panchenko-monogr

неконтролируемая агрессивность. Основные функции институциональной коммуникации — ритуальное взаимодействие, организационная презентация и информирование — нарушаются при формализации общения, увеличении числа речевых штампов и форсированной демонстрации поддержки руководства со стороны подчиненных. Деформация духовного общения, основными функциями которого являются самовыражение, креативность и самопонимание, возникает в результате замещения этих функций их имитацией в виде плагиата и низкопробных копий, отличающихся предсказуемостью и отсутствием символических ассоциаций, а также путем замены самораскрытия конструированием имиджей. Если такая диагностика верна, то в качестве лечения должна выступить продуманная культурная политика, в том числе и языковая, препятствующая девербализации и языковой инволюции, а также планомерное увеличение доли рационального компонента в массовой коммуникативной практике.

КАТЕГОРИЯ ИНАКОСТИ В МЕЖКОНФЕССИОНАЛЬНОМ ОБЩЕНИИ: ЛИНГВОЭКОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Е.Ю. Кислякова

Для немощных был как немощный, чтобы приобресть немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых.

1-å Êîð 9: 22

На Земле существует пять основных мировых религий, представленных целым рядом конфессий. Каждая из них устанавливает свои основы веры и обряда, но все они сходятся в одном — наше земное бытие не есть конечная мера человеческого существования, есть мир видимый и мир невидимый, признается, что конечное самоопределение личности так или иначе связано с нравственным обликом человека, с его духовным путем. Но при этом специфика понятий нравственного и духовного пути в разных религиях различна. Такие различия оформляются в категории инакости, репрезентируемой в религиозной коммуникации, когда возникают ситуации межконфессиональных и межцерковных взаимодействий. Представители разных конфессий и верований согласны в том, что Бог един, тем не менее, в современном обществе имеет место растущая и неизбежная разделенность и разведение миров как следствие непонимания,

© Кислякова Е.Ю., 2013

201

нетерпимости и нежелания вести конструктивный диалог, в том числе в вопросах религии (www.ortho-rus.ru). На этой почве возникают религиозные конфликты и даже начинаются войны, следовательно, меж- и внутриконфессиональное общение может порождать эмоциональные конфликтные ситуации, своей негативной энергетикой провоцирующие негативные эмоции у одной или обеих коммуницирующих сторон. Конфликтообразующим может быть любое слово, сказанное не вовремя, не тому человеку, не в той ситуации, не с той интонацией, с неправильно сориентированной инициальной/терминальной интенцией [Шаховский, Солодовникова, 2010б].

Каждому из нас известны многие из таких случаев, каждый из нас испытывал аналогичный неожиданный конфликтообразующий эффект своего или чужого слова на себе. Нередко такое слово приводило к порче, как минимум, настроения, как максимум, здоровья. Поэтому естественно, что лингвисты первыми стали говорить о здоровьеохраняющей функции языка.

Как следствие, меж- и внутриконфессиональное общение может стать предметом изучения лингвоэкологии [Сковородников, 2010] — науки, объектами которой являются языко-/речеохранение и здоровьеохранение человека с помощью языка.

Как справедливо утверждают исследователи В.И. Шаховский и Н.Г. Солодовникова, неэкологичностью пропитаны практически все сферы современной жизни, поэтому можно говорить о (не)экологичности коммуникации, а следовательно, о выделении коммуникативно-экологической функции языка. Эта функция условно распадается на собственно экологи- ческую (здесь можно говорить о здоровьеохранении языка) и ее подвид — коммуникативную (собственно здоровьеохранение, или охрана здоровья коммуникативной личности от разрушительного воздействия языка). Обоб- щ¸нно это можно сформулировать так: в современной коммуникации необходимо осуществлять как охрану самого языка, так и охрану от него же [Шаховский, Солодовникова, 2009].

На основе лингвистики эмоций разрабатываются параметры экологичности/неэкологичности коммуникации. В зависимости от индекса эмотивности различается экологичная и неэкологичная коммуникация. По критерию плотности эмотивов в речевом/текстовом пространстве определяется степень качества экологичной/неэкологичной коммуникации.

К настоящему времени установлены следующие параметры экологич- ного общения: доброжелательность, стремление партн¸ров по коммуни-

202

кации избегать негативных оценок личности собеседника, скоординированные действия по созданию общего эмоционального центра, вежливость, сообразная ситуации, солидаризация, кооперативность, сотрудничество, стремление встать на позицию партн¸ра, реализация адресности высказывания через упоминание имени адресата, выбор общей темы и эмотемы для разговора, следование логике разв¸ртывания текста, определение порога смыслового восприятия, отбор стилистических средств сообразно ситуации, умения слушать, не переутомлять адресата, организовывать внимание слушающего, взаимная толерантность говорящего и слушающего, уважение собеседника и переживание излагаемых им фактов, сдерживание негативных эмоций, поощрение, поддержка через эмоциональные «поглаживания», положительное оценивание, равные коммуникативные права, «хорошая речь», целесообразность речи и др.

Все эти многочисленные параметры экологичного общения можно объединить термином «культура речи». Таким образом, термин «экологичная речь» коннотатирует смысл «хорошая речь».

К параметрам неэкологичного общения можно отнести нанесение обид, оскорблений, пренебрежение, следы от которых могут долго храниться в эмоциональной памяти адресата и переживаться им, использование негативных оценок отдельных поступков и личности адресата, неуважительное отношение, формирование и расширение антагонистического круга, диффамацию, грубость, негативную вежливость (холодную / уни- чижительную / подч¸ркнуто-оскорбительную), излишнюю категоричность, выдвижение в центр внимания собственного «я», разбалансировку в тематике, рассогласованность, подмену аргументации и базисных установок, злоупотребление снижением порога восприятия, которое может привести даже к взаимному отторжению коммуникантов, коммуникативное преследование, перебивы, параллельные говорению партн¸ра вставки, неумение слушать, умение слушать только себя, невыслушивание до конца, немотивированное «ты-общение», неуместное и неправильное использование иноязычных слов, использование иностранных слов с неправильным референтом, неумеренную игру с языком и речью, намеренные ритори- ческие просч¸ты, нарочитую риторичность речи, выспренность, слишком правильную речь, насилие, давление словом, стилистические нарушения, коммуникативные преступления и др. Все эти параметры неэкологичной речи можно объединить термином «нехорошая речь» [Шаховский, Солодовникова, 2010а].

Думается, что список параметров далеко не исчерпан. На наш взгляд, важно учитывать не только эмоциональность общения (общий эмотивный

203

фон, эмотивную тональность, эмотивную окраску единиц языка — подробнее см.: [Ионова, 1998]), но и когнитивный уровень общения и различ- ные манипуляции им в виде негативных рациональных оценок, которые также могут представлять собой способы снижения экологичности коммуникации. Так, общеизвестно, что существует прагматика говорящего (инициальная интенция) и прагматика слушающего (терминальная интенция), неконгруэнтность которых мешает оптимизации общения и приводит к эмоциональному и, возможно, когнитивному диссонансу.

Обоснуем данное утверждение на примерах меж- и внутриконфессионального общения. В своем исследовании мы обратились к материалам интернет-сайтов, на которых затрагиваются вопросы веры, исповедания, межцерковных и межконфессиональных различий. Как правило, это такие порталы, которые носят характер форума или блога. Нами было проанализировано около 50 текстовых примеров, объективирующих различные религиозные вопросы межконфессионального характера, из них большая часть представляет примеры неэкологичного общения (60%).

Например, многовековая непримиримость старообрядческой церкви с православием находит яркое проявление в современных языковых свидетельствах против православного перстосложения при крестном знамении:

Двоеперстие древнейшего происхождения (с апостольских времен), а троеперстие — новейший обряд, ни на чем не основанный и, кроме того, догматически погрешительный <…> А главное — оно (двоеперстие) ясно и определенно выражает и, если можно так выразиться, демонстрирует или манифестирует центральную сущность христианства: распятие и смерть на кресте Богочеловека, а с ним и сораспятие всего человечества. Оно существенно и наглядно: евангельская и апостольская проповедь.

В триперстии же нет ни этого центрального христианского исповедания, ни этой апостольской проповеди…

Как могли благочестивые люди того времени отречься от двоеперстия…? <…> Таким образом распиналась Святая Троица на кресте без Христа, без Его Человечества, без Человека. Это было, по крайней мере, в этом диком знамении, отвержением самой сущности христианства, его сердцевины, его центрального смысла и цели.

Даже внешний вид триперстия отталкивал от себя благочестивый русский народ. Три перста сбиты в кучечку, требовалось, чтобы два верхних перста были пригнуты к большому пальцу. <…> По выражению одного писателя, «все в триперстии пригнуто, все согбенно; это какоето робкое и рабское знамя». И действительно, оно принесло рабство всем никонианам: они лишились в своей новой церкви всех прав, присущих церковному народу, и превратились в безмолвных рабов <…> Ясно и

204

красиво изображается в двоеперстном сложении и Святая Троица: три перста показывают мировой горизонт, именно как Сам Богочеловек сказал своим апостолам: «Шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Матфея, 28:19) и добавил: «И се Аз с вами во все дни, до скончания века» (28:20). Вот именно в двоеперстном сложении все есть: и Святая Троица, и сам Христос в двух естествах

(http://vasvol.livejournal.com/).

В приведенном фрагменте происходит уничижительное попрание троеперстия как наследия православных христиан, что вызывает целую гамму эмоций у православного человека — неприятие, обиду или сомнение (у маловерного). Экологичность коммуникации посредством данного текста нарушается не только из-за плотности эмотивов, коннотатирующих отрицательную оценку троеперстия (новейший обряд, ни на чем не основанный, догматически погрешительный, дикое знамение, отвержение самой сущности христианства, робкое и рабское знамя) и положительную оценку двоеперстия (древнейшее, ясно и определенно, евангельская и апостольская проповедь, ясно и красиво, держатели двоеперстия — благочестивые люди), тем самым указывая на классическую реализацию когнитивной установки «мы — праведные, они — нечестивцы», которая актуализирует такой параметр инакости, как «свой (+) — чужой (–)». Здесь общение становится неэкологичным в силу попытки манипулировать фоновыми знаниями, пресуппозициями человека верующего, как православного, так и нет.

Так, в когнитивной базе православного христианина имеется символи- ческое представление о двойственной природе Спасителя — Божественной и Человеческой, что запечатлено в двух пальцах, прижатых к ладони (безымянный и мизинец). Католики крестятся всей ладонью, что символизирует пять ран Иисусовых, нанесенных ему при распятии. Древние христиане крестились одним перстом, старательно вычерчивая перед собой крест. Такое настойчивое обрядоверование выхолащивает основную цель христианской веры — любовь к ближнему, отсюда, возможно, крайний экстремизм в поведении ранних старообрядцев, который приводил не только к нарушению здоровья, но и массовому самоуничтожению (самосожжения в срубах, нечеловеческие пытки при подозрении в ереси). В современных условиях — это отлучение от таинства исповеди, если старообрядец не является активным прихожанином своей церкви [http://www.pravoslavie.ru/]. В приведенном тексте манипулирование ментальными установками осуществляется посредством рационально-логической (А главное — оно (двоеперстие) ясно и определенно выражает и, если можно так выразиться, демонстрирует или манифестирует центральную сущность христианства: распятие и смерть на кресте Богочеловека, а с ним и сораспя-

205

тие всего человечества) è образно-эмотивной оценки (Три перста сбиты в кучечку), приемов аргументирования и цитирования Священного Писания как обоснование достоверности высказываемой точки зрения.

Православные, как священники, так и миряне, могут проявлять нетерпимость к иноверцам. Например, на одном из православных сайтов было озвучено опасение, что Православная Церковь узурпировала спасение, т. к. со всей категоричностью утверждает, что только православные спасутся, а другие, даже искренне верующие, нет. По этому поводу некоторые православные священники приводят пространные умозрения, по сути дела, уходят от прямого ответа: Церковь не только сегодня, но и всегда проповедовала о едином на потребу и предостерегала от религиозного индифферентизма. Сейчас ей приходится еще и объяснять, почему непросто спастись одним сбором гуманитарной помощи и отчислением религиозного налога, как то происходит в благоустроенных европейских государствах. Иисус Христос говорил: Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф. 7, 21). Я думаю, для того, чтобы не смущаться так называемой религиозной нетерпимостью Православной Церкви, прежде всего необходимо честно ответить себе, веришь ли ты в единственный предложенный Господом путь спасения, и если да, то соотносишь ли ты свою жизнь с изначальным опытом христианской церковности, а потом уже и решать, можно или нельзя прилепляться душой к другого рода традиционным или нетрадиционным религиозным воззрениям. Теперь верность в вере объявляется нетерпимостью

[www.pravoslavie.ru].

Такой ответ может вызвать чувство неудовлетворенности как у православного, так и неправославного человека. Здесь прослеживается рациональная оценка всех других конфессий, представленная через импликации, которые являются когнитивно-экспрессивными и прагматическими, т.к. через бытие языка, его клишированность задается бытийность конфессии (здесь — православия), в которую включается человек (веришь ли ты в единственный предложенный Господом путь спасения, и если да, то соотносишь ли ты свою жизнь с изначальным опытом христианской церковности). Это усиливается за счет метафорических и аллегорических вкраплений, интерпретация которых неоднозначна и в строго логическом отношении не может выводить смысл «православие есть спасение»: Может ли клетка тела жить отдельно от организма? Может ли ветка дерева, отломившаяся от него, плодоносить и существовать скольконибудь долго? Конечно, если в баночку поставить, листья могут и рас-

206

пуститься, но долго жить она все равно не будет [www.pravoslavie.ru]. Апеллируя к скрытым смыслам, эта мысль эмоциогенна, поскольку мы понимаем, что речь идет о православии как единственном пути спасения, и если отступить от него, то человека ждет смерть.

Однако имеется немало попыток более конструктивного объяснения,

âчастности, тот же священник, продолжая свои рассуждения, делает справедливое замечание: Нельзя забывать, что Церковь — это не человече- ский институт и не товарищество, дающее исключительное право на спасение. Это Тело Христово, то есть сообщество людей, соединенных

âЦеркви невидимым, мистическим единством во Христе.

Наиболее экологичная, на наш взгляд, коммуникативная попытка ответить на вопрос о спасении иноверцев сделана в следующем примере: У св. апостола Павла есть такие слова: «Внешних же судит Бог...» (1 Кор. 5, 13). Наверное, лучше внять апостольским словам, предоставить этих людей суду Божию и не задаваться вопросом, какова будет их загробная участь.

Âсвое время преп. Антоний Великий пытался получить от Бога ответ на свои вопросы и сомнения по поводу людей, пострадавших безвинно, в раннем возрасте и др., но услышал от Бога такой ответ: «Антоний, внимай себе...»

С нашей стороны было бы немыслимой дерзостью брать на себя роль того единого Судии, в руке Которого находятся души всех людей. Поэтому нам стоит помнить о другом: что если кто из нас, православных, уйдет вдруг «на страну далече» и начнет искать какой-то новой духовности или в эре Водолея, или в очередном сектантстве, то уж точно уйдет от пути к спасению. В прошлом веке святитель Феофан Затворник на вопрос одной дамы, спасутся ли католики, отвечал: «Не знаю, спасутся ли католики, знаю только, что я без Православия не спасусь». И в нашем сердце должно быть не осуждение других, но искреннее желание, говоря словами одного древнего церковного учителя, «возвращения братьев, разлука с которыми терзает нас». И если нет этого желания, но есть некое самодовольство, что, мол, только мы спасемся,

àмиллионы людей в этом мире, лежащем во зле, погибнут, — это уже верный признак сектантской психологии [Òàì æå].

Âприведенном примере экологичность общения достигается в потенциальном изобличении самого себя (И если нет этого желания, но есть некое самодовольство), представлении себя самого в роли Другого, иноверца, вербализованном посредством сослагательной конструкции (что если кто из нас, православных, уйдет вдруг «на страну далече» и начнет

207

искать какой-то новой духовности), а также рациональном объяснении сущности спасения — через любовь к ближнему и желание соединиться с ним в Боге.

Подведем итоги. Возвращаясь к эпиграфу, в котором Св. ап. Павел говорит об обращении к людям разных верований в своем старании быть понятым и услышанным ими с целью привести ко Христу хотя бы некоторых, можно увидеть, что инакость как разнородность и разобщенность людей может быть восстановлена через спасение, возвращение к Богу и единение с Ним и друг с другом. С точки зрения коммуникативного подхода, это наиболее экологичное межконфессиональное общение — когда апостол обращается к различным людям на их языке, с учетом особенностей их ментальной и духовной сфер. Например, с греками-язычниками он вначале говорил о Христе как о человеке, а не Сыне Божием, поскольку понимал, что последний факт пока не сможет получить адекватного понимания в религиозном сознании язычников. И как антитеза этому — неприятие, религиозная нетерпимость являются причинами неэкологичной коммуникации, которая даже может приводить к утрате веры. В подтверждение этому приведем одно предание: Однажды в Египте времен глубокой христианской древности один крестьянин сказал монаху: «Я тоже по- читаю Бога, сотворившего этот мир! Каждый вечер я наливаю в миску козьего молока и ставлю его под пальмой. Ночью Бог приходит и выпивает мое молочко». Услышав эти слова, монах не мог не рассмеяться. Он добродушно и доходчиво объяснил, что Бог не нуждается в козьем молоке. Однако крестьянин упрямо настаивал на своем. И тогда монах предложил в следующую ночь тайком проследить, что происходит с молоком. Ночью монах и крестьянин затаились неподалеку и при лунном свете скоро увидели, как к миске подкралась лисичка и вылакала все молоко дочиста. Крестьянин как громом был сражен этим открытием. Монах попытался утешить его и стал объяснять, что Бог — это Дух, что Он совершенно иной по отношению к нашему миру, что люди познают Его особым образом… Но крестьянин лишь стоял перед ним понурив голову. А потом заплакал и пошел в свою лачугу.

Монах тоже направился в келью. У двери он с изумлением увидел Ангела, преграждающего ему путь. Монах в страхе упал на колени, а Ангел сказал: «У этого простого человека не было ни воспитания, ни книжности, ни мудрости, чтобы почитать Бога иначе, чем он это делал. А ты со своей мудростью и книжностью отнял у него эту возможность. Ты скажешь, что, без сомнения, рассудил правильно? Но одного ты не ведаешь, о мудрец: Бог, взирая на искреннее сердце этого крестьянина, каждую ночь посылал к пальме лисичку, чтобы утешить его и

208

принять его жертву» [Архимандрит Тихон… 2012, с. 279—282]. Несмотря на положительно заряженную инициальную интенцию (желание монаха научить правильному пониманию сущности божественного), коммуникация в данном примере принимает крайне неэкологичный характер.

Таким образом, экологичность/неэкологичность коммуникации может быть измерена не только по параметрам позитивного или негативного эмотивного общения, что затрагивает психоэмоциональный уровень лич- ности, на степень экологичности может также влиять рациональная оценка, имеющая более глубинную, когнитивную основу и направленная на трансформацию ментальной сферы, когнитивной базы человека говорящего, что подтверждается примерами меж- и внутриконфессионального общения, рассмотренными выше. Поскольку когниция и эмоция взаимосвязаны и взаимообусловлены, необходимо учитывать лингвокогнитивные процессы в исследованиях по эмотивной лингвоэкологии.

ЭМОЦИОГЕННОСТЬ КАК КРИТЕРИЙ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ СОВРЕМЕННОГО МЕДИЙНОГО ПРОСТРАНСТВА

Н.И. Клушина

Любая человеческая коммуникация, если она осознана, будет эмоциональной. Адресант вступает в коммуникацию, чтобы реализовать свою коммуникативную интенцию (убедить, проинформировать, развлечь и др.), и тем самым вносит в диалог личное, эмоциональное отношение к действительности и адресату. Неэмоциональной может быть окружающая диалог коммуникативная ситуация, но автор ее старательно преобразовывает в соответствии со своим коммуникативным намерением, или интенцией. Интенция — это направленность сознания человека на окружающую его действительность с целью познать (принять, отвергнуть, объяснить и т.п.) явления жизни и себя в этом мире.

Осознание жизни никогда не бывает безразличным, оно будит в человеке познающем эмоции, которые не всегда можно вербализовать. Интенциональность, понимаемая как осознание действительности, порождает эмоциональный отклик сознания на этот когнитивный процесс. Таким образом философский смысл интенциональности сплетается с ее психологи- ческим смыслом.

Современные лингвисты интенцию, направленную на объекты действительности, называют репрезентационной интенцией [Безуглая, 2009].

© Клушина Н.И., 2013

209

Мы бы ее определили как когнитивную интенцию, поскольку с ее помощью формируется когнитивный мир человека. Интенция, направленная на внешний мир, создает мир внутренний. Интенциональность — «рабо- чее состояние» здорового сознания, это непрерывный когнитивный процесс конструирования личности.

Лингвисты, в отличие от философов и психологов, указывают на двойственную природу интенции (Безуглая, Сусов, Шевченко и др.), выделяя, помимо репрезентационной (когнитивной — в нашей трактовке), интенцию коммуникативную. Коммуникативная интенция — осознанность че- ловеческой коммуникации. С позиций интенционального метода, разрабатываемого нами как один из возможных интегральных методов современной лингвистики, интенция прежде всего выполняет коммуникативную функцию. Коммуникативная интенция — это направленность сознания адресанта на достижение замысленной им цели, ради которой он вступает в коммуникацию (а не отказывается от нее).

Реализация коммуникативного замысла всегда требует от адресанта как производителя/инициатора дискурса творческой энергии, позволяющей раскрыть его когнитивный мир, вербальный тезаурус, стилистиче- скую компетенцию, эмоциональный потенциал. Таким образом, любая человеческая коммуникация интенционально осознана и эмоционально творима.

Александр Блок различал смеющиеся è несмеющиеся эпохи. С этих поэтических позиций эпохи могут быть эмоциональными è неэмоциональными. Но дискурсы, в отличие от эпох, всегда эмоциональны. Оппозиция «эмоциональная — неэмоциональная» коммуникация или «эмоциональный — неэмоциональный» дискурс (как отграниченный тип коммуникации), на наш взгляд, не совсем корректна, поскольку она устраняет из дискурса личность автора/творца. Неэмоциональны могут быть лишь отдельные речевые акты, конкретные коммуникативные ситуации, но не коммуникация, понимаемая как глобальный диалог (по М. Бахтину).

Для построения более корректной, на наш взгляд, оппозиции необходимо ввести категорию нулевой эмоциональности, èëè эмоционального «нуля», как точки отсчета положительных и отрицательных эмоций на шкале эмотивности. Нулевая эмоциональность — это не «черная дыра», поглощающая эмоции, и не пустота, не допускающая чувств. Это интенционально осознанная невыраженность потенциальных эмоций, нейтральность, стратегически выбранная автором для реализации своего замысла. И тогда логичность, информативность, безоценочность, намеренная невыраженность авторского отношения к действительности, т.е. объектив-

210