацией связанные), апелляции к которой частотны в коммуникации представителей данного национально-лингвокультурного сообщества [Красных 1998 : 54].

Для сказок характерны «ролевые» прецедентные ситуации: они включаются некоторые роли, позиции, которые могут быть обязательными и факультативными, образуют структур, включающую в себя определенные элементы и связь между ними [Гудков 2003 : 267].Так, с волшебными сказками связана ситуация «идти за три моря счастья искать» или же ситуация-задание «пойди туда не знаю куда, принеси то, не знаю что».

Прецедентные высказывания, подобно другим прецедентным феноменам, отсылают к фоновым знаниям и связаны с определенным набором коннотаций. Как отмечает В. А. Маслова, «прецедентное высказывание в силу своей структуры и функциональных особенностей, ориентированы, прежде всего, не на передачу некоторой инфомрации, а на эмоции адресата» [Маслова 2004 : 53].

Источники происхождения прецедентных высказываний различны. К ним относят фольклоризмы, библеизмы, мифологизмы, историзмы, цитаты из художественного/нехудожественного текстов и текстов массовой культуры. Хотя нередко возникают сложности с определением источника прецедентного высказывания, а также некоторые поговорки и пословицы, восходящие к прецедентным ситуациям, имевшим некогда место, но со временем забытым [Супрун 1995 : 26].

К фольклорным прецедентным высказывания относятся цитаты из сказок, народных песен, считалочек и загадок, детских стишков и т. д. Это наиболее ранний пласт, формирующий когнитивную базу индивида, принадлежащего к определенному национальному лингвокультурному сообществу (напр.: По щучьему велению, по моему хотению; Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе красная? Избушка, избушка, стань ко мне передом, к лесу задом!).

По форме прецедентное высказывание может быть представлено всем текстом-источником (небольшие детские стишки, сказки, поговорки и пословицы) или некоторой единицей (словосочетанием, предложением, фразой), получившей статус прецедентного феномена и актуализирующей прецедентный текст в дискурсе [Красных 2003 : 209]. Ю. Н. Караулов рассматривает прецедентные высказывания как средство введения прецедентных текстов в дискурс языковой личности. Поскольку прецедентные тексты функционируют в дискурсе, главным образом, в свернутом виде (пересказ, фрагмент или намек), их актуализация осуществляется через название произведения, цитату, имя персонажа или автора [Караулов 1987 : 230].

Прецедентное высказывание изначально имеет «фиксированную» структуру (постоянный состав элементов), не порождается заново в каждом акте коммуникации, но воспроизводится в «готовом» виде в отличие от обычного высказывания со «свободной» структурой. Иными словами, ПВ обладает свойством клишированности, т. е. воспринимается как готовое конструктивное и семантическое целое [Брилева, Вольская, Гудков, Захаренко, Красных 2004 : 37–38].

За прецедентным высказыванием всегда стоит комплекс когнитивных структур: феноменологических и лингвистических. На уровне поверхностного и глубинного значений «работают» лингвистические когнитивные структуры, лежащие в основе языковой и речевой компетенции, для системного смысла высказывания оказываются релевантными феноменологические когнитивные структуры, формирующие культурную компетенцию [Красных 2003 : 213].

Под прецедентным именем понимается индивидуальное имя, связанное либо с прецедентной ситуацией, с прецедентным текстом, либо с прецедентным высказыванием. Прецедентное имя может являться символом, указывающим на некоторую эталонную совокупность определенных качеств [Гудков 2003 : 108] (например, «сказочные» прецедентные имена: Кащей Бессмертный, Баба Яга, Снегурочка).

Актуализация прецедентного имени (ПИ) происходит через набор его дифференциальных признаков (внешность, характер, прецедентная ситуация), составляющих ядро ПИ, а также атрибутов (элементы, связанные с именем) и общепринятой в определенной лингвокультуре оценки, выраженной аксиологическими реакциями, относящихся к периферийной зоне [Захаренко 1997 : 89; Красных 2003 : 198].

В. В. Красных выделила два способа функционирования ПИ: как имя собственное, где имеет место апелляция непосредственно к денотату, и как имя прецедентное. Во втором случае характерна апелляция к дифференциальным признакам ПИ. В. В. Красных также отметила два основных типа ситуаций употребления ПИ: 1) ПИ функционирует самостоятельно, когда актуализируется либо один из дифференциальных признаков/атрибутов, либо целый ряд характеристик; 2) ПИ функционирует как символ другого прецедентного феномена (ПТ, ПС, другого ПИ). Некоторые ПИ выступают в роли эталона. В данном случае имеет место апелляция не к понятию, а к образу [Красных 2003 : 207].

Д. Б. Гудков подразделяет ПИ на «компактные» (характеризуемые одним или несколькими непротиворечивыми признаками) и «диффузные» – обладающие противоречивой характеристикой [Гудков 2003 : 163].

Таким образом, культурное пространство представляет собой совокупность знаний, концептов, представлений, включающих стереотипы поведения и представлен как совокупность всех индивидуальных и коллективных когнитивных пространств всех представителей определенного национально-лингво-культурного сообщества. Когнитивная база представляет зону пересечения совокупностей знаний и представлений всех входящих в национальное лингвокультурное сообщество. В нее включены не все культурные феномены, а только инварианты их восприятия, обязательный минимум знаний, совокупность национально-детермированных и минимизированных представлений.

Совокупность знаний культурного, материально-исторического и прагматического характера, предполагаемая у носителей языка, называется фоновыми или базовыми знаниями. Поскольку прецедентные феномены функционируют в контексте культурно-исторического опыта лингвокультурного сообщества и являются частью образа мира, то они отражают историю и культуру народа, национальный характер, фиксируют его нравственные ценности и особенности мировосприятия Прецедентные феномены служат культурной скрепой, маркером культурной идентичности.

Национальное культурное пространство включает в себя все существующие представления о феноменах культуры у членов данного сообщества, когнитивная база скрепляет все когнитивные пространства и предопределяет их национальную специфику. Русская народная сказка, в свою очередь, служит средством межпоколенной трансляции национально-специфических знаний, базовых концептов и культурно обусловленных представлений данного лингвокультурного сообщества.