Ценности женщин: преобразование демократической практики

Эта область все еще остается одной из дискуссионных среди феминисток, как на теоретическом, так и политическом уровнях. Другая область противоречий относится к замечанию о том, что женский опыт и культура могут внести вклад в практику демократии. Многие утверждали, что женский опыт заботливого отношения предоставляет женщинам вид определенной карьеры, так как женщины, в основном, присматривают за детьми и заботятся о престарелых. На этом основании предлагалась модель более щедрой и менее конфликтной демократии. Один из доводов в пользу большего числа женщин в политике основан на широко распространенной вере в то, что женщины являются более приспособленными, чем мужчины, к интимным отношениям, более склонны слушать, реже отстаивают эгоистичные интересы, более чувствительны к личным просьбам. Когда Сарра Рудик провела анализ «материнского мышления», она утверждала, что женщины могут привнести в общественную жизнь более высокий уровень человечности, хорошего настроения, уважения к людям и чуткости к развитию, чем общепринятая политика [15]. Затем Kэти Фергюсон привела феминистический довод против бюрократии и доказала, что воспитание, сопереживание, забота и общительность заложены в структуре женского опыта, и что этот факт обеспечивает основы для альтернативных форм организации, не зависящих от доминирования [2].

Можно отметить, что ни один из таких аргументов не полагается на утверждения о «ценностной» природе женщин. Все, в чем они нуждаются, так это в понимании того, что различный опыт женщины и мужчины ведет к различным ценностям и приоритетам. Но все еще существует опасность, отмечают феминистки-исследовательницы, что такие доказательства могут закончиться усилением общепринятых представлений о женственности. Кэтлин Джонс глубоко симпатизирует представлению о том, что женский опыт и ценности будут преобразовывать приоритеты и практику демократии. Но она отмечает, что феминистки «не всегда заботились об извлечении этих ценностей из контекста доминирования. И это угрожает преобразованием каждого альтернативного голоса в новую песню самопожертвования» [4, p.794]. Феминистически настроенные граждане могли затем «обосновать идеализированный имидж всеобщего воспитания, всеобщей любви в отношении женщин даже тогда, когда это отвергает патриархальную систему, создавшую этот имидж» [4; p.809]. В своей критике «материнского феминизма», Мэри Дейтц доказывает, что являющиеся ценностью в частной сфере не является такой необходимой ценностью в сфере общественной, и то, что забота матери может дать ее беззащитному ребенку, не должно рассматриваться как модель гражданской заботы по отношению к тем, кто политически равен ей [1]. Ценности, связанные с женским опытом, могут быть лишь ограниченно отнесены к демократии.

В противоположность этому, Джейн Мэнсбридж утверждает, что феминизм может предложить много нового для решения вопроса о демократическом обществе, и предложения феминизма основаны на сопереживании или единстве, часто определяемых как женские ценности [6; 7]. Никакая демократия, утверждает она, не может действовать без таких, объединяющих общество связей. Даже когда люди достигнут согласия в стандартной (и скорее минимальной) формуле «один человек — один голос, никто не имеет более одного голоса», они должны руководствоваться достаточным чувством общности, для того чтобы понимать, что к другим надо относиться так, как хочешь, чтобы относились к тебе. И поскольку демократии не могут постоянно и одинаково строго обеспечивать справедливость (Мэнсбридж утверждает, что ни одна демократия не может быть идеально справедливой), неудачи стали более приемлемы из-за связей взаимного единения, которые дают возможность неудачникам воспринимать победителей как часть того же общества. Основное направление теорий демократии очень медленно признало решающее значение общности; затруднительному для их понимания чувству общности или общения как мира «женского», они предпочитали жесткий язык своекорыстия или прав.

Мэнсбридж не основывает свои доказательства на каких-либо значительных различиях между женщинами и мужчинами. Вместо этого она ссылается на некоторые замечательные исследования, в которых отмечается, что мужчины и женщины мало чем отличаются в физиологических критериях сопереживания. Например, сердце бьется быстрее, когда мы слышим плач ребенка, или волнуемся, когда сопереживаем друзьям, сдающим экзамены [6, p.374-378]. Но если подвергнуть более тщательному исследованию степень их эмоционального участия или их чувствительности по отношению к другим, девушки и женщины заметно выигрывают, поскольку сопереживают они сильнее, чем юноши и мужчины. Из этого следует вывод, полагает Мэнсбридж, что не существует большого фактического различия в поведении, и более гендерного кодирования определенных свойств или действий. В сфере демократической теории, однако, это гендерное кодирование приобрело сильно действующий эффект. Поскольку это отговорки «мягкого» языка воспитания или чувства, они оставляют англо-американскую теорию, втянутой в язык своекорыстия.