- •0 Введение
- •Глава I Модусы бесконечного § 1. Актуальная и потенциальная бесконечности
- •§ 2. Элементарные понятия «наивной» теории множеств
- •§ 3. Канторовская критика Аристотеля. Ориген и Фома Аквинат
- •§ 4. Бесконечное у Лейбница. Кантор против постулата о конечности человеческого рассудка
- •§ 5. «Парадоксы бесконечного» б. Больцано
- •Глава II Трансфинитные числа § 1. Трансфинитные числа — новые иррациональности
- •§ 2. Платоновские мотивы у Кантора
- •§ 3. Противники (г. Гельмгольц, л. Кронекер, к. Гаусс, о. Коши)
- •§ 4. Канторовская критика аргументов противников
- •§ 5. Актуальная бесконечность как «объемлющее»
- •§ 6. Границы канторовского платонизма
- •Глава III Философия математики у Кантора: между «Свободой математики» и «Hypotheses non fingo» § 1. «Сущность математики заключается в ее свободе»
- •§ 2. Иерархия типов познания (письмо к т. Эшеру)
- •§ 3. Три аспекта актуально бесконечного в истории мысли
- •Глава IV Математика и религия § 1. Трансфинитные числа в Боге
- •§ 2. Теория множеств как откровение
- •§ 3. Канторовские проекты приложения теории множеств в естествознании
- •§ 4. Теория множеств и теология (Августин, а. Арно, б. Паскаль, аббат Муаньо)
- •§ 5. К. Гутберлет о бесконечном
- •§ 6. Переписка с кардиналом Францелином
- •Глава V Классические проблемы теории множеств § 1. Проблема континуума и континуум-гипотеза
- •§ 2. Аксиома выбора
- •§ 3. Парадоксы. Шкала мощностей как «лестница на Небо»
- •Глава VI Личностные особенности и религиозные взгляды Кантора § 1. Происхождение, личностные особенности, болезнь
- •§ 2. Теология Кантора
- •Глава VII Границы науки § 1. Разноликий рационализм
- •§ 2. Бесконечное в философии математики и. Канта
- •§ 3. Границы математического метода мышления по о. Беккеру
- •§ 4. А. Пуанкаре о работе математика
- •§ 5. Концепция «целостного разума» в русской религиозной философии
- •Вместо послесловия Особая роль метафизики
- •Указатель имен
- •Содержание
§ 3. Границы математического метода мышления по о. Беккеру
Обсуждая вопрос о философских основаниях математического знания и о границах науки вообще, поучительно, по моему мнению, разобрать точку зрения известного немецкого философа науки (в особенности, математики) XX столетия О. Беккера, изложенную в его книге «Величие и границы математического образа мышления»1. В конце этой работы философ дает герменевтическое описание всего, так сказать, спектра познавательных возможностей в науке. Беккер идет здесь от классического разделения на науки о природе и науки о культуре, утвердившегося благодаря трудам основателей баденской школы неокантианства (Г. Риккерт, В. Виндельбанд). Если науки о культуре стремятся к пониманию (verstehen), то методом наук о природе являетсяобъяснение(erklaren). Однако и объяснение, как считает Беккер, не есть универсальный метод естествознания (включая и математику), и иногда приходится довольствоваться только владением (beherrschen). Философ подробно объясняет разницу между этими тремя познавательными интенциями2.
Пониманиестремится свести всякое объяснение к типу внутренней духовной мотивации человеческих решений. Такова цель работы историка, стремящегося понять, например, смысл принятия того или иного решения каким-либо историческим лицом, государственным деятелем, полководцем и т.д. Такова же обычно и направленность историка искусства или литературы, где речь идет о раскрытии смысла того или иного художественного стиля, о соотношении биографической «эмпирии» и поэтики и т.д. Вся эта работа связана с особым типом анализа, но он почти не допускает какой-то формализации, а требует, скорее,вживанияи угадыванияузловых моментов1.
Примером естественнонаучного объясненияявляется, например, данное впервые Галилеем разложение движения брошенного тела в суперпозицию двух одновременных движений: равномерного по горизонтали и равнопеременного (равноускоренного или равнозамедленного) по вертикали. Из отдельных законов движения по горизонтали и вертикали—линейно и квадратично зависящих от времени соответственно—получается совмещением параболическая траектория движения брошенного тела.
При пониманиимы сводим разбираемый случай к другому, более «элементарному», «традиционному», «обычному», причем это отнюдь не всегда означает только совокупность обыденного опыта, но также и откристаллизовавшиеся в культуре формы «духовно-объективного»: в эпосе, праве, религии и т.д. Здесь трудно по большей части выделить какую-то исчерпывающую систему аксиом, понимание основывается, скорее, на сведении к интуитивно «прозрачным» внутренним актам личности. С точки зрения математики и естествознания такое понимание «неточно» и достаточно «произвольно». Математическоеобъяснение, напротив, есть всегда сведение проблематичного к строго определенной комбинации элементарных данностей и операций. Математические положения, таким образом, «доказуемы». Однако Беккер задает законный вопрос: насколько обоснованна эта доказуемость?
Предполагается, что в математическом объяснении мы сводим любое положение в конце концов к аксиоматическим, которые истинны. Но на чем основана эта истинность? Сегодняшняя наука уже давно утеряла то невинное состояние, в котором она находилась во время зарождения античной цивилизации, когда аксиоматические положения считались самоочевидными. И история пятого постулата Евклида, и более близкая истории аксиоматизации теории множеств, к примеру, заставляют нас сегодня относиться к аксиомам гораздо осторожней и видеть в них, скорее, некоторые конвенциональные положения, чем абсолютные истины. Может быть, еще более серьезным является положение в физике. Так, почти две тысячи лет в европейской науке господствовала аристотелевская точка зрения: скорость движения тела пропорциональна силе. И только со времен Ньютона мы приняли другое понимание движения: пропорциональность силы ускорению, на чем и базируется классическая механика.
Сама
история науки показывает, что эти
элементарные понятия, «данности» и
аксиомы, к которым математические науки
стремятся свести всю реальность,—«сила», «инерция», «сопротивление»,
«тяжесть», «давление» и т.д.,—отнюдь не так элементарны, как хотелось
бы. По своему этимологическому
происхождению они, действительно,
связаны с некоторым внутренне понятным
нам смыслом, однако уяснить их точное
научное значение из этого опыта не
представляется возможным. Более сложные
естественнонаучные теории тем более
не дают возможностиясногопонимания
своих элементарных составляющих. Ни
уравнения Максвелла в электродинамике,
ни четырехмерное пространство-время в
теории относительности, ни бесконечномерное
гильбертово пространство квантовой
механики уже не имеют ничего общего с
наглядностью, с понятным и привычным
нам жизненным опытом. Научное объяснение
здесь уже не представляет собой сведение
более сложных феноменов к‚Б>>
рр h˜#4
l
@
Шљqv#upиЧRЗskЖQпжebMpL
A–IъЏц(ШЈKNl’”ґ¤ШЏA
нЗ‰Г,9нІ2М0‹ы/1и-Х|PйчИJµБ™|АэsЄирИzкы]ЌМ¤ъ"
юЃ&CMАMю˜˜ф2д
є?Ї{Я.r-
кЩ2DУ
R·ЗБЧs`?@tCдАакwH®Ы2™\Ђ€©sЛ,.ќ/rл{
Н
{g˜
ЕМ
MѓKЛ jњЂ&
ЊЂЂ
ᄂ((/(((3ќu›
6nЖ`Ц¬%
: 33:е…0}0с¶Д 2Ѕc cШ±µ,Ѓ#вgЦ±Ґ8;¶Д[ѓмШ"f[ЉіcЛf`дВмШrmлШjЦ±…ЧlЩЄ;№'Рє·1&Z5
:IјЮѓlпШТ‡~-КС;ЃиЪ‚Ы§±{ўn=rа ph§‹Y§`7“¦‰Ѕf`€е&›DYе’‘ђ[F&АGа‚ kg†uY“zв
XЄУBjЖэя<ᄉи°b™ОXм?…<e—
ьЋэ‡1H-ҐФОтІцJЙтКьсЁNdL†C
\ИХ¬€Zl*шћєПрАU@IoЫnУ
ўJNєУЦ*ЛiґЭњ
Ћ"€$Є$ё8ДюN
&:N4T@@ᄉЅЃ сС
P 0
“(3Tf°Мp™Ж‰Ы¬$d\d¬zЇxы‑1Д…Ѕ&Ш-1Ѕ»%$ИCвg·„ѓё[bђЭD¦[BqvKX¦[b˜Э
ўn ЙtKа'ЯnD®Ы'Ў.‰«тІєmХеP
YзmїЦг"f^x‰6Ё‘ы АeҐᄂ2Q
P
©
^THпЕ8љцИяяяЏ6;<§ЂЩмP©MЩЫZ¶zRы·ZSkнGWЩьP@`* њ§Ќ'Ћ'‘§‘/‘¬Фљ?6€ю
Q(00р@IЎ@AI±ЁЂxp(PИ`XXёАPP(ЙИ(!q‘˜@х‹@Љ€
ЂАGFAЉJD@@
Ж8ѕkЏ)VIЌ3Ьж5Љ
Ђ‹ М)ї
УP.PT= цТќ~д¶—одЫ^Уo7
Ф
СЇ§ЂЉ˜ шuhѕЯѕт>‑Y{•јZ7ХF°ѓ!Ц
\ %Ґ@у 10к!И%`$DД!а`dВ'@# †ЖддB DЖж&
pБLГ˜ᄃк:Нt%K^вэxШ›^X)С“ыЯ»Й‡;яЮюГsьE
O˜ћ˜яMЦ •aї'1#(:ђдёЗ<ёH ДќХЂЂжoЫ?BІя±Б—6o-mиС4
ᄃј,'X=Qљb€ўДBеѓйЈйГйeЕ !e ¦aйЃ‰Ў©@a
A"A$б„@))&@)Ж5N`Щ6_Ї^^Љгx
TU}ee}
ёјјдииᄃ!@DЊ
0€ёHH0D_
#
ЂрЂсЃсѓ1ЂБ@гЈ†
Ѓ
&Ћѓk†єlяT 9hX GePp)ᄃ1+#A^?Pu fo‚ЛNиШђ””\щч?!ј0г•ј#›‑
™н¶m<,¬ыпюАdPшПм&°Я
ТFІП·
и#Ѓ6Жчᄂ+Z
`є:ёэ
…‹
Нᄉ!
ќ~«ЛDD”rњj!`A0ОЂo™Аc©·
Ћ:¬‑°8ІVёXО:
:, .:,<’8R8L:t t8l:’
-Чqd@dp¤@ᄉ©pptlтJЃEDE‡АHАH‡HЗИC
ЉЌ
N/F#ᄉќю'ла@Iбњrpp±`XҐЈАввb„СU
UРб°°№Ч†YG`
Ъ
†
Е
ЊAtsђ’±¬KШ
@
iNЈЩV^О=^HяМmрFРК@I ‚фНьЧњD•”Hї МчҐђѓRRў¤7а9ўИCEР†©†
3¬P
@$ЂјsНLа‰АіMfЯ˜®IЅУ[Gи
З
GЗМЛЙJ @N@О
®+Qsф~Њ
ЦгТСўглЖк!$ ¤¤#Дв‡ЁГВддД#F†"&FЦ
ЮИЊ
Е
ЗЖЊМЖМЊ‡Пᄂ…ПЊЊПᄂ„a^У8F‡м”ЋЋ–О*33,--9:"!!
ю!эя&&г
¶
Hрᄂ10'@ᄂ€
с
гИ7”o0Яp>ѕV
+J€№р№€с)¶j@дlХXnХ_«†врЊЙЕ/€[5ЩяIшZ5ᄉзЂV
с
Ђ‘ іUГAФЄ!ѕV
xV}ЖґOѓЉИuѕї
r_чvЗᄉїыус>tm
€зр›е •*іUі|mҐnᄂP ья
ЁмЁ˜Жxъъ9 89летворяемся этим голым формализмом и начинаем спрашивать о смыслеэтих аксиом,—или, другими словами, мы требуем именнопониманияих,—то мы, хотя и оказываемся тем самым перед проблемой, где сам вопрос о смысле, в котором она могла бы быть разрешена, необычно сложен, тем не менее мы подчиняемся здесь естественному и фундаментальному человеческому стремлению к уяснению любой наличной «данности», суть ли это материальные факты или логические пред-положения. Или, к примеру, когда Кантор объявляет аксиомой утверждение о консистентности множеств, имеющих мощностями «алефы», то опять естественно встает вопрос о «понимании» этого утверждения, и ссылка на то, что мы не понимаем этого уже и для конечных множеств, отнюдь ни в чем не убеждает. Во всяком случае, не всех. Так, Г. Вейль, один из самых крупных математиков XX столетия, много размышлявший также и о философских предпосылках науки, писал в 1946 г. по поводу проблем обоснования математического знания, выросших из теории множеств: «Из этой истории одно должно быть ясно: мы менее чем когда-либо уверены в незыблемости наиболее глубоких оснований (логики и) математики. Как у всех и всего в мире сегодня, у нас есть свой «кризис». Он существует почти пятьдесят лет. Внешне может показаться, что он не мешает нашей повседневной работе, и все же, что касается меня, я должен признаться, что этот кризис оказал значительное практическое влияние на мою математическую жизнь: он направил мои интересы в области, которые я считал относительно «безопасными», и постоянно подтачивал энтузиазм и решимость, с которой я занимался своими исследованиями. Этот опыт, вероятно, разделяют и другие математики, не безразличные к тому, что их научные усилия означают в контексте всего человеческого существования в мире—существования, неотделимого от любви и познания, страдания и творческого начала»1.