7. Менталитет и традиция-предание

Исследователи отмечают перенасыщенность современного употребления понятия «традиция». Эта ситуация должна вызывать беспокойство в исторической этнологии в связи с тем, что понятие традиции перехватывается другими дисциплинами. Традиция во многих работах 70—80-х годов стала пониматься как любые групповые стереотипы поведения, требующие научения. В традицию в таком смысле включается также механизм фиксации и воспроизводства этого опыта. Такое понимание традиции, конечно, имеет преимущество по сравнению с ее старым научным определением, где основой брали ее противопоставление рациональному способу социальной регуляции, тем самым относя традицию к архаической форме человеческого поведения. В таком взгляде на традицию проявилось преувеличение ее косности, регламентации ею всей жизнедеятельности человека. Много писалось о порабощенности традицией неевропейских обществ, где она играет особенно большую роль. Короче, традицию исключали из рационального опыта, сводя ее только к стереотипизированному и аффективному поведению.

Мысль о том, что традиция предусматривает механизмы ее обновления и, следовательно, рациональность, стала пробивать себе дорогу в 80-х годах. Этим мы обязаны во многом французской исторической школе «Анналов» и всему направлению по изучению менталитета. Эта проблематика в настоящее время тесно сомкнулась с предметным полем исторической этнологии (исторической антропологии в терминологии школы «Анналов»).

Примечательно, что исследования менталитета проводятся в рамках определенной локальной традиции. Это особенно характерно для школы «Анналов», обратившей свое внимание на историю стран Средиземноморья. Здесь есть внутренняя закономерность, состоящая в том, что менталитет являет собой другую сторону исторического опыта и тем самым — традицию. Исторический опыт герменевтичен, он требует понимания и предпонимания,

56

так как обращен к вещной и относительно устойчивой среде.

Локальный менталитет и есть особенность сопряжения ядерного и большого герменевтических кругов; в разных традициях довлеет либо предпонимание, либо понимание, организованное обычаем. Если всмотреться в жизнь архаических народов, то мы обнаруживаем удивительную вещь: обычаи, даже, казалось бы, самые кардинальные, вроде системы родства, при каких-то обстоятельствах могут внезапно меняться. Это открытие сделал Франц Боас на материале культуры индейцев северо-западной Америки. Это говорит о том, что сам обычай как таковой всегда находится только в становлении, а традиция предстает как живое и теплое предание, имеющее функцию объединять людей. Поэтому столь различны миры людей и мифические миры в архаических обществах. В мифах там действуют суровые и далекие от людей божества, что дало основание для теории прамонотеизма патера Вильгельма Шмидта.

Современная наука, рассматривая традицию как стереотипизированное поведение, нарушила старое и верное представление о ней как о предании. Почему оно нуждается в восстановлении сейчас? Потому что к этому подошло теперешнее развитие наук и прежде всего постановка проблемы менталитета как ментальной герменевтической системы. Затем все ощутимее становится необходимость отнестись к традиции как к жанру исторической этнологии. Такая потребность тоже стала соответствовать общенаучной тенденции, когда в начале текущего столетия было провозглашено, что история — это культура (к этой мысли подходил уже Василий Ключевский). Иначе говоря, культуре и относящейся к ней традиции придаются свойства объясняющей системы. В этом же направлении в 80-е годы прозвучало утверждение историка первобытности Абрама Першица, что общественную структуру можно рассматривать как отдельно взятую традицию.

Действительно, когда единичный случай герменевтично доводится до всеобщности, он становится стабильно действующей структурой. Но обратим внимание — в такой ситуации этот случай получает свойство морфемы памяти. Эта структура (морфема памяти традиции) может претерпевать изменения, достраиваться и становиться механизмом инновации. Сам же процесс подчинен человеку, находящемуся в топе традиции. Менталитет этого человека,

57

если он в здравом уме, не позволяет процессу культурогенеза принять неконтролируемую форму. Тогда живая традиция — это не только морфема памяти, но и регулирующая ее аскеза, предполагающая ограничение и забвение. Поэтому традиция не может быть рефлексивной программой деятельности. Это цель и ценность, которая в этих качествах становится не диахронной, а синхронной — в ее сферно-топической организации всем находится место природе, другому человеку, Богу. Традиция обладает важнейшим свойством культуры — диалогичностью.