panchenko-monogr

ная модальность — все эти дискурсивные категории лежат в зоне эмоционального нуля. При таком подходе нестрогая оппозиция эмоциональность — неэмоциональность преобразуется в жесткую антиномию эмоциональность — равнодушие.

Поскольку мы придерживаемся мнения, что любая коммуникация, творимая человеком, эмоциональна, т. к. отражает авторскую интенцию, то в антиномии эмоциональность — равнодушие на полюсе эмоциональности находится инициатор дискурса, т. е. адресант, а на полюсе равнодушия может оказаться именно адресат.

Адресант творит дискурс, реализуя в нем свою коммуникативную интенцию, рассчитывая на определенный результат, т.е. авторская коммуникация призвана произвести перлокутивный эффект на адресата. Но реакция адресата на послание адресанта может быть различной. Адресат усваивает переданную ему информацию, корректирует, дополняет ее или рефреймирует. Он относится к ней положительно или отрицательно. Или остается равнодушным.

Равнодушие как ответную реакцию на заданный перлокутивный импульс необходимо включить в сложившуюся типологию коммуникативных неудач (непонимание, вызванное употреблением лексики ограниченного использования — заимствованиями, диалектизмами, терминами; нераспознавание языковой игры и прочитывание ее в прямом значении; двусмысленность и др.). Равнодушие адресата, по сути, означает разрушение инициированного адресантом диалога. Это потеря смысла в коммуникации, крах стратегического замысла автора, коммуникативный тупик.

Г. Маклюэн очень точно определил значимость эффекта в коммуникации: «Интерес к эффекту, à íå ê значению есть основное изменение, произошедшее в наше электрическое время, ведь эффект заключает в себе всю ситуацию целиком, а не просто какой-то один уровень движения информации. Странно, но этот приоритет эффекта над информацией признается в английском представлении о клевете: “Чем больше истины, тем больше клеветы”» [Маклюэн, 2011, с. 32].

В отличие от прагмалингвистики, изучающей конкретные речевые акты как составные звенья речевой цепи, интенциональная лингвистика нацелена на целостное (холистическое) восприятие коммуникации как интенциональной деятельности человеческого сознания. И с этих позиций равнодушие (индифферентность) оказывается самой грозной проблемой коммуникации, опаснее даже, чем непонимание.

Равнодушие в конкретном речевом акте может быть преодолено в последующем акте. Равнодушие как антиэффект целостной коммуникации перечеркивает ее смысл. Если непонимание может вызвать у адресата желание все же разобраться и решить поставленную адресантом

211

сложную коммуникативную задачу — декодирование абсолютно нового для адресата смысла (при условии, что непонимание не спровоцировано отсутствием у автора необходимых стилистических компетенций для адекватного кодирования информации, например, неоправданной амфиболией или неправильным употреблением слов и т.п.), то равнодушие гасит любые импульсы сознания. Равнодушие — аннигиляция коммуникации.

Именно поэтому все творимые дискурсы ориентированы на «запуск» эмоций у адресата. И наиболее активен в этом отношении медиадискурс.

Одним из его дифференциальных признаков в современной таксономии дискурсов является особый тип адресата — массовый адресат. Аудитория медиадискурса территориально рассредоточена, неоднородна по гендерному, возрастному, социальному и другим признакам. Но эти различия упраздняются понятием массовости. Можно говорить о том, что медиадискурс имеет дело с массовым сознанием. Воздействовать на неструктурированное массовое сознание — то же, что возделывать с одинаковым усердием сорняки и розы, произрастающие в одном саду.

Чтобы оказать влияние на массовое сознание, адресанту приходится «усреднять» коммуникацию, отказываться от сложной конфигурации смыслов в пользу линейности и прямолинейности информации, снижать свою стилистическую компетенцию, усиливать эмоциональную тональность текстов. При такой нивелировке коммуникации, рассчитанной на максимально широкую аудиторию, интеллектуальная элита общества и так называемый креативный класс практически уравниваются с маргиналами.

Именно поэтому структура современного медиадискурса, призванного удовлетворять запросы всего общества, перестраивается, чтобы отразить интересы элиты и масс, заимствована западная типология СМИ: каче- ственные (элитарные), массовые и желтые (таблоидные, бульварные) издания, отражающие часто разновекторные интересы своих аудиторий. Гомогенность советского дискурса сменилась нишевой (по типу аудитории) организацией медийного пространства.

Подобная типология дает достаточно полное представление лишь об адресате и намекает на тиражи. Дать целостную характеристику массмедийного пространства, на наш взгляд, возможно только с учетом дискурсной категории адресанта и его глобальной дискурсной интенции. При таком подходе медиапространство будет иметь несколько иную конфигурацию. С интенциональных позиций современное российское медиапространство заполнено тремя основными типами медиадискурса (субдискурсами), реализующими три ведущие интенции. Это информационный/но-

212

востной дискурс (интенция информирования), публицистический, вклю- чающий в себя аналитические материалы (интенция убеждения), и развлекательный (интенция развлечения). Информационный и публицистический дискурсы продуцируются в основном качественными и массовыми СМИ, развлекательный — массовыми и желтыми.

Интенциональное разграничение современного медийного пространства позволяет достаточно полно охарактеризовать названные типы дискурсов с учетом дискурсивных доминант. Если интенция является не только дискурсоформирующей, но и, в первую очередь, дискурсодифференцирующей категорией, то дискурсивные доминанты определяют конституирующие черты любого дискурса, т. е. выполняют связующую роль, обеспечивают когезию дискурса. А.А. Негрышев дискурсивную доминанту определяет как «преобладающую структурно-смысловую акцентуацию текста, обеспечивающую его коммуникативную “уместность” и прагматическую эффективность в соответствующем типе дискурса» [Негрышев, 2011, с. 92].

Можно выделить тематическую доминанту, идеологическую, концептуальную, стилистическую, эмоциональную — и этот ряд остается открытым. Таксономически значимыми для описания выделенных нами субдискурсов в структуре медиадискурса являются идеологическая, стилисти- ческая и эмоциональная доминанты.

«Идеология» информационного дискурса — новость, описание социально значимых событий, складывающихся в информационную картину дня. В публицистическом дискурсе основу составляют идеологемы — заданные автором важнейшие смыслы интерпретируемой им действительности, отражающие его мировоззренческие установки. В развлекательном дискурсе «идеологией» становятся занимательные èëè сенсационные разрозненные факты. Различны и стилистические доминанты этих типов медиадискурса.

Ведущей коммуникативной стратегией информационного дискурса СМИ является стратегия достоверности, т.к. читатель обращается к новостным текстам, чтобы не только быть в курсе текущих событий, но и иметь объективное, не зависящее от журналистской интерпретации представление о них в соответствии со своей когнитивной и мировоззренческой картиной мира. Эта стратегия реализуется с помощью подчеркнутой невыраженности адресанта в речи, клишированности языковых средств, стандартизованности композиции, объективации высказывания за счет ссылок на источник сообщения и цитат, а также нейтральной стилистической тональности.

213

По нашим наблюдениям, в российском информационном дискурсе (реализуемом прежде всего через ведущие информационные агентства страны — ИТАР-ТАСС, РИА Новости, Интерфакс) фактографичность преобладает над интерпретацией, в чем сказывается уважительное отношение к адресату. Новость отграничивается от комментария, дается бэк-граунд, т.е. поясняющая информация. По новостным лентам поступает только социально значимая информация, структурированная по темам и актуальности событий.

Обезличенная передача информации проявляется в одноплановости речевого строя новостей, что, в свою очередь, также подчеркивает объективный характер изложения. Стратегия достоверности предопределяет обязательное наличие хронотопа, подчеркивающего протокольность сообщения.

Современный информационный дискурс становится все более креолизованным. В нем все большую часть начинает занимать визуальная информация: не только фотографии с места событий, но и так называемая инфографика (схемы, чертежи, графики, карты, цифровые данные). Например, в «Московских новостях» ¹ 15 за 2012 г. в рубрике «День в цифрах» (с. 4) визуально акцентируются цифры, передающие статистиче- скую информацию; на с. 5 в рубрике «День в Москве» используются графики. Здесь же дана карта Москвы, иллюстрирующая журналистский материал «Закрытые проекты Москвы». Таким образом, визуализация информационного дискурса также реализует его ведущую стратегию достоверности.

Выбор новости, ее ротация и повтор в пространстве массмедиа в конечном итоге направлены на идеологическую ориентацию адресата. Новостной дискурс — это не случайный поток фактов, факты формируют государственную идеологию. И в этом новостной дискурс, представленный в качественной прессе, пересекается с публицистическим.

Публицистический дискурс, будучи дискурсом персуазивным, включает в себя эмоциогенные тексты. Его ведущая коммуникативная стратегия — убеждение. На эту стратегию «работают» авторитет языковой личности адресанта, авторская интерпретация действительности с помощью креативного использования языковых средств, различные приемы субъективации высказывания. В современном публицистиче- ском дискурсе четко прослеживается тенденция к интеллектуализации языка СМИ. Эта тенденция проявляется в использовании журналистами косвенных речевых актов, пресуппозиций, в языковой игре, основанной прежде всего на прецедентности и требующей от адресата высокого интеллектуального и культурного уровня развития, в достаточ- но сложной системе аргументации.

214

Âразвлекательном дискурсе ведущую роль играет стратегия сенсационности и эпатажа. Адресант развлекательного дискурса использует завышенную экспрессивность и бульваризацию в подаче информации, интригу, эмоциональность и рекламность. Приведем примеры заголовков развлекательных материалов, в полной мере отражающие ведущие для этого типа дискурса интенции: развлечения («Лысый ежик», «Бобер в городе») и сенсационности, которая часто построена на травестировке трагических событий («Баба Маня горела как факел»).

Публикуется информация подобного рода с конкретной прагматиче- ской целью — повысить тираж, привлечь и удержать внимание читателя,

ò.е., в сущности, выполняется не информационная, а рекламная функция. Именно рекламными целями можно объяснить эпатажно-сенсационную подачу развлекательной информации в современной печати. Это позволяет говорить о двойной интенции дискурса развлечения: открытой (развлечение читателя) и скрытой (реклама издания).

Но наиболее яркое отличие представленных субдискурсов — в эмоциональной доминанте.

Информация — публицистика — развлечение — это крещендо эмоциональности в медиадискурсе.

Эмоциональность в информационном дискурсе адресант осознанно представляет как нулевую. Отстранение и намеренное устранение автора, нейтральная стилистическая тональность — дискурсивная норма подачи информации в качественной прессе. Эта норма зачастую нарушается в массовых СМИ, в желтых изданиях новостную информацию практически невозможно распознать в горниле эмоций. Предельная эмоциональная модификация новости в желтой прессе дает повод некоторым лингвистам сомневаться в том, что «публицистический, или медийный, ф-стиль существует, отождествим и отличим по каким-либо объективным параметрам от других ф-стилей» [Кибрик, 2011, с. 84].

Эмоциональная трансформация новостного текста требует специального подхода к определению структурных инвариантов этого жанра (как, например, прототипическое моделирование новости, разрабатываемое А.А. Негрышевым), позволяющего в эмоциональной буре все же отыскать хотя бы одно фактологическое событие, маркирующее жанр.

Âотличие от новостного, публицистический дискурс эмоционален, поскольку является персуазивным. Интенция убеждения требует не только логических доводов от адресанта, но и эмоциональных, риторических суждений, способных иррадиировать на эмоциональную сферу личности адресата. Сплав эмоционального и логического в публицистике обеспечи-

215

вает силу воздействия на адресата, которая во многом определяется талантом и стилистическим вкусом публициста.

Развлекательный дискурс можно охарактеризовать метким выражением журналиста А. Гениса — «лесопилка эмоций». Его дискурсивной нормой становятся редукция информации, ее бульваризация и завышенная эмоциональность.

Адресант развлекательного дискурса, по своим параметрам совпадающего с характеристикой желтой прессы, инфицирует свои тексты вирусом чрезмерной эмоциональности, чтобы заразить как можно большее число читателей и увеличить тираж. Но такая коммуникация является неравновесной — эмоциональная тональность подавляет значение информации. Адресату не оставляется никакой возможности логического осмысления авторского послания.

Воспользуемся концепцией Г.М. Маклюэна о «горячих» и «холодных» медиа: «Горячее средство — это такое средство, которое расширяет одноединственное чувство до степени “высокой определенности”. Высокая определенность — это состояние наполненности данными. … Речь тоже является холодным средством с низкой определенностью, поскольку слушателю передается очень мало, и очень многое ему приходится додумывать самому. С другой стороны, горячие средства коммуникации оставляют аудитории не очень много простора для заполнения или довершения. Горячие средства характеризуются, стало быть, низкой степенью участия аудитории, а холодные — высокой степенью ее участия, или достраивания ею недостающего» [Маклюэн, 2011, с. 27].

Эта концепция объясняет, почему эмоционально «нулевой» новостной дискурс оказывает большее воздействие на адресата, чем переполненный эмоциями развлекательный дискурс. Информационный и публицистиче- ский дискурсы, продуцируемые качественной прессой, ориентированы на вдумчивого, рефлексирующего адресата, предпочитающего «медленное чтение». Бульварный дискурс, с его интенцией развлечения и ориентацией на эпатаж, на девиантность темы, фактов, стиля, формирует потребителя информации низкого качества (слухов, скандалов, сплетен).

Поэтому наиболее экологичными, на наш взгляд, в современном российском медиадискурсе оказываются минимизация авторских эмоций и акцент на информировании, оставляющий адресату право мыслить и свободу конструировать свой мир.

«Фабрика эмоций» развлекательного дискурса, напротив, формирует конвейерную личность, со стандартным набором заданных чувств, заглушающих интеллектуальные импульсы индивидуального (а не массового) человека.

216

Попытаемся сформулировать некоторые выводы. С позиций интенционального метода современной лингвистики позволим себе утверждать, что любая коммуникация, как интенциональная речевая деятельность, эмоциональна. Неэмоциональная коммуникация — область изу- чения прагматики (неэмоциональные речевые акты, неэмоциональные коммуникативные ситуации и т.п.). В интенциональной лингвистике оппозиция эмоциональность — неэмоциональность трансформируется в антиномию эмоциональность — равнодушие. Равнодушие адресата к авторскому посланию разрушает коммуникацию.

В современном российском медиапространстве существуют три типа дискурса, разграниченные нами по реализуемой в них коммуникативной интенции: информационный, публицистический и развлекательный. Необходимо учитывать и типологическое деление медиа на качественные, массовые и желтые. Эмоциональная доминанта нарастает от информационного к развлекательному дискурсу. Наибольшую воздействующую (на разум, а не психику) силу оказывает качественный информационный дискурс, максимально снижающий эмоциональность стиля. Тем самым адресату предоставляется свобода в собственных умозаключениях и оказывается минимизированное давление на его психику. Эмоциогенность качественного информационного дискурса заключается в его «нулевой» эмоциональности. Это наиболее экологичный тип медиакоммуникации.

ЛИНГВОЭКОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ЯЗЫКА МЕДИЦИНЫ

С.И. Маджаева

Ученые нашей страны уделяют большое внимание экологичности русского языка. Для этого есть ряд причин (см. [Жура, 2008; Солодовникова, 2011; Шаховский, 2010, 2011]). Исследователи выделяют терапевтическую функцию языка, которая тесно связана со здоровьеохранительной деятельностью человека [Солодовникова, 2011, с. 180], т. к. язык и человек взаимосвязаны, язык влияет на здоровье человека. В центре внимания исследователей — изучение того, «как язык сохраняет свое здоровье» [Солодовникова, 2011, с. 180] и здоровье самого человека. В.И. Шаховский отмечает, что конфликтообразующим может быть любое слово, сказанное не вовремя, не тому человеку, не в той ситуации, не с той интонацией, с неправильно ориентированной инициальной/терминальной интенцией [Шаховский, Солодовникова, 2009, с. 5].

© Маджаева С.И., 2013

217

Еще в глубокой древности было замечено, как велика сила воздействия слова врача на общее состояние больного. Примеры использования волшебной силы слова содержатся в египетских папирусах, трудах философов и медиков Древней Греции, Древнего Востока, ученых Средневековья. Врачи Древнего Ирана утверждали: «Три орудия есть у врача: слово, растение и нож». Древние врачи называли слово главным орудием врача, о чем, к сожалению, забывают современные медики.

Наряду с научной доказательной медициной существует и народная (традиционная) медицина, использующая для облегчения страдания больного или его излечения эмпирические знания. К способам лечения в народной медицине относят слово (молитва, заклинание, заговор), природные факторы (воздух, лес, солнце, вода, травы, камни), следовательно, экологичность слова является важнейшим фактором в лечении больного.

Само слово ‘болезнь’ неэкологично. Оно вызывает опасение. Болезнь (morbus, malum, affection) означает состояние наличия боли; лат. morbus — болезнь, лат. malum — зло, страдание, лат. affectio — переживание, воздействие. Уже значение этого слова утверждает его неэкологичность. А озвучивание названий таких заболеваний, как рак, СПИД, вызывает страх, определенные эмоции, которые являются важнейшим экологиче- ским, лингвистическим и валеологическим фактором [Солодовникова, 2011, с. 183]. Таким образом, можем с уверенностью утверждать, что термины в медицинском дискурсе являются «лингвотоксичными элементами».

Говоря об экологичности языка, надо отметить, что профессиональная речь врача также изобилует нежелательными для русского языка словами: манифестация вместо проявление заболевания, курация вместо

лечение, копинг вместо консультирования и т.д. Поэтому проблемы экологичности термина важны для медицинского дискурса.

Проведем анализ функционирования термина ÑÏÈÄ в письменном и устном медицинском дискурсе. В XXI в. экологические проблемы медицины как сферы жизни глобализованного мира становятся все актуальнее, а термин ÑÏÈÄ получает все большее понятийное содержание, распространяясь на эмоциональную сферу, экосферу человека. Важность изучения этого термина, отражающего страшное, неизлечимое заболевание, обусловлена стремлением к познанию того, каким образом моделируется данное заболевание в сознании человека. Суть предлагаемой концепции состоит в том, что функционирование термина ÑÏÈÄ позволяет представить окружающий мир больного как часть экосистемы ВИЧ-

218

инфицированного человека, выполняющую глобальную экологическую задачу — здоровьеохранительную.

Эпидемия ВИЧ-инфекции привела к появлению в обществе термина «истерическое отношение» вследствие предубежденного отношения к инфицированным людям. Недостаточная информированность населения о путях передачи и клинических проявлениях ВИЧ-инфекции, представление о том, что СПИД является закономерным результатом аморального и асоциального поведения, привели к тому, что диагноз «ВИЧ- инфекция» сопровождался термином «социальная запятнанность». Наряду с ним часто употребляется термин «стигма» — свойство, рассматриваемое как порочащее, неуместное, отличающее человека от социально определяемой нормы. Стигматизация — сложный процесс социально-психологического взаимодействия, в результате которого происходит девальвация заразившегося человека, снижаются его социальный статус, настроение, что сказывается на всех сторонах жизни пациента. В этой связи представляет интерес термин «соматизация стигмы», что означает «позорное пятно» инфекции ВИЧ. Анализ собранного фактического материала позволил выявить, что сам термин ÑÏÈÄ эмоциогенен, вызывает различное отношение. СПИД — это стигма, позорное пятно, болезнь аморальных, болезнь неизлечимая, от которой умирают все. Самое главное не в том, что приходит смерть — «затяжная» и «безвременная», а что это — «позор». Реакция на данный термин отрицательно-коннотативна.

Неэкологичность термина ÑÏÈÄ заключается в том, что пациент чувствует/знает, что ВИЧ / СПИД является угрозой для его здоровья, угрозой смерти, угрозой потери близких, изменения в социальном и психологи- ческом статусе. Чувство страха отличается интенсивностью переживания, нарушает экологическое пространство больного, его родственников.

Распространенной вербальной формой выражения страха является отрицание: Я не верю!, Я не кололся!, Не может быть! Часто высказывания сопровождаются эмоциональными словами: Ужас!, Ужасно!, Как стыдно!, Страшно!, Доктор, а вы никому не скажете? (пациент проявляет смущение, используя вопросительное предложение). Вербализующие эмоцию страха высказывания пациентов представляют собой восклицательные, вопросительные предложения, а также различные виды повторов.

Наряду со страхом потери здоровья, родственников в голосе пациента теплится надежда (шансы выздороветь, ÷òî-òî другое, повторить ана-

219

ëèç). Врачу надо уловить этот эмоциональный момент, чтобы успокоить больного, найти тот эмоциональный настрой, чтобы убедить пациента в успехе лечения, достигая тем самым терапевтической цели, поэтому главной целью в общении врача и ВИЧ-инфицированного являются положительный эмоциональный настрой, поддержка и устранение проблемы при помощи лингвистических средств. Лечение зависит от правильно выбранного слова, т. е. эмоциональный тьюнинг зависит от «эмоционального интеллекта» врача, его эмотивной компетентности.

Приведем пример. Врач: «Сейчас производится множество лекарственных препаратов, медицина ушла вперед. …. Применим ретровирусную терапию или наивную, снимем рецидив». Фразеологические со- четания «ретровирусная терапия», «наивная терапия», «лекарственные препараты» вместо «лекарство» отражают в сознании пациента компетентность врача. Использование врачом медицинской терминологии отрезвляюще влияет на когнитивную базу пациента. Возраст, ученая степень, дипломы врача способствуют повышению суггестивности дискурса. Проявление эмоций служит для врача ценным источником информации об особенностях адаптации пациента к заболеванию и новым обстоятельствам жизни [Жура, 2008, с. 276]. Таким образом, в общении врача и ВИЧ-инфицированного главным является сохранение экологи- ческого состояния пациента при помощи вербальной и невербальной коммуникации.

Исследование позволило установить, что термин ÑÏÈÄ в письменном медицинском дискурсе имеет разные функции. Для их определения разделим анализируемые тексты на положительно, отрицательно и нейтрально ориентирующие.

Приведем примеры положительно ориентирующих текстов. Фонд помощи «Анти-СПИД» проводит различные конкурсы сочинений. Организация «СПИД-Фонд “Восток-Запад”» (AIDS Foundation East-West — AFEW) также провела конкурс «Твое будущее — в твоих руках», итоги которого были опубликованы в Интернете. В сочинениях участников отражены мысли, эмоциональные состояния больных СПИДом, ВИЧ-ин- фицированых и моральная поддержка рядом находящихся людей. В со- чинении «Я ЗА жизнь» Наталия Костенко призывает вести борьбу не «против», а «за», борьба со СПИДом есть борьба за «духовное здоровье всего населения планеты». Основная цель автора — поддержка ВИЧ-ин- фицировнных, позитивное мышление, позитивный настрой: «Я за первичную профилактику СПИДа». Определяющим словом в данном сочи- нении является «за», которым автор выражает свое отношение к заболе-

220