5.3. Инкультурация и социализация

Инкультурация Термин «инкультурация» (enculturation) был вве­ден в оборот американским культурантропологом М. Дж. Херсковицем в 1948 г. Примерно в то же время К. Клакхон,,: известный исследователь культуры навахо, ввел аналогичный по смыс-J лу термин — «культурализация». В английской социальной антропо­логии применялось для обозначения сходных процессов слово «co-j циализация». Американцы использовали новые категории, чтобы? подчеркнуть, что в отличие от заокеанских коллег они ставят в| центр своих научных изысканий именно «культуру», а не «общество».' Вместе с тем четкого разделения между словами «инкультурация» щ «социализация» не проводилось. Инкультурация/культурализация в работах Херсковица и Клакхона обозначали и процесс приобще­ния к культуре, и результат этого процесса.

Инкультурация — это процесс приобщения индивида к культуре, усвоение им определенных привычек, норм и стереотипов поведения. В узком смысле слова под инкультурацией в современной культуро­логии понимают восприятие культурных норм и ценностей ребенком. В более широком понимании этот процесс не ограничивается перио­дом детства, но включает в себя также усвоение культурных стерео­типов взрослым человеком. В последнем случае этот термин приме­няется по отношению к иммигрантам, приспосабливающимся к новым культурным условиям. С его помощью описываются сложные аспек­ты адаптации, связанные с вхождением в иную культурную среду.

До недавнего времени термин «инкультурация» не имел широ­кого хождения. Им пользовались почти исключительно в амери­канской культурантропологической традиции. Более того, он под­вергался критике ввиду неопределенности своего значения. Дей­ствительно, в работах вышеназванных авторов и их последователей «инкультурация» по сути дублировала гораздо более часто исполь­зовавшийся термин «социализация», а его происхождение было пря­мо связано с не вполне правомерной попыткой противопоставле­ния общества и культуры. Однако сегодня в научно-гуманитарном знании оба понятия активно применяются и уже не дублируют друг друга. Каждое из них имеет свою область применения, ими опери­руют в различных дисциплинарно-предметных областях. И за ин-культурацией, и за социализацией закреплен свой смысл, хотя очень часто они и употребляются в качестве синонимов. Как явствует из самой этимологии слов, под социализацией понимаются в первую очередь социальные, социологические моменты адаптации индиви­да к среде обитания; под инкультурацией — соответственно, куль­турные, культурологические.

Социализация Слово «социализация» происходит от лат. socialis — общественный. В социологии под социализацией под­разумевается процесс становления личности. Он происходит посред­ством усвоения индивидом ценностей, этических и юридических норм, мировоззренческих установок, образцов поведения, присущих данно­му обществу, социальной общности или группе. В социологии и в социальной психологии делается акцент на такой стороне этого про­цесса, как формирование на основе усвоения социального опыта актив­ной жизненной позиции личности. Социализация может осуществ­ляться и в ходе целенаправленного воздействия на человека в систе­ме воспитания, и под влиянием широкого круга других воздействующих на человека факторов окружения. В первом случае используются раз­личные образовательно-воспитательные процедуры, унифицированные' is каждом обществе в рамках пайдевтических (образовательно-вос­питательных) учреждений. Во втором же задействуются разнообраз­ные явления и формы социальной реальности: семейное или внесе-мейное общение, искусство, средства массовой коммуникации, совмест­ная деятельность, организация досуга и пр. .

Социализация, как полагают большинство современных социоло­гов, происходит по крайней мере в трех основных сферах — в де-

ятельности, в общении и в самосознании. В сфере деятельности} социализация осуществляется, во-первых, как расширение видов пос- j ледней, когда индивид вовлекается в какое-нибудь новое дело, в про­цессе чего усваивает новые нормативные и поведенческие установ­ки, и, во-вторых, как ориентирование в системе каждого вида деятель^Л ности, т.е. когда индивид обучается отделять в ней главное от| второстепенного, осмысливать характер своих и чужих действий, оце­нивать результаты, устанавливать границы, использовать методиче­ские рекомендации, достигать цели и пр. В сфере общения осуществ-; ляются расширение круга общения человека и развитие его навыков. | В сфере самосознания происходят формирование образа собствен­ного Я как деятельного субъекта, осмысление своей социальной при-1 надлежности, социальной роли, формирование самооценки.

В процессе социализации выделяют три стадии. Дотрудовая\ стадия охватывает период жизни человека от рождения до начала трудовой деятельности. Сюда входят раннее детство и период обу­чения. Границы трудовой стадии охватывают период зрелости] человека, его активного участия в созидательной деятельности об­щества. И наконец, послетрудовая стадия относится к периоду] жизни человека, совпадающему, как правило, с пенсионным возрас-] том. Естественно, жесткой грани между стадиями социализации] провести подчас не удается. Нередко человек, еще не закончив обучения, чуть ли не с детства вынужден зарабатывать себе на жизнь. Многие пенсионеры не пользуются предоставленным им обществом | правом на заслуженный отдых, чувствуют в себе и силы, и потреб- j ность продолжать трудовую деятельность и принимают активное ' участие не только в передаче социального опыта, но и в его вос-j производстве. Тем не менее в современной жизни каждой стадии социализации соответствуют особые институты: семья, образова- • тельно-воспитательные учреждения, трудовые группы и коллекти­вы, неформальные объединения, профессиональные сообщества, клу-1 бы «по интересам» и пр. Воздействие каждого такого института; обусловлено системой общественных отношений, регламентирова­но доминирующими социальными установками.

Различие инкуль- Итак, процесс вхождения в новое культурное про- \ турации и социа- странство и присвоения этнокультурного опыта, лизации специфичного для локальной исторически сложив-

шейся культуры, определяется как процесс инкуль-турации. Как уже было сказано, нередко в качестве аналогичного понятия используется термин «социализация». Употребление этих] терминов в качестве синонимов возможно при условии прирав­нивания культурного пространства к социальному. Социологизация культуры, широко применяемая в американской культурантрополо-гии, подразумевает, что каждая социальная общность имеет собствен­ную систему норм и правил поведения (особых структур), разделя­емых всеми ее участниками. Тождественность процессов социали­зации и инкультурации, таким образом, вытекает из единства социальных и культурных структур.

Для выделения специфики процесса инкультурации не следует жестко разграничивать эти структуры, но необходимо учитывать их самостоятельность. Основоположник культурно-исторической пси­хологии Л.С. Выготский подчеркивал, что овладение культурными объектами (языком, орудиями и т.д.) невозможно вне социальной структуры, т.е. социальная среда является необходимым, но не дос­таточным условием для инкультурации индивида. Инкультурация подразумевает усвоение и символического пространства культуры. Непрерывность культурного развития порождает единый процесс усвоения обычаев и реализации их в будущей практике, условия для которой как раз и предоставляет общество. Таким образом, результатом социализации является обретение способности изме­няться, результатом же инкультурации — качественные особенно­сти изменений.

Первичная социализация, которую каждый проходит в период детства, — это незавершенный процесс, трансформирующийся у взрослого(социализированного)человека в инкультурационные про­цессы, протекающие в результате смены привычной среды обита­ния на новую (переезд из сельской местности в город или эмигра­ция и пр.). Освоение в ходе первичной социализации объектов культуры и их значений возможно только в определенной знако-но-смысловой среде. Культурное пространство, освоение которого начинается с процесса первичной социализации, не только выпол­няет функцию удовлетворения потребностей, но и позволяет усво­ить принципы культурных норм, оно становится также источником самоидентификации человека.

Процесс Культурное пространство включает в себя мно-

ннку^льтурации го аспектов — это и природные условия в их первозданном виде («дикая природа»), и природа, преобразованная согласно нуждам человека (искусственные на­саждения, изменение рельефа, дороги, заповедники и заказники, одо­машненные животные и культурные растения), и мир артефактов, И сфера социальных отношений, интегрирующая предыдущие ас­пекты в единый уклад жизнедеятельности локальной местности, ее стиль, характер оседлости, и т.д. Синтезированная структура локального культурного пространства присутствует в качестве чувства «малой родины», «корней предков» у каждого человека. Эти переживания характеризуют причастность к «своему», в кр4 тором выражается предмет отождествления. Идентифицируясь ej ним, человек видит в нем собственное продолжение, выходит за пределы своей непосредственной телесной оболочки.

Включенность в социальные связи определяет ту социокуль­турную нишу человека, которая досталась ему от предков. Социг. альные связи становятся фактором, удерживающим человека в род­ной местности, он, что называется, «обрастает» ими. Культурное про­странство, впервые освоенное ребенком, становится его «домом» — местом покоя, миром его детства, образцом, сознательно или бессоз­нательно воспроизводимым на протяжении последующего жизнен­ного пути.

Средовая идентификация человека определяет характер позна­ния, среда воспринимается как существенная характеристика его социального бытия. Усвоение ее стереотипов — это и усвоение символики данной среды, имеющей этнические корни. Кроме этни­ческого своеобразия культурного пространства, определяющим фак­тором выступает демографический. Плотность населения является показателем степени освоенности местности, ее окультуренности. Характер и тип поселения являют собой очаг определенной культу­ры, нередко становясь символом цивилизации, ее центром (напри­мер, Вавилон, Рим) или ее форпостом (например, казачья станица Российской империи). Если храмовая архитектура символизирует⁷⁴ религиозные представления населения, то организация городского пространства отражает государственную структуру общества щ принципы социальных связей.

Нередко погружение инородца в мир чуждой ему культуры при переезде на новое место (в случае длительной или краткосрочной эмиграции) вызывает ощущение культурного шока. Вот одно из описаний впечатления, произведенного Парижем на русского писа­теля В. Брюсова: «Я понял, что нас — двое: город и я, один — громадный, страшный, всемогущий и беспощадный, другой — малый, бесприютный, слабый, но решившийся на борьбу. "Будьте мудры, как змии", — вспомнилось мне древнее изречение, и я подумал, что прежде всего должно мне смешаться с этим городом, раствориться в нем, стать "как все"... Я упивался зрелищем самого каменного острова этого великого города, уничтожившего землю и небо и создавшего вместо них свой мир из кирпича, гранита, мрамора, стекла, стали, -железа, который казался мне несокрушимым, назначенным жить сотни тысячелетий, стать сверстником человечества, как становят­ся сверстниками два старика, хотя бы их разделяло двадцать или тридцать лет жизни»¹.

Пространственно-временные характеристики жизненного про­странства человека — это культурно-историческая среда. Образно говоря, индивидуальность человека — та «пустота», которая напол­няется культурными смыслами в зрелой жизни в процессе ин-культурации. Благодаря такой «пустоте» человек поглощает куль­турные смыслы, культура необходима ему как единственно мысли­мая среда для полноценной жизнедеятельности, проявления им человеческой сущности. Усвоенное, присутствующее в человеке знание о «среде обитания» трансформируется в «естественную» культурную природу, понимаемую не как изначальная определен­ность, задающая и диктующая индивиду его бытие, а как «знания», заимствованные им из культуры и естественно и свободно суще­ствующие в его душе.

Критерием инкультурированности человека являются его убеж­дения — априорные знания, которым доверяют вследствие их ис­пытанное™ предшествующими поколениями, утвержденные авто­ритетом отцов и дедов. Они почти иррациональны (К. Мангейм называет их бессознательными, непонимаемыми). Убежденность в истинности положения вещей поддерживается их практическим применением, реализацией в повседневности. Именно в контексте повседневности раскрывается смысл культурного уклада, культур­ных символов, через понимание происходит «оживление» культур­но-исторического опыта. Эта информация подобна органической пище, усваивая которую, человек растет, развивается. Ассимилированный опыт позволяет расширять возможности проявления индивидом своих сущностных качеств, трансформировать культурные объекты в процессе активной жизнедеятельности, получать удовлетворение от ощущения «полноты жизни».

Именно «авторитет» культурных символов заставляет человека самостоятельно стабилизировать персональные знания, соотнося, их с реальностью. Убеждения и сомнения являются движущими сила­ми информационного обмена в культуре. Таковыми могут быть ав­торитет Священного Писания (Библии, Торы, Корана), духовного на­ставника, учителя или предка. Восстание, противоборство или дру­гое покушение на этот авторитет не только переживаются как личная драма человека; в самой культуре уже заложено альтернативное начало, разрушающее ее целостность. Цикличность состояний со­мнения — убежденности характеризует культурное развитие взрос­лого человека.

Брюсов В.Я. Повести и рассказы. М., 1983. С. 168—175.

Язык — главный выразитель самобытности культуры — явля ется посредником в процессе инкультурации, цель которого состой ит в понимании чужих смыслов, которые могут быть усвоены, -могут быть отвергнуты. Под влиянием инокультурного давления первую очередь изменяется прежний уклад жизни, заимствуютс новые слова и выражения. Они закрепляются в языке, занимая проч ное положение в лексике в том случае, если новшества были син| тезированы в повседневную практику, нашли отражение в соци, альной трансформации. Наибольшую трудность при соприкоснове' нии с чужой культурой вызывает невозможность овладеть е символическим пространством вследствие незнания ее культурно¹ го кода. Оказавшись в состоянии «культурного вакуума» (ощуще ния глухонемоты), лишившись возможности коммуникации и обме на культурными символами, человек одновременно постигает ми' вещественной и символической культуры. «Отнюдь не само освое ние иностранного языка, но его применение — будь то живое обще* ние с иностранцами или занятия иностранной литературой — опо средует новую позицию "прежним видением мира". Даже полн стью. погружаясь в чуждый нам тип духовности, мы не забывае при этом свое собственное миропонимание и, более того, свое со ственное представление о языке. Скорее другой мир, выступающи нам навстречу, не просто чужд нам, но сам является другим 1 отношению к нам»¹. Познание другой культуры значительно облег' чает адаптивные процессы. Изучение иностранного языка, установ' ление коммуникативных связей расширяют информационный об. мен, предоставляют возможность для более объективного постиже ния иной культуры.

Роль телесной идентификации в социализации и инкультураци остается значимой, однако выполняет разные функции. Персональ: ное отделение от других индивидов в процессе социализации ком4 пенсируется чувством этнической принадлежности через тело —* носитель генофонда. Мировыми религиями отвергается определи! ющее значение фактора национальной принадлежности, на первый план ставится духовное родство, что по праву позволяет помещаТб| религию в центр культуры. Добровольный осознанный выбор че] ловеком своей религиозной принадлежности определяет и его куль турную принадлежность, преодолевая генетическую ограниченность

В примитивных обществах сферы социальной жизни менее ди) ференцированы. Культурная принадлежность определяется член

' Гадамер Г. Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988. С. 511. , . vi .-л ством в социальной структуре. Структурность — система отноше­ний между социальными статусами (жреца или шамана, вождя, ста­рейшин и т.д.) членов клана и между кланами. Эти отношения выражают пространственно-временные представления, т.е. являют­ся ключевыми в определении «картины мира». Вхождение чужака в примитивную социальную структуру (в новый клан, в систему родства) социально-политической антропологией обозначается по­нятием адопции (от англ. adoption — усыновлять, усваивать, при­нимать). Иноземца (пленника) включают в свой линидж (генеоло-гическое родство), клан (родовые отношения) с понижением стату­са. В последующем социальная мобильность осуществляется через соответствующий обряд и жертвоприношения. Таким образом, род­ственные, социальные и политические связи синтезируются и вопло­щаются в культурных символах. Вхождение в систему социальных отношений происходит посредством освоения символов культурно­го пространства и их присвоения, т.е. путем инкультурации.

Процессы инкультурации могут происходить как с отдельными индивидами, так и с целыми группами. Переселение кланов с опре­деленными культурными установками в новую культурную среду видоизменяет отношения внутри клана, разрушая связи либо, наобо­рот, адаптируя их к новым социальным отношениям. Приведем не­сколько исторических примеров инкультурации достаточно боль­ших сообществ.

США — «страна неограниченных возможностей» — в течение двух столетий принимали беженцев и колонизаторов со всего мира. Их влекла возможность строительства нового общества с равными возможностями — своеобразного «рая на земле». Многие религи­озные общины являлись монашескими, придерживались пуритан­ских взглядов (труд и предельно простой быт), стремясь к изоляции от внешнего мира. Не имея репродуктивной функции, такие общины пополнялись исключительно за счет неофитов. Из-за отсутствия мо­лодого поколения они вырождались, исчезая и реформируясь вновь. Иного принципа организации придерживались члены еврейской об­щины. Кибуц отличается от других экспериментов поселения в пер­вую очередь тем, что он первоначально был коммуной по необходи­мости. Необходимость выживания на враждебной пустынной земле вынудила первых поселенцев к солидарности и тяжелому совмест­ному труду. Наиболее высоким адаптационным потенциалом обла­дали также армянская, китайская диаспоры, т.е. диаспоры, основная функция которых — жизнеобеспечение ееё членов.

У немцев и еще в большей степени у русских крестьян всегда были сильны традиции свободного сотрудничества, почти незави­симые от характера государства. Существует известная и хорошо обоснованная точка зрения, что сельская коммуна, самоуправля­ющаяся в том, Что касается ее местных дел, и привыкшая к дискуссии, является широко распространенным институтом в устоявшихся щШ обществах и наследницей автономии, подобной той, которая ранее* существовала в семейной общине. Русские крестьянские общины, также имевшие структуру кровнородственных связей и связанный с ней способ жизнеобеспечения, отличались высокой жизнеустойчиво-стью. Бегство в XVII в. старообрядцев от царя-антихриста дабы «сохранить чистоту веры и обрести спасение в судный день», их общинное расселение за Уралом и в Сибири, в сущности, подготови­ло почву для экспансии Российской империи на восток.

Казачьи поселения (станицы) — пограничные форпосты русско­го самодержавия — принимали двойной вызов: со стороны коче*| вых племен и природных условий. Представляя собой военное по-- ] лумонашеское братство наподобие братства рыцарских орденов или викингов, казачество сумело «подавить» развитостью культуры зем­леделия кочевой способ производства, преобразовав пастбища в крестьянские поля, а стойбища — в деревни. Таким образом, диас­пора (община) как этнокультурная группа, сплоченная кровнород­ственными связями, является основным носителем культурного кода, «геном» культуры, несущим всю необходимую информацию для раз­ворачивания модели социокультурных, политико-экономических от­ношений.

Эмиграцию из России периода 1917—1939 гг. можно считать чистым экспериментом по исследованию процесса инкультурации и социально-культурной адаптации, так как возвращение назад не представлялось возможным. Население русской эмиграции не от-' личалось однородностью, среди эмигрантов были представители крупного капитала, государственные чиновники, интеллигенция, во­енные и выходцы из рабоче-крестьянской среды. Фактической при­чиной их эмиграции являлась правовая незащищенность. В таком же положении русские эмигранты оказались и за рубежом. Обра-; зуя многочисленные диаспоры в Германии, Чехословакии, Болга­рии, Польше, Греции, Югославии, Турции, Китае, они стремились при­влечь внимание европейского общества к своей проблеме. Актив­ную помощь оказывали им институты социокультурной адаптации, созданные самими же эмигрантами при поддержке государствен­ных властей: Русское общество Красного Креста, Всероссийский земский союз, Российский земско-городской комитет помощи граж­данам за границей; в Париже издавались специальные периоди­ческие издания. Культурный и интеллектуальный потенциал эмиг­рации позволял активно адаптироваться в западноевропейской сре­де. Например, в Праге, Берлине, Белграде открывались Русские Народные институты с целью подготовки специалистов для рабо­ты в России, а также внедрения русской культуры в европейское общество. Таким образом, собственная культура русской эмигра­ции была не только «водоразделом» между ней и европейскими пародами, но и «мостом» между ними.

Итак, процессы социализации и инкультурации взаимообуслов­лены и присутствуют на каждой ступени культурно-исторического развития человека. Социализация при этом подчеркивает статус­ное положение человека в общественных отношениях. Инкульту-рация же является процессом освоения символического простран­ства, связанного с этим статусом, и всей организации обществен­ных отношений, ее исторической детерминированности, выраженной в национальной культуре. Первичное культурное пространство, формирующее «картину мира», в дальнейшей жизнедеятельности человека определяет его мировосприятие. Дети любой культурной общности в большей степени похожи друг на друга, чем на своих предков, поэтому, как писал Клакхон, «если ребенок из России ока­жется в Соединенных Штатах, то, став взрослым, он будет действо­вать и думать как американец, а не как русский»¹.

В межкультурных отношениях культурно-этническая принадлеж­ность выступает на первый план, определяет взаимодействие, тогда как социально статусное положение отдаляется на второй план. Внутрикультурные отношения, наоборот, дистанцируются социаль­ной принадлежностью, протекая на фоне культурного единства. Дифференцированность этих процессов от установки «Я среди сво­их» и «Я среди чужих» позволяет провести грань между социализа­цией и инкультурацией человека.

f

Клакхон К. Зеркало для человека. Введение в антропологию. СПб., 1998. С. 230