Ишхан Нигохосян. Из цикла «Дон Кихот»

Наконец появляется подложная книга, в которой Дон Кихот изображен обыкновенным сумасшедшим, Санчо – обжорой, и в которой сказано, что Дон Кихот никогда не освободит Дульсинею от злых чар. В глубине души самого Дон Кихота уже зреет трезвый взгляд на мир, в котором можно даже не испытывать потребности в уничтожении зла. Так была подготовлена тема смерти Дон Кихота (или его «выздоровления»), т.е. отречение от былых идей, которыми и завершается пародийная линия книги. Только Санчо чувствует истинную причину смерти своего господина: это тоска.

Построение романа очень сложное и причудливое. В нем есть явные алогизмы и нелепости. Но все это отвечало самому существу авторского замысла. Сервантес построил свой роман таким образом, что на глазах читателя происходит расширение основного мотива повествования – мотива безумия. Поведение противников Дон Кихота только на первый взгляд может показаться логичным, здравым, разумным. Если судить по большому нравственному счету, то именно их поведение и есть абсолютное безумие, которому нет никакого оправдания.

Представляя нам своего главного героя человеком, потерявшим рассудок, Сервантес с самого начала побуждает читателей думать о Дон Кихоте иначе. Сквозь его шутовские доспехи постоянно проступает настоящая рыцарственность. Мысль Дон Кихота углубляется в такие сферы, к которым не обращались даже самые благородные герои рыцарских романов (речь о золотом веке).

Вместе с тем очень сложно авторское отношение к миру обыденности. Сервантес, конечно, не обольщается насчет людей, с которыми воюет Дон Кихот. Особенно примечательны среди них те, которым Дон Кихот не наносит своими сумасбродствами никакого ущерба (священник, цирюльник, бакалавр Самсон Карраско и др.). Они живут здравым смыслом, уважают себя за свой практицизм и убеждены в своей абсолютной правоте. За Дон Кихотом они даже не признают право на существование. Чтобы сделать его себе подобным, они прибегают к духовному и физическому насилию.

Судьба Дон Кихота, таким образом, определяется двумя факторами: с одной стороны, это его собственные влечения, во многом оторванные от реальности и устремленные к идеалу; с другой стороны, сам мир, который вообще, кажется, забыл о существовании идеала. При этом цирюльник и бакалавр одержимы своей идеей здравого смысла не меньше, чем Дон Кихот своей идеей идеала. Сервантес сумел так переплести историю подвигов Дон Кихота (мнимых и истинных) с деяниями его противников (тоже мнимых и истинных), что читатель испытывает почти ко всем героям романа неоднозначное чувство – от симпатии до полного неприятия.

Трагическая ситуация может буквально нагромождаться на комическую, что придает роману сознательно выстраиваемую автором дисгармоничность, свидетельствующую о приближении конца эпохи Возрождения. Уже здесь слышится сложное отношение к человеческой личности как таковой и к отношениям, на которые способна эта личность. Все это сказалось на характере смеха в романе Сервантеса «Дон Кихот», на специфике его пародийности.

В романе все время сталкиваются два плана: пародийный и житейский. То и дело читатель попадает в гротесковый мир, который ещё более очевиден оттого, что в следующую минуту он может быть перенесен в мир обыденности. Именно это позволяет подчеркнуть несовершенство мира, посмотреть на человека с суровой трезвостью и скорбью. Именно уклонение от нормы, или от того, что принято ею считать, порождает сплав смешного и трагического. Эти начала в романе Сервантеса не чередуются, существуют не рядом друг с другом, а проникают одно в другое, проступают одно через другое. Фарсовые сцены оказываются самыми трагическими и глубоко философскими по смыслу.

Мысль о том, что жизнь шире, чем просто идеал или просто будничная действительность, преломилась и в композиции романа. Первый выезд героя полностью организован по схеме рыцарского романа. Однако все его эпизоды в не меньшей мере заданы и реальным стечением обстоятельств. И далее романное действие разворачивается на фоне бесконечных розыгрышей и само переходит в розыгрыш. Отсюда вытекают масштабы произведения, которое, как сказал Г. Флобер, вырастает, подобно пирамиде по мере того, как вглядываешься в него.