Классики / Новая / Шеллинг / Философия откровения / Философия откровения, т

__________ ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________ 63

власти решать, кому мы позволим войти в наш внутренний мир; тем щепетильнее следует быть в выборе литературы, чтобы уже с ранних лет приучить себя к вечному, пребывающему, постоянному и научиться пренебрегать мимолетным.

Если бы мне теперь следовало указать, что прежде всего можно порекомендовать в отношении предстоящего курса или изучения философии вообще, то не обойтись без того, чтобы еще более определенно, чем прежде, не высказать следующее.

Еще со времен великого движения, начатого Кантом, речь идет не о той или иной философии, а о самой философии, как и в кантовской критике дело заключалось именно в ней. De capite dimicatur,17 вопрос стоит о главном, а именно о самой философии. Разумеется, тем людям, которые благодаря случайным обстоятельствам могли возомнить себя поощренными тем, что пришло-де время, когда их пустота, абсолютное отрицание всего метафизического в науке и человечестве наконец-то может взобраться на трон, должно быть, весьма неприятно слышать, что необходимо еще раз вернуться к фундаментальным исследованиям, говоря исторически, к Канту. Поэтому они приложат все усилия, чтобы по крайней мере навлечь подозрение на это предприятие, раз уж они не в состоянии ему помешать, и попытаются, к примеру, представить его так, что дело здесь якобы касается только религии (что это религиозный спор), что хотят-де лишь восстановить религию в старом духе, в особенности позитивную религию и т. д., ибо полагают, что тем самым уже в достаточной мере дискредитируют данное стремление. Но это не так. Речь еще раз (пусть этот раз будет последним!) идет, и притом очень серьезно, о значении самой философии.

Мы не будем предварительно признавать абсолютно никакой определенной философии, ни религиозной, ни той,

большей части сегодняшней философской терминологии. Тот, кто специально изучает философию, все еще должен начинать с Канта. Не все находятся в таком положении, однако и тем, которые уделяют философии лишь часть своего времени, не стоит отказываться от изучения краткого, но точного, одобренного еще самим Кантом извлечения из «Критики чистого разума», снабженного к тому же комментариями ее создателя, Иоганна Шульце.19

Теперь я опять вернулся к тому пункту, который заранее обозначил в качестве начала нашею собственного изложения, — к Канту.

Третьялекция

Философия Канта в качестве своей предпосылки имеет старую метафизику, кантовская критика имеет непосредственное отношение к ней. Следовательно, мы также должны будем оттолкнуться от нее. Сама эта метафизика восходит

ксхоластике, которая на протяжении всего Средневековья

вцелом была господствовавшей философией. Различия, имевшие место внутри самой схоластики, не были настолько существенными, что из-за них могла бы измениться общая точка зрения. Со времени падения схоластики такой же продолжительный мир в философии не был достигнут вновь. Подлинной философией, наивысшей философской наукой была для схоластики метафизика; происхождение данного слова сомнительно, поскольку неизвестно, принадлежит ли заглавие, которое носит называемая ныне «Метафизикой» книга Аристотеля,1 самому автору. Если следовать буквальному значению слова, метафизика есть наука, затрагивающая те предметы, которые выходят за пределы лишь физического и естественного. В такой мере

ееможно было бы рассматривать как науку, которая занимается преимущественно сверхъестественным и сверхчувственным. Это и в самом деле было основным предметом прежней метафизики. Бог сам по себе и в его отношении к миру; мир, который, будучи мыслим в своей тотальности, как всё (АН), уже не является предметом одного только физического представления или познания; начало и конечная цель мира; человек как связь между физическим и выс-

________ ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________ 67

шим миром; свобода воли человека; различие между добром и злом, его происхождение, возникновение зла вообще, бестелесность человеческой души, продолжение ее существования после смерти — все это непременно составляло основное содержание метафизики. Тем не менее нельзя было считать все вышеперечисленное ее исключительными предметами, она была не гиперфизикой, а метафизикой, ибо, например, и в видимой природе не все составляет предмет одного лишь физического исследования, чувственная природа тоже имеет свою метафизическую сторону. Кроме того, хотя абсолютно сверхчувственное, Бог, являлось целью всех метафизических устремлений, важно было также обнаружить духовные средства познания этого сверхчувственного. В качестве последних метафизика признала три различных рода познания, которые поэтому можно трактовать и как три источника нашего познания и которые следует знать точно, для того чтобы проникнуть в дух старой метафизики, потому что она в действительности была возможна лишь благодаря соединению или объединению этих трех источников человеческого познания.

Первым из этих источников был рассудок, intellectus, под которым понималась способность всеобщих понятий, применяемых к опыту в качестве всеобщих принципов.

Подобно тому, как можно заметить, что и в обиходном, и в научном рассуждении как бы инстинктивно употребляются и постоянно повторяются определенные формы суждения и заключения — формы, которые, будучи освобожденными от материала, к которому они применяются, и представленными в их чистоте, или абстракции, становятся содержанием так называемой традиционной, или формальной, логики, — было легко усмотреть, что в основе всех на-

. ших суждений и заключений лежат известные конечные всеобщие понятия, без которых всякое мышление, а не только

68_______ ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ__

философское, было бы невозможным. Тот, у кого не было бы понятий субстанции и акциденции, причины и действия, не смог бы ни о чем помыслить. Когда химик доказывает опытное положение, что процесс горения заключается в соединении кислорода атмосферного воздуха со сгорающим телом, прежде всего фактом увеличения веса горящего тела, например какого-либо металла, и соответствующего уменьшения веса оставшегося воздуха, чтó он при этом молчаливо предполагает, вероятно, сам не отдавая себе в этом отчета? Ничто иное, кроме положения, что случайные способы явления тел могут меняться, а сама их субстанция не подвержена увеличению или уменьшению, т. е. он по меньшей мере отличает субстанцию тел от их акциденций, таким образом, он различает субстанцию и акциденцию вообще. Точно так же, если какое-нибудь новое явление привлекает внимание естествоиспытателя, и он чувствует себя обязанным отыскать его причину, он тем самым предполагает как нечто само собой разумеющееся, не ища из-за этого для себя никакого дальнейшего оправдания, понятие действия и причины, равно как и закон, что ни одно действие в природе невозможно без определяющей причины. Поскольку всякое мышление, всякое выхождение за пределы лишь чувственного представления само возможно только как следствие этих всеобщих понятий и принципов, поскольку, стало быть, вместе с упразднением этих понятий и принципов было бы уничтожено и само мышление, предположили, что они положены уже вместе с самой природой мышления, естественны для мышления или, как еще говорили позднее, врождены или прирождены ему, что их совершенно не нужно черпать из опыта, последний сам дает лишь материал для их применения, а они даны уже вперед опыта вместе с самим человеческим рассудком, на основании чего и получили затем название априорных понятий и законов.

___ ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА__________ 69

Таким образом, в качестве первого источника познания старая метафизика установила чистый рассудок, определенный ею как источник или как способность всех тех понятий и законов, которые обладают для нас характером всеобщности и необходимости. Однако они не находили бы никакого применения, если бы к ним не добавлялся опыт.

Следовательно, за второй источник знаний, которые должны быть получены в метафизике, был принят опыт, далее в свою очередь разделенный на внутренний и внешний сообразно тому, дает он нам сведения о явлениях или состояниях вне нас либо в нашей собственной душе. Опыт открывает нам не всеобщее, необходимое и пребывающее, а лишь особенное, случайное и преходящее вещей. Но именно это особенное и случайное в вещах есть подлинная опорная точка данной науки, то, на что она опирается в выработке знания, ибо всегда между делом предполагалось, что метафизика не дана заранее и не существует без нашего участия, а есть наука, которую еще необходимо создать. В тех всеобщих понятиях и законах рассудка не заключается совершенно никакой производящей деятельности, сами по себе они ничего бы не произвели, в них самих по себе не заключается никакое действительное знание; еще Аристотель высказал знаменательные слова: scire est agere, intelligere est pati;2 кажется, мы, скорее, держимся пассивно по отношению к необходимости, которую накладывают на наше мышление те понятия и принципы; точно так же обстоит дело с тем, что мы черпаем непосредственно из опыта, с тем, что мы берем, а не порождаем.

Производящая деятельность, которая только и может быть названа философской и благодаря которой только и возникает для нас метафизика, в тех первых источниках познания — интеллекте и опыте — имеет лишь свои предпосылки. Та самая способность, которая использует эти предпосылки как опорные точки, чтобы посредством них

70_________ ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

достичь того, что не дано нам непосредственно ни при помощи чистого рассудка (который вообще не дает ничего конкретного, действительного, следовательно, тем более не дает ничего личного), ни при помощи опыта, — а это не данное ни при помощи чистого рассудка, ни при помощи опыта и есть абсолютно сверхчувственное, — таким образом, та способность, которая дает нам возможность, исходя из тех первых предпосылок, достичь познания сверхчувственного (познания, которое, как отсюда само собой следует, в любом случае может быть только опосредованным), есть третий источник познания вообще и непосредственный источник свободно производимых знаний. Она есть ratio, разум как способность заключать. Эта способность заключать состоит исключительно в применении всеобщих, данных вместе с самим рассудком принципов к наличествующему в опыте случайному, что приводит нас к третьему, которое, возвышаясь над тем и другим, одновременно должно иметь с ними нечто общее или которое их объединяет, т. е. приводит к совершенно всеобщему, которое как таковое вместе с тем есть конкретное, или к абсолютно конкретному, которое именно потому, что оно таково, вместе с тем есть совершенно всеобщее, к Богу как поистине всеобщей причине, который, однако, как таковой (как всеобщая причина) в то же время есть личное и поэтому особенное; и этого метафизика полагала возможным достичь только при помощи разума как способности заключать. Объединяя данные посредством опыта явления в понятии «мир» и определяя сам этот мир как случайное (которое могло бы и не быть), хотя и сущее, применяя затем к этому существующему случайному всеобщий закон рассудка, согласно которому все то, что выступает лишь как действие, т. е. как могущее и не быть (ибо таково подлинное понятие действия), не может существовать без при- чины, но определено к существованию только благодаря

72_________ ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ_____________

необходимости представления нами внешних вещей, вопрос стоял о том, не введены ли мы в заблуждение именно в этом, к примеру Богом, который лишь для нас порождает данное представление внешних вещей, на самом деле не существующих вне нас, каковое мнение высказывали Мальбранш,3 утверждавший, что мы видим все вещи лишь в Боге, и позднее даже знаменитый Беркли.4 В этом уже заключалось требование доказать необходимость самих вещей.

Таким образом, сначала был атакован и даже поставлен под сомнение опыт как надежный источник познания. Однако еще до Декарта прославленный Бэкон Веруламский5 в противоположность этому выставил чувственный опыт единственным настоящим изначальным источником всякого познания и, устав от силлогизмов школьной метафизики, вынужден был относительно всего этого способа действия духа признать, что род всеобщих понятий и построенных на них заключений вызывает к себе тотальное недоверие. Индукции, сочетанию, аналогии надлежало сначала выявить согласующееся, подобное, тождественное во всех явлениях и, таким образом, в конце концов самим выйти за пределы единичных явлений, возвыситься до их всеобщего. Этому сведению науки к непосредственному опыту как единственному источнику одно только содержание человеческих знаний было обязано расширениями, по сравнению с которыми положения метафизики, с большим трудом и искусственно добытые силлогистическим путем, кажутся ничтожными и убогими. Все повернулись к этому непосредственному источнику познания и отвернулись от того, который для метафизики еще считался особым и независимым, от чистого рассудка, intellectus purus, пока благодаря Джону Локку6 и позднее Давиду Юму7 этот второй источник совершенно не утратил свои независимые от опыта вес и значение, ведь Локк, как известно, черпал те всеобщие понятия и принципы при помощи относящейся к опыту рефлексии в конеч-