Классики / Новая / Шеллинг / Философия откровения / Философия откровения, т

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА_________ 73

ном-то счете только из опыта, следовательно, по сути дела, всего лишь субъективно наделял их характером всеобщности и необходимости. Но как только власть и не зависящий ни от какого опыта авторитет этих априорных понятий и принципов были подорваны, был порван нерв собственно метафизики. Лейбниц почувствовал это в полной мере, и с этих пор вопрос о том, существуют ли независимые от опыта, врожденные нам понятия, именно поэтому стал основным вопросом философии. Центральным произведением Лейбница, направленным против учения Локка, явилось

«Essai sur l'entendement humain»,8 однако оно так же мало,

как и остальные его усилия, сдерживало за пределами Германии прокладывавший себе повсеместно путь эмпиризм. Итак, отныне более не существовало двух разнородных основ метафизики, осталась только однородная — опыт; ибо те понятия и законы, которые ранее признавались необходимыми и а priori присущими рассудку, теперь также были лишь результатами опыта, либо превратившегося в привычку посредством постоянного повторения, либо усиленного рефлексией. Однако из одного только однородного более ничего нельзя вывести, одно сплошное а (а und а) не оставляет никакой возможности для силлогизма; то, что до сей поры считалось самим по себе, т. е. независимо ни от какого опыта, всеобщим, утратило этот характер, превратилось само в нечто особенное, партикулярное или во всеобщее весьма сомнительного свойства. Но уже логическая ак-

сиома ех puris particularibus nihil sequitur9 свидетельствует о том, что таким образом более не была возможна никакая силлогистическая философия. Значит, прежняя метафизика, в течение длительного времени имевшая всего лишь договорное значение (она существовала в школах, собственно говоря, еще только в силу молчаливого соглашения), по существу, была повержена уже до Канта, собственная миссия которого заключалась лишь в том, чтобы возбудить

74_________ ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ_____________

против нее окончательный, как бы формально и по всем инстанциям по всем правилам искусства ведомый процесс. Если учитывать только начавшуюся со времени свержения старой метафизики смену систем и волнение, которое этим было привнесено во все науки, в особенности в область академического исследования, то можно лишь пожалеть, что тому состоянию завершенности, в котором прежде находилась философия, был положен конец; однако не было никакого средства, чтобы сохранить его, если не привести в состояние абсолютного покоя сам человеческий дух. Последний не мог надолго удовлетвориться тем способом философского познания уже по той причине, что производившееся таким образом знание все время было исключительно искусственным, что связь, которой данный способ достигал, являлась лишь связью в нашем мышлении, а не в самом предмете. Путем того чисто силлогистического знания добились вообще лишь того, что была постигнута необходимость положения, выражавшего определенное содержание, а не самого этого содержания. Принцип субстанциальности позволял заключить, что в основе явлений и движений нашего внутреннего мира лежит некая субстанция, называемая душой (сами предметы вообще брались из опыта или общей веры, как например как раз человеческая душа; предметы были даны, и дело заключалось лишь в том, чтобы подыскать для них верные предикаты); знание в отношении человеческой души состояло лишь в том, что ее трактовали как субстанцию, которая затем посредством новых заключений должна была определяться как нетелесная, имматериальная и именно поэтому нерасторжимая или неразрушимая сущность. Можно было полагать, что обладаешь всеобщей истиной, когда знаешь следующее: имеются имматериальные, нетелесные сущности = души, которые неразрушимы; вопрос же, почему имеются подобные сущности, не находил никакого ответа; необходимость сущест-

вования таких сущностей не была постигнута. Великий переворот последующей эпохи состоял именно в том, что перестали заниматься одними предикатами, что пожелали овладеть самими предметами. Еще и сейчас кое-кто приступает к философии, полагая, что в ней дело заключается в определенных положениях или высказываниях, которыми можно завладеть как бы в качестве некоей добычи. Но более этому нет места. Современная философия состоит в выведении самих предметов, которые в прежней метафизике попросту предполагались известными из опыта или всеобщего сознания. Поэтому данное содержание все время оставалось лишь внешним для разума. Даже если и допускали бытие, все равно природа, сущность предмета были разуму непонятны, так что от бытия ничего не имели. К примеру, могли считать доказанным следующее положение: вследствие очевидно целесообразного устройства мира необходимо предположить, что он имеет разумного (intelligenten) и свободного создателя; однако природа, сущность этого разумного творца мира этим не была постигнута, он также оставался для философии чисто внешним, взаимосвязь между ним и миром была только лишь номинальной (при которой, по существу, ничего не мыслилось), а не реальной, с которой было бы связано действительное понимание. Ибо если я не понимаю, каким образом некое существо, которое следует мыслить вне мира, которое возвышается над ним, может породить отличный от него и положенный вне него мир, то это предположение, вероятно, может встретить во мне веру и оказать влияние на жизнь, но мое понимание от этого не выигрывает ничего, кроме пустых, бессмысленных слов. Даже относительно человека понимание того, что он есть способное к свободному волению и действованию существо, не дало бы нам никакого действительного понятия, если бы с этой мыслью в нашем представлении одновременно не было связано знание средств и орудий соверше-

76__________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

ния его свободных поступков, знание физической возможности их осуществления. Но этот способ знания раньше или позже должен был показаться человеческому духу неудовлетворительным, он должен был либо отказаться от всякой метафизики, т. е. от всякого познания того, что находится вне и над опытом, либо отыскать к ней другой путь.

Мостом, по которому метафизика намеревалась из чувственного мира попасть в сверхчувственное, служили всеобщие рациональные принципы, главным образом принцип каузальности. Их устранение как всеобщих и абсолютных означало, что этого моста больше нет. Но именно этим метафизика была направлена по предельному и последнему пути. Если она не в состоянии выйти за пределы лишь чувственного мира, то отпадает все то, что только и придает ей ценность и значение. А поэтому нападки, в особенности Давида Юма (чьи произведения неоднократно переводились на немецкий язык), точно так же должны были вновь вызвать в Канте дух старой метафизики, как в Лейбнице его пробудил Локк. Между тем, то, чтобы всеобщие законы рассудка, особенно закон причины и действия, получили независимый от опыта, более того, его самого обусловливающий характер, не в меньшей степени находилось в интересах самого опыта и опытных наук. Ибо если всеобщие законы рассудка, на которых основывается всякая взаимосвязь в опыте и всякая возможность опытной науки, суть лишь следствия случайного привыкания, то всякой опытной науке пришел конец. Это и в самом деле являлось основной движущей мыслью для Канта; он хотел спасти по крайней мере опытную науку, так как не мог скрыть от себя, что, хотя те принципы с величайшей надежностью применяются к предметам опыта и, следовательно, внутри мира опыта, их силлогистическое применение к предметам, находящимся за пределами всякого опыта, обеспечивает лишь в высшей степени ненадежную и слабую взаимосвязь. Ведь ненадеж-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА_________ 77

ность подобных заключений ощущается даже в отношении предметов, которые не по своей природе, но лишь случайно и доныне еще находятся вне нашего непосредственного опыта. Так, до открытия Урана полагали, что есть основание заключить о существовании планеты за Сатурном, после — о существовании планеты между Марсом и Юпитером, из-за слишком большого промежутка между ними. Но как бы ни рассчитывали, в особенности в последнем случае, опереться на арифметическую прогрессию, которую, дескать, обнаружили в отношении удаленности планет друг от друга, все-таки были рады, когда опыт, как бы превосходя требование науки, в действительности продемонстрировал не одну, а целых четыре планеты в том пространстве, однако четыре, которые надо было рассматривать как эквивалент одной-единственной. Тем менее это можно было утаить от себя относительно предметов, лежащих за пределами опыта, и уже через это понятна защита Кантом не зависящего ни от какого чувственного впечатления авторитета всеобщих законов рассудка хотя бы лишь для сферы опыта, от чего, правда, метафизика в прежнем объеме, а именно в какой мере она захватывала и те предметы, которые находились выше всякого опыта, ничего не выиграла, тогда как Кант, как он полагал, а priori указал возможность собственно опыта, объективного познания чувственных вещей.

Впрочем, что касается Канта далее, то мы должны рассматривать его с двух сторон, во-первых, в его отношении к прежней метафизике и, во-вторых, в его отношении к философии вообще; а именно в какой мере его критика затрагивала не содержание прежней философии, а преимущественно основание предшествовавшей метафизики, чего не могло произойти, если бы он одновременно сам не выдвинул теорию человеческого познания, благодаря которой и стал создателем совершенно нового направления философии.

78__________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ_____________

Итак, что касается критической позиции Канта, то он занял ее, разумеется, прежде всего по отношению к непосредственно предшествовавшей лейбницевско-вольфовской философии, он сам начал с этой философии, его критика на этот счет не могла оказать никакого всеобщего воздействия, поскольку тот способ философии никогда не приобретал всеобщего значения и, по крайней мере, не мог считаться тем, с которым связано существование или падение метафизики. Зато в той мере, в какой она затрагивала конечный результат всей метафизики (тот результат, ради которого, собственно говоря, только и существовала метафизика), кантовская критика была решающей для всего ее будущего. Как известно, прежнюю метафизику составляли четыре различные науки. Первой была онтология, получившая свое наименование оттого, что должна была содержать в себе первые и самые общие определения сущего, все те понятия, которые выводимы из высшего понятия сущего вообще (des Seyenden überhaupt), ens;10 если воспользоваться введенным Кантом языком, она была наукой о всеобщих понятиях рассудка, или категориях. За онтологией следовали рациональная космология и психология; венцом же всех этих наук являлась так называемая естественная, или рациональная, теология, которая, правда, просто брала понятие Бога из опыта или из предания, своей же основной задачей считала доказать существование Бога. Нельзя утверждать, что Кант в своей критике так называемых доказательств существования Бога во всем попал в самую точку, особенно в так называемом онтологическом аргументе (о котором впоследствии речь пойдет подробно) он, на мой взгляд, даже не вскрыл собственно ошибки заключения, и вообще в кантовской критике рациональной теологии положительный результат важнее отрицательного. Положительным результатом явилось осознание того, что Бог есть не случайное, а необходимое содержание последней, высшей идеи разума. Этого

________ ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________ 79

не утверждала, по меньшей мере, непосредственно предшествовавшая метафизика или вообще метафизика, если, конечно, мы не восходим к Платону и Аристотелю, для последнего из которых Бог также был необходимым концом. Для последующей метафизики понятие Бога, по существу, было таким же случайным, как и все остальные понятия. Однако к положительному присоединялся отрицательный результат, состоявший в том, что разум-де не в состоянии познать действительное бытие Бога, Бог якобы должен оставаться лишь высшей идеей, именно поэтому всегда только концом, который никогда не может стать началом, следовательно, принципом какой-либо науки, или, как выражается сам Кант, что эта идея находит всегда лишь регулятивное, а не конститутивное применение, т. е. что, хотя разум необходимо устремляется к нему, пытается все привести к этой высшей идее — именно это и входит в понятие регулятивного принципа, — однако сам ничего не может начать этой идеей, никогда не может сделать ее началом како- го-либо знания. Этот отрицательный результат, по существу, теоретически упразднял всякую действительную религию, потому что всякая действительная религия может относиться только к действительному Богу, и притом лишь как Господу действительности, ибо существо, не являющееся таковым, никогда не может стать предметом веры, даже суеверия. Но этого, согласно отрицательному результату кантовской критики, никогда не может быть, ибо если Бог познаваем как Господь действительности, то имеется и наука, для которой он является принципом, в которой действительность может быть выведена из него, а это Кант отвергал. Еще менее оставалась возможной связь естественной теологии с религией откровения. Религия откровения предполагает открывающегося, следовательно, действующего и действительного Бога. От Бога, доказанного в качестве существующего, которым обладала, по ее мнению, старая ме-

80__________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ_____________

тафизика, переход к открывающемуся Богу был возможен; о Боге же, который есть только высшая идея разума, можно лишь в очень переносном смысле сказать, что он открывается сознанию, — в совершенно ином смысле, чем тот, в котором говорит об откровении верующий в откровение божье.

Однако, разрушив старую метафизику, Кант одновременно стал создателем совершенно новой науки, так как под скромным наименованием «критики чистого разума» он выдвинул, как он уверял, полную и исчерпывающую теорию человеческой способности познания.

Свою теорию познания (которая между тем берет различные способности лишь из опыта, по существу, как случайные) Кант начинает с чувственности, которая, как он говорит, поставляет изначальный материал всех наших представлений, относящихся либо к вещам вне нас, либо к событиям в нас, в нашем собственном сознании. Первые мы воспринимаем посредством внешнего, последние — посредством внутреннего чувства. Но в этих чувственных представлениях обнаруживаются две формы, которые в качестве условий всякого чувственного созерцания совершенно не могут быть почерпнуты из последнего, таким образом, согласно изначальной организации нашей способности познания, должны быть в нас а priori, вперед действительного созерцания, как бы предобразованными, хотя используются только во время действительного созерцания. Эти две формы для внешнего чувства суть пространство, для внутреннего — время. Все внешнее мы созерцаем в пространстве, все происходящее в нас самих, следовательно, например само представление внешних предметов, — во времени.

От чувственности Кант переходит ко второму источнику познания — рассудку, который относится к чувственности, как спонтанность к рецептивности, Посредством пер-

__________ ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________ 81

вой (как он выражается) предмет нам дается, посредством второго он мыслится, и притом в соответствии с понятиями, которые а priori относятся к предметам и которые мы не почерпнули прежде из самих предметов, причем все же нельзя не заметить, что невозможно, чтобы посредством одной лишь рецептивности нам был дан уже предмет. Ибо как бы общо и неопределенно мы ни мыслили понятие «предмет», в нем уже можно встретить определения рассудка, по крайней мере то, что он есть сущее, действительное; но Кант сам перечисляет это понятие только среди категорий; то, что должно явиться в качестве предмета, не может быть поэтому чем-то данным посредством одной только рецептивности, предмет как таковой, в соответствии с собственной теорией Канта, уже предполагает использование категорий, по крайней мере самой общей, т. е. категории сущего. Следовательно, то, что дано посредством чувственности, еще не может быть предметом, а может быть лишь чувственным впечатлением. Разумеется, пере-

ход от ощущения, чувственного впечатления к представлению предмета в нашем сознании происходит настолько быстро, настолько непосредственно, что можно подумать, что последнее дано уже вместе с первым, т. е. чувственным впечатлением. Однако, что это не так, обнаруживается, когда я определяю предмет не более как предмет вообще. Если я в темноте наталкиваюсь на что-то, я говорю: здесь есть нечто, т. е. нечто сущее, некий предмет вообще. А некое сущее вообще отнюдь не может быть дано посредством ощущения, оно есть явное понятие и может мыслиться лишь в рассудке. Поэтому если Кант говорит, что предмет дан уже посредством ощущения или рецептивности, то это, по меньшей мере, неточное выражение. Впрочем, Кант самым определенным образом признает, что чувственное впечатление возвышается до представления и до объективного познания только при помощи тех понятий, которые он

82_________ ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

предполагает имеющимися в нас независимо от чувственного впечатления, а priori, согласно одной только природе нашей способности познания. Я ничего не буду говорить о способе, каким Кант добывает эти понятия, о том, каким образом он овладел, как он полагает, их полным перечнем. Кантовская таблица двенадцати категорий в течение 10—20 лет пользовалась в немецкой философии авторитетом, вряд ли уступавшим авторитету скрижалей десяти заповедей, и всякий почитал своим долгом все трактовать в соответствии с этой таблицей; однако при ближайшем рассмотрении ее следовало бы значительно сократить. Но это явилось бы предметом специальной критики кантовского учения, которое здесь обсуждается не со стороны его особенного содержания, а со стороны его всеобщего значения.

В той мере, в какой всеобщим понятиям рассудка Кант отвел независимый от действительного познания, предшествующий ему корень уже в одной способности познания, он, конечно, устранил чисто апостериорное происхождение этих понятий, которое Локк, Юм и вся произошедшая от них сенсуалистическая школа приписывали им; однако в то же время он принизил их только лишь до субъективных форм способности познания, которым хотя и соответствует нечто в объектах, поскольку они являются предметами нашего опыта, но не в предметах в себе и независимо от опыта. Если же мы допускаем необходимые, предсуществующие в способности познания понятия, благодаря применению которых чувственное впечатление возвышается для нас до действительного опыта, до объективного познания, то вещи, встречающиеся в действительном опыте, по этой теории, составлены из двух элементов. В каждой вещи мы должны выделять определения способности познания: самое общее — это, пожалуй, то, что она есть именно вещь, предмет, т. е. вообще нечто сущее, действительное (таковой она должна быть еще независимо от категорий); следую-