Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
hrestomatia.obshay sociologia (2).doc
Скачиваний:
9
Добавлен:
25.03.2016
Размер:
5.28 Mб
Скачать

Ядро: социетальное сообщество

Наше центральное понятие — социетальное сообщество звучит несколько непривычно, вероятно из-за того, что проблемы, охваты­ваемые им, обычно обсуждаются в терминах политики или религии, а не в социальном плане. На наш взгляд, основная функция этой интегративной подсистемы состоит в том, чтобы определять обяза­тельства, вытекающие нелояльности по отношению к социетальному коллективу, как для его членов в целом, так и для различных катего­рий дифференцированных статусов и ролей внутри общества. Так, в большинстве современных обществ готовность к военной службе является проверкой лояльности для мужчин, но не для женщин...

Фундаментальной чертой всех человеческих обществ является ролевой плюрализм, участие одних и тех же людей в ряде коллекти­вов. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что расширение ролевого плюрализма является важной составляющей процессов дифференциации, ведущих к становлению общества современного типа. Поэтому одной из значительных проблем интеграции, сто­ящих перед социетальным сообществом, является проблема регу­лирования лояльностеи его членов по отношению к нему самому и к другим различным коллективам.

Индивидуалистская социальная теория настойчиво преуве­личивала значимость индивидуального «личного интереса», в его психологическом смысле, как препятствия, стоящего перед инте­грацией социальных систем. В целом же личные мотивы индивидов эффективно канализируются в социальную систему через лояль­ность и членство в различных по отношению к ним коллективах. Непосредственной проблемой для большинства индивидов является проблема выбора и уравновешивания своих обязательств в случаях конфликта конкурирующих между собой лояльностеи...

60

61

Лояльность по отношению к социетальному сообществу должна занимать высокое место в любой устойчивой иерархии лояльностей и потому является предметом особой заботы всего общества. И все-таки высшее место в этой иерархии принадлежит не ей. Следует подчеркнуть значимость культурной легитимации нормативного порядка общества, поскольку именно ей принадлежит наивысшая позиция. В первую очередь она действует через институционали-зацию системы ценностей, которая является составной частью и социетальной, и культурной систем. Затем выборочные ценности, являющиеся конкретизациями общих ценностных образцов, стано­вятся частью каждой конкретной нормы, интегрированной в леги­тимный порядок. В системе норм, которые управляют лояльностями, следовательно, права и обязанности различных коллективов должны быть согласованы не только между собой, но и с легитимными осно­ваниями порядка в целом.

С иерархической точки зрения нормативное упорядочение социетального сообщества в терминах членства подразумевает су­ществование стратификационной шкалы — шкалы признаваемого и легитимизированного (в той мере, в какой усвоены нормы и цен­ности) престижа входящих в это сообщество в качестве его членов коллективов, отдельных лиц, а также статусов и ролей, распростра­ненных в этом сообществе. Оно должно быть скоординировано как с универсальными нормами, определяющими статус членства, так и с определенным разделением функций коллективов, статусов и ролей, которое в общем-то не обязательно предполагает наличие иерархии. Конкретная стратификационная система, таким образом, представляет собой сложную функцию всех этих составляющих.

Роберт Кинг Мертон

Роберт Кинг Мертон (1910-2003) — один из тех, кто оказал наибольшее влияние на развитие современной американской со­циологической мысли. Свою исследовательскую деятельность на­чал, еще будучи студентом Гарвардского университета: вначале под руководством Питирима Сорокина, а затем Талкотта Парсонса. В этом университете в 1936 г. получил докторскую степень.

В первых своих публикациях выразил стремление отказаться от построения «великих теорий», так как, по его мнению, «социология еще не готова для своего Эйнштейна, поскольку у нее не было сво­его Кеплера». Наиболее перспективными, сточки зрения Мертона, являются теории среднего уровня (middle range theories), ориентиро-

ванные на применение методологии структурно-функционального анализа при объяснении социальных явлений. Социологическая теория, полагал Мертон, способна развиваться лишь на основе осмысленной практики эмпирических исследований, в то же время направления исследований, их методический аппарат и получае­мые данные формулируются под влиянием теоретического знания. Р. Мертон разработал кодификацию правил структурно-функцио­нального анализа, который рассматривался им в качестве общенауч­ного метода, не связанного непосредственно с каким-либо способом интерпретации общества. Он известен как автор теории референтной группы, теории бюрократической личности, разработчик теории аномии. Особые темы творчества Мертона — социология знания и социология науки. В 80-е гг. его привлекает проблема амбивалент­ности поведения во всех сферах социальной жизни.

В 1957 г. — Президент Американской Социологической Ассо­циации.

В 1961 г. Р. Мертон приезжал в Москву и Ленинград для зна­комства с российской социологией.

Мы помещаем здесь отрывок одной из наиболее известных работ Р. Мертона, который иллюстрирует специфику социологического анализа социальной реальности. Разграничение явных и латентных функций ориентирует исследователя на то, чтобы глубже понимать и учитывать непредвиденные последствия социального действия (см. об этом в главе 3 базового пособия учебного комплекса).

А.З.

ЯВНЫЕ И ЛАТЕНТНЫЕ ФУНКЦИИ*

<...> Разграничение между явными и латентными функциями было введено для того, чтобы исключить то смешивание созна­тельной мотивации социального поведения с его объективными последствиями, которое часто обнаруживается в социологической литературе... Мы указывали далее, что мотивы и функции изменя-

Цит. по: Мертон Р. Явные и латентные функции // Структурно-функцио­нальный анализ в современной социологии. Вып. 1 / Отв. ред. А.Г. Здравомыслов. М., 1968. Перевод сделан Ю.А. Асеевым по изданию: Merton R.K. Social Theory and Social Structure. The Free Press. Glencoc, 1957. P. 19—84. Ниже приведены фрагмен­ты последнего раздела этой статьи, название которого совпадает с названием всей статьи (р. 60—82). Ред. перевода — А,Г. Здравомыслов (1968, 2004). Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 3 первого раздела базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

62

со

ются независимо друг от друга и что отсутствие внимания к этому обстоятельству обусловливает то, что среди социологов существует непроизвольная тенденция смешивать субъективные категории мотивации с объективными категориями функций. Именно этим и объясняется наша приверженность к не всегда похвальной прак­тике введения новых терминов в быстрорастущий специальный словарь социологии, практике, которая рассматривается многими неспециалистами как оскорбление их интеллекта и преступление против общедоступности науки.

Каклегко видеть, я заимствовал термины «явное» и «латентное» у Фрейда, который их использует в другом контексте (хотя и Френ­сис Бэкон уже много лет назад говорил о «латентных процессах» и «латентных конфигурациях» по отношению к процессам, которые недоступны для поверхностного наблюдения).

Само же различение мотивов и функций неоднократно на про­тяжении многих столетий проводилось исследователями человече­ского поведения...

Так как случаи для разграничения явных и скрытых функций представляются довольно часто и так как концептуальная схема должна направлять внимание наблюдателя на существенные эле­менты ситуации и предупреждать возможность оставления их не­замеченными, то представляется целесообразным охарактеризовать данное различие с помощью соответствующих терминов. В основе разграничения между явными и латентными функциями лежит сле­дующее: первые относятся к тем объективным и преднамеренным последствиям социального действия, которые способствуют при­способлению или адаптации некоторой определенной социальной единицы (индивидуум, подгруппа, социальная или культурная система); вторые относятся к непреднамеренным и неосознанным последствиям того же самого порядка...

Эвристические цели этого разграничения

Это разграничение позволяет понять стандарты социального по­ведения, которые на первый взгляд кажутся иррациональными. Прежде всего, данное различение помогает социологической интерпретации многих видов социальных действий, которые продолжают суще­ствовать даже и тогда, когда явно поставленные перед ними цели никак не осуществляются. Издавна в таких случаях различные на­блюдатели, в особенности неспециалисты, называют эти действия «предрассудками», «иррациональностями», «простой инерцией традиции» и т.д...

Понятие латентной функции выводит наблюдателя за пределы вопроса, достигнет ли поведение провозглашаемой для него цели или не достигнет. Временно игнорируя эти явные цели, оно направляет внимание на другой ряд последствий, например на влияние, оказывае­мое им на отдельных членов племени хопи, участвующих в церемони­але [по вызыванию дождя], равно как и на поддержание устойчивости и непрерывности большой группы. Если бы мы при анализе данного поведения ограничились только решением вопроса, действительно ли оно выполняет явную (преднамеренную) функцию, то вопрос такого рода относился бы к сфере метеоролога, а не социолога...

Церемониалы могут выполнять латентную функцию укрепле­ния групповой солидарности, периодически собирая разрозненных членов группы для участия в общей деятельности. Как давно уже отметили Дюркгейм и другие, церемониалы такого рода являются средством коллективного выражения тех чувств, которые в конечном счете и оказываются основным источником группового единства. Путем систематического применения понятия латентной функции иногда можно обнаружить, что явно иррациональное поведение является положительно функциональным для группы. Оперируя понятием латентной функции, мы не будем спешить с выводом, что если деятельность группы не достигает своей номинальной цели, то существование этой деятельности может быть описано только в качестве примера «инерции», «пережитка» или «манипуляции под­групп, имеющих власть в обществе».

Необходимо отметить, что социологи, наблюдающие некоторую стандартизированную практику, предназначенную для достижения целей, которые вообще с точки зрения физических наук не могут быть достигнуты этим путем, очень часто, почти всегда пользовались понятием, близким к понятию скрытой функции. Именно так и будет обстоять дело, если мы займемся исследованием, например, ритуалов индейцев пуэбло, связанных с вызыванием дождя или молитвами о плодородии. Однако в тех случаях, когда социальное поведение не направляется на достижение явно недосягаемых це­лей, исследование побочных или латентных функций поведения социологами становится менее вероятным.

Различение между явными и скрытыми функциями направляет внимание на теоретически плодотворные области исследования. Это различение направляет внимание социолога как раз на те области поведения, мнений и верований, в которых он может наиболее плодотворно приложить свои специфические знания и навыки. Ибо какова задача социолога, когда он ограничивает себя изучением яв-

64

ных функций? В значительной степени он имеет дело с определением того, достигает ли практика, предназначенная для определенной цели, эту цель. Он исследует, например: достигает ли новая система оплаты своей цели — уменьшения текучести рабочей силы или цели увеличения производства. Или же он поставит вопрос, достигла ли пропагандистская кампания поставленной цели: увеличения «готов­ности сражаться», «готовности покупать военные займы» или же увеличения «терпимости к другим этническим группам». Конечно, все это важные и сложные типы исследования. Но пока социологи ограничивают себя изучением явных функций, задача их исследо­вания определяется для них скорее практиками (будь то капитаны индустрии, лидеры профсоюзов или, предположим, вождь племени навахо, — в данный момент это несущественно), чем теоретическими проблемами, составляющими суть социологии. Имея дело прежде всего с явными функциями, с проблемой, достигает ли та или иная практика или организация, учрежденная с определенными целями, поставленных перед нею задач, социолог превращается в искусного регистратора уже известных систем поведения. Его оценка и анализ ограничены вопросом, поставленным перед ним нетеоретиком, челове­ком дела, например, получим ли мы такие-то и такие-то результаты от введения новой системы оплаты труда.

Но социолог, вооруженный понятием латентной функции, на­правляет свое исследование именно в ту область, которая является наиболее обещающей для теоретического развития социологии. Он рассматривает известный (или планируемый) вид социальной практики, чтобы установить его скрытые, неосознаваемые функции (конечно, также, как и явные функции). Он рассматривает, скажем, отдаленные последствия новой зарплаты для профсоюза, в котором состоят рабочие, или же последствия некоторой пропагандистской кампании не только для реализации поставленной перед нею цели увеличения патриотического пыла, но и для ее влияния на свободу выражения мнений людьми в том случае, когда они расходятся с офи­циальной политикой, и т.д. Короче, мы полагаем, что специфический интеллектуальный вклад социолога состоит прежде всего в изучении непреднамеренных последствий (к которым относятся скрытые функции) социальной практики, так же как и в изучении ожидаемых последствий (среди которых находятся явные функции).

Есть основание полагать, что именно в том пункте, где иссле­довательское внимание социологов смещается с плоскости явных в плоскость скрытых функций, социологи вносят свой специфический и главный вклад в исследование общества...

Томас и Знанецкий неоднократно подчеркивали, что с точки зрения социологии, какова бы ни была главная функция ассоциа­ции, «последняя в своем качестве конкретной группы человеческих личностей неофициально служит удовлетворению и многих других интересов; социальные контакты между ее членами не ограничи­ваются только контактами, связанными с преследованием ими общей цели...». И между тем целые годы экспериментальной работы ушли на то, чтобы исследовательская группа [под руководством Э. Мэйо], работавшая на предприятиях Уэстерн Электрик, обрати­ла внимание на латентные социальные функции первичных групп, возникающих в индустриальных организациях. Следует заметить, что мы приводим здесь данный случай не для того, чтобы дать пример неудачного планирования экспериментальных работ; не это было нашей непосредственной целью. Мы привели его только для того, чтобы проиллюстрировать важность понятия латентной функции и связанных с ним понятий функционального анализа для социологического исследования...

Открытие латентных функций означает важное увеличение со­циологического знания. Есть еще один аспект, в котором исследование скрытых функций представляет собой большой вклад в обществен­ную науку. Именно латентные функции некоторой деятельности или верования не являются достоянием обыденного сознания, поскольку они оказываются непреднамеренными и неосознанными социаль­ными и психологическими последствиями. Поэтому открытия в области латентных функций представляют собой больший прирост социологического знания, чем открытия в области явных функций. Они представляют, следовательно, и большие отклонения от знаний о социальной жизни, основанных на здравом смысле. В той мере, в какой латентные функции более или менее отклоняются от открыто провозглашаемых явных функций, исследование, обнаруживаю­щее латентные функции, очень часто приводит к парадоксальным выводам. Эти кажущиеся парадоксы возникают в связи с тем, что распространенная и предвзятая точка зрения, рассматривающая не­которую стандартизированную практику или же верования только с позиций их явных функций, претерпевает резкое видоизменение при выявлении их вспомогательных или побочных функций. Введение понятия латентной функции в социальное исследование приводит нас к выводам, которые показывают, что «социальная жизнь не так проста, как она кажется на первый взгляд», ибо, коль скоро люди ограничиваются некоторыми последствиями (например, явными последствиями) некоторой социальной практики или же мнения,

66

67

то им сравнительно легко дать моральную оценку этим явлениям. Моральные оценки, основывающиеся, как правило, на этих явных последствиях, имеют тенденцию быть выдержанными только в чер­ных или белых тонах. Но выявление других (латентных) функций часто усложняет эту картину. Проблемы моральных оценок (которые не являются непосредственным предметом нашего исследования) и проблемы управления социальными процессами (которые нас за­нимают) приобретают дополнительные трудности, которые обычно включаются в ответственные социальные решения...

Различение между явными и латентными функциями предотвраща­ет замену социологического анализа наивными моральными оценками.

Поскольку оценки общественной морали имеют тенденцию основываться прежде всего на явных последствиях той или иной социальной практики или кодекса правил, то можно ожидать, что социологический анализ, базирующийся на выявлении латентных функций, будет время от времени вступать в противоречия с этими моральными оценками, ибо ниоткуда не следует, что латентные функции будут действовать точно так же, как и явные последствия, на которых и основываются, как правило, эти оценки. Так, зна­чительная часть американского населения судит о политической машине как о чем-то «плохом» и «нежелательном». Основания для такого морального суждения довольно разнообразны, но все они сводятся в основном к убежденности в том, что политическая маши­на нарушает моральный кодекс: политический патронаж нарушает принципы подбора кадров на основе объективной квалификации, а не на основе партийной лояльности или же в зависимости от того вклада, который сделало данное лицо в избирательный фонд партии; боссизм нарушает принцип, согласно которому голосование должно основываться на индивидуальной оценке качеств кандидата и по­литических платформ, а не на верности вождю; подкуп и «взятка в форме благодарности» явно нарушают права собственности; «защи­та» от возмездия за преступления совершенно очевидно нарушает закон и противоречит общественной морали и т.д.

Учитывая все эти стороны политической машины, которые всту­пают в большее или меньшее противоречие с моралью, а иногда и с законом, мы стоим перед настоятельной необходимостью исследо­вать, почему она продолжает функционировать. Распространенные «объяснения» устойчивости политической машины оказываются здесь совершенно неуместными. Конечно, вполне может быть, что если бы «респектабельные граждане» оказывались на уровне своих политических обязанностей, если бы избиратели были активными и

сознательными, если бы число лиц, занимающихся подготовкой вы­боров, было существенно уменьшено,... если бы были произведены все эти и множество других аналогичных изменений в политической структуре, то, может быть, «пороки» политической машины и были бы уничтожены. Но необходимо заметить, что изменения этого рода не осуществляются, что политическая машина, словно феникс, воз­рождается целой и невредимой из пепла, что, короче говоря, данная структура обнаружила замечательную жизненность во многих об­ластях американской политической жизни.

Поэтому, отправляясь от функциональной точки зрения, соглас­но которой устойчивые социальные системы и социальные струк­туры обычно (не всегда) выполняют позитивные функции, которые в настоящее время не могут быть адекватно выполнены с помощью других существующих систем и структур, мы подходим к следующему пред­положению: может быть, эта организация, опороченная публично, в современных условиях выполняет какие-то жизненные скрытые функции. Краткое рассмотрение современных исследований струк­тур данного типа поможет нам проиллюстрировать некоторые до­полнительные стороны функционального анализа.

Некоторые функции политической машины

Не входя в детальное описание различий политических машин друг от друга... мы кратко рассмотрим функции, более или менее общие для политической машины как родового типа социальной ор­ганизации. Мы не стремимся дать полное перечисление всех функций политической машины, равно как не утверждаем, что все эти функции одинаково выполняются каждой политической машиной.

Основная структурная функция политического руководителя (Boss) — организовать, централизовать и поддерживать в нужных рабочих условиях «разъединенные элементы власти», которые в на­стоящее время рассеяны в нашей политической организации. С по­мощью централизованной организации политической власти босс и его аппарат могут удовлетворять потребности различных подгрупп, которые не могут быть адекватно удовлетворены предусмотренными законом и культурно одобренными социальными структурами.

Чтобы понять роль боссизма и политической машины, необхо­димо рассмотреть два типа социологических переменных: (1) струк­турный контекст, который делает трудным, если не невозможным, для морально одобренных структур выполнение существенных со­циальных функций и тем самым создает предпосылки для возник­новения политических машин (или их структурных эквивалентов),

68

69

выполняющих эти функции, и (2) подгруппы, чьи специфические потребности удовлетворяются только с помощью латентных функ­ций политической машины.

Структурный контекст. Конституционные рамки американской политической организации преднамеренно исключают легальную воз­можность создания сильно централизованной политической власти и, как уже отмечалось, «таким образом препятствуют возникновению эффективного и ответственного руководства. Создатели конституции, как отметил Вудро Вильсон, установили сложную систему взаимного контроля и уравновешивания, целью которой является удержание правительства в некотором состоянии механической устойчивости (equipoise) с помощью постоянного дружеского соперничества его отдельных составных частей». Они не доверяли власти как опасной для дела свободы и поэтому рассредоточили ее и установили барье­ры, препятствующие ее концентрации. Эта дисперсия власти имеет место не только на национальном уровне, но и на местах. «В резуль­тате, — как замечает Сэт (Sail), — когда люди или отдельные группы людей требуют позитивного действия, никто не имеет достаточной власти, чтобы действовать. Неофициальная политическая машина обеспечивает необходимое противоядие в этом плане»1.

Конституционное рассредоточение власти не только создает трудности для принятия эффективного решения и начала действия, но и сковывает начавшееся действие различными юридическими со­ображениями. Вследствие этого возникла «гораздо более человечная система неофициального правления (partisan government), главной целью которого скоро сделался обход законного правительства. Беззаконность (lawlessness) внеофицальной демократии явилась просто противоядием по отношению к законности официальной демократии. После того как юристу было позволено подчинить демократию закону, оказалось необходимым позвать босса, чтобы он выручил жертву, что он в некоторой степени и сделал за соот­ветствующее вознаграждение»2.

Официально политическая власть является рассредоточенной. Были придуманы различные средства для того, чтобы достичь этой открыто провозглашенной цели. Было осуществлено не только разделение власти между различными правительственными учреждениями, но и срок занятия должности в этих учреждениях

до известной степени ограничен, получила одобрение практика смены руководства. Были также строго очерчены прерогативы каж­дого из этих учреждений. Однако, как пишет Сэт языком строгой функциональной теории, «лидерство необходимо, и поскольку его нелегко осуществить, оставаясь в конституционных рамках, то на сцене появляется босс, обеспечивающий его извне в грубой и без­ответственной форме»3.

Выражая это в более общей форме, функциональные недостатки официальной структуры породили альтернативную (неофициальную) структуру для реализации существующих потребностей более эффек­тивным путем. Каково бы ни было ее специфическое историческое происхождение, политическая машина упорно продолжает суще­ствовать как аппарат для удовлетворения не удовлетворяемых иначе потребностей различных групп населения...

Функции политической машины для различных групп

Хорошо известно, что одним из источников силы политической машины является то, что ее корни уходят в местные общины и со­общества. Политическая машина не рассматривает избирателей как аморфную, недифференцированную массу голосующих. Про­являя острую социологическую интуицию, машина осознает, что голосующий — это личность, живущая в специфическом районе, со специфическими личными проблемами и личными желаниями. Общественные вопросы являются абстрактными и далекими; личные проблемы — чрезвычайно конкретны и непосредственны. Машина действует не через общие призывы к удовлетворению широких обще­ственных интересов, но через прямые, квазифеодальные отношения между местными представителями машины и избирателями в их районе. Выборы выигрываются на избирательных участках.

Машина устанавливает связи с обычными мужчинами и жен­щинами путем тщательно разработанной сети личных отношений. Политика превращается в личные связи. Участковый уполномочен­ный партии «должен быть другом каждому человеку, проявляя наи­гранную, если не реальную, симпатию к обездоленным и используя в своей благотворительной работе средства, предоставленные в его распоряжение боссом»4. В нашем, в основном безличном, обществе машина через своих местных агентов выполняет важную социаль­ную функцию гуманизации и персонализации всех видов помощи

1 Sait E.M. Machine, Political //Encyclopedia of the Social Sciences. IX. 658b, 659a; BentleyA.F. The Process of Government. Chicago, 1908. Chap. 2. 2CrolyH. Progressive Democracy. NY, 1914. P. 254.

3 Sait KM. Op. cit. P. 659/

4 Sait KM. Op. cit. P. 659.

70

71

нуждающимся в ней. Корзинки с провизией, помощь в устройстве на работу, юридические и неюридические советы, улаживание не­больших конфликтов с законом, помощь способному, но бедному пареньку в получении партийной стипендии в местном колледже, уход за теми, кто утратил близких родственников: целая гамма нужд, несчастий, при которых пострадавший нуждается в друге, и осо­бенно в друге, знающем жизнь и способным в чем-то помочь, — все это может сделать участковый уполномоченный (precinct captain), всегда готовый прийти на помощь тому, кто попал в затруднитель­ное положение.

Чтобы оценить эту функцию политической машины, важно от­метить не только то, что эта помощь оказывается, но и то, какими путями она оказывается. Существует много официальных агентств для оказания разных видов помощи. Благотворительные общества, муниципальные учреждения, бесплатная юридическая помощь, медицинская помощь в бесплатных госпиталях, отделы помощи безработным, иммиграционные власти — все эти и множество дру­гих организаций могут оказать самые разнообразные виды помощи. Но какой контраст между профессиональными методами сотрудника муниципального отдела благосостояния, который воспринимается обращающимися как холодная бюрократическая машина, оказыва­ющая ограниченную помощь после детального исследования того, каковы у «клиента» законные права на получение такой помощи, и неформальными методами участкового уполномоченного, который не задает вопросов, не выясняет законности оказания помощи и не «сует нос» в личные дела5.

Для многих потеря «самоуважения» — слишком высокая цена за официальную помощь. В полную противоположность муници­пальному чиновнику по делам благотворительности, который так часто является представителем иного социального класса, образова­тельного ценза и этнической группы, участковый уполномоченный является «одним из нас», который понимает, о чем идет речь...

5 Автор одной из работ о политике Рузвельта приводит пример того, как Гарри Гопкинс решал проблему безработицы в штате Нью-Йорк, пренебрегая законно-установленными правилами. Он раздавал безработным билеты на трудоустройство, которые имели обязательную силу для предпринимателей. Официальные агентства по трудоустройству критиковали Гопкинса «за непрофессиональный подход и обвиняли его в том, что он раздает билеты, не изучая семейного положения пре­тендента, и даже не принимая во внимание его религиозных убеждений», Гопкинс посылал своих критиков подальше. См.: Sherwood R.E, Roosevelt and Hopkins. An Intimate History. N.Y., 1948. P. 30.

Более простыми и, может быть, также более резкими словами эту существенную функцию политической машины охарактеризовал в беседе с Линкольном Стеффенс Ломасни, политический лидер одного из районов Бостона: «Я думаю, — сказал он, что в каждом районе должен быть человек, к которому может прийти любой па­рень — неважно, что он наделал, — и получить помощь. Помогайте, вы понимаете это/Плюньте на ваши законы и права, помогайте!»6

Таким образом, неимущие классы составляют одну подгруппу, желания которой более адекватно удовлетворяются политической машиной, а не узаконенными социальными структурами.

Для второй подгруппы — подгруппы бизнеса (прежде всего боль­шого, но также и «малого») — политические боссы выполняют функ­цию по обеспечению этой группы политическими привилегиями, которые несут с собой непосредственные экономические выгоды...

Если отвлечься на минуту от моральных соображений, то нельзя не прийти к выводу, что политический аппарат босса по­строен таким образом, что он может выполнить все эти функции с минимальными издержками...

Поэтому занимать исключительно моральную позицию по от­ношению к «продажной политической машине» — значит упускать из виду структурные условия, которые порождают это столь резко критикуемое «зло». Принятие же функционального подхода не озна­чает апологии политической машины, но означает более прочную основу для изменения или уничтожения машины путем создания специфических структурных механизмов: либо с целью устранения этих требований мира бизнеса, либо для удовлетворения этих тре­бований альтернативными средствами.

Третий ряд характерных функций, выполняемых политической машиной для специальных подгрупп, составляют функции по обе­спечению альтернативных каналов социальной мобильности для тех, кому недоступны принятые возможности личного «продвижения...»

Политика и рэкет оказались важными средствами социальной мобильности для лиц, которые в силу этнической принадлежности и низкого социального статуса не могли продвигаться по «респек­табельным» каналам»7.

Это представляет третий тип функций, выполняемых политиче­ской машиной для определенной подгруппы. Эта функция, можно

6 The Autobiography of Lincoln Steffens. NY., 1931. P. 6\%;Chapin F.S. Contemporary American Institutions. N.Y., 1934. P. 40-54, 570, 572-573.

7 White W.F. Social Organization in the Slums//ASR. 1943. N 8. P. 34-39.

72

73

отметить мимоходом, выполняется самим фактом существования и действия политической машины, ибо именно в этой машине эти индивидуумы и подгруппы более или менее удовлетворяют потреб­ности, порожденные в них культурой. Мы имеем в виду те услуги, которые политический аппарат оказывает своему персоналу...

И, наконец, что является во многих отношениях самым главным, существует фундаментальное сходство, если не почти полное тожде­ство, в экономических ролях узаконенного и незаконного бизнеса. Оба бизнеса имеют в некоторой степени дело с обеспечением товара­ми и услугами, на которые имеется экономический спрос. Оставляя в стороне моральные соображения, обе эти деятельности оказываются бизнесом, индустриальными и профессиональными организациями, распространяющими предметы потребления и услуги, нужные не­которым людям, и для которых существует рынок, где эти предметы потребления и услуги превращаются в товары. А в преимущественно рыночном обществе следует ожидать, что всякий раз, как появится рыночный спрос на определенные предметы и услуги, немедленно возникнут соответствующие предприятия...

Отнюдь не предполагается, что предшествующее изложение исчерпало все функции политической машины или же все под­группы, обслуживаемые ею; мы по крайней мере можем видеть, что в современных условиях она выполняет некоторые функции для этих разнообразных подгрупп, функции, которые не выполняются адекватным образом структурами, одобряемыми и принятыми в данной культуре.

Несколько дополнительных выводов из этого анализа политиче­ской машины могут быть бегло упомянуты здесь, хотя совершенно очевидно, что они требуют обстоятельной разработки. Во-первых, предыдущий анализ имеет прямое значение для социальной инже­нерии. Он помогает объяснить, почему периодические попытки «политических реформ», попытки «изгнать негодяев» и «очистить политику», как правило (хоть и необязательно), оказываются такими недолговечными и безрезультатными. Этот анализ подтверждает основную теорему: любая попытка уничтожить существующую со­циальную структуру без создания адекватной альтернативной струк­туры для выполнения функций, ранее выполнявшихся уничтоженной организацией, обречена на провал...

Стремиться к социальным изменениям, не учитывая должным об­разом явных и латентных функций, выполняемых социальной организа­цией, подлежащей изменению, это скорее заниматься социальными заклинаниями, чем подлинной социальной инженерией...

Анализ политической машины подводит к еще более общей теореме: социальные функции данной организации помогают определить структуру (включая набор персонала, входящего в эту структуру), точно также как структура помогает определить эффек­тивность, с которой выполняются данные функции. С точки зрения социального статуса группа бизнесменов и группа преступников являются, конечно, противоположными полюсами. Но статус не определяет полностью поведения и взаимоотношения между груп­пами. Функции видоизменяют эти отношения. Учитывая их харак­терные потребности, различные подгруппы в большом обществе являются «объединенными», каковы бы ни были их личные желания или намерения, централизованной структурой, которая обслуживает эти потребности. Иными словами, со многими оговорками, кото­рые требуют дальнейшего анализа: структура влияет на функцию, а функция влияет на структуру.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]